1919
Валесий даже обвиняет его за эти уклонения от темы — что он «quod non tantam diligentium adhibuit in conquirendis antiquitatis ecclesiasticae monumentis, quam in legendis profanis auctoribus».
Первое издание, с парижской рукописи, Rob. Stephanus, Par., 1544. Валесий в своем полном издании использовал еще две рукописи. Новое издание, которое следует Валесию, появилось в Оксфорде в 1844 г.
Валесий хотел ее издать, но удовлетворился приведением вариаций, потому что книга не содержит ничего нового.
Есть в издании Валесия.
Не путать с Никифором, патриархом Константинополя, который был смещен во время спора об образах и умер в 828 г. Его труды, среди которых есть также краткая Chronographia ab Adamo ad Michaelis et Theophili tempora (828), образуют tom. с. в Migne, Patrologia Graeca.
Первое издание на латинском — John Lange, Basil., 1658; на греческом и латинском — Front. Ducaeus, Par., 1630, 2 vols. Существует только одна копия греческой рукописи Никифора, и, насколько мы знаем, она принадлежит императорской библиотеке Вены.
Его труды изданы Vallarsi, Veron., 1745, vol. i, fol. (незаконченное). «История церкви» несколько раз выходила отдельно и в течение долгого времени, по необходимости, была заменителем Евсевия для Запада.
Ό πατήρ της ορθόδοξίας. Уже Епифаний называет его именно так, Haer. 69, с. 2.
Так рассказывает Руфин, Η. Ε., 1. i, с. 14. Большинство римских историков, Германт, Тиллемон, Батлер и автор Vita Athan, в бенедиктинском издании (tom. i, p. iii), отвергают истинность этого предания, указывая на хронологические нестыковки, а также потому, что считают подобное несовместимым с достоинством святого. Мелер умалчивает об этом моменте.
Верна эта дата, судя по недавно обнаруженным посланиям Афанасия о праздниках, а не «через несколько недель [или, скорее, месяцев] после завершения собора», как до сих пор утверждают издатель английского перевода исторических трактатов Афанасия (Оxford Library of the Fathers, 1843, Preface, p. xxi) и даже Стэнли (l. с, p. 325). Более древняя гипотеза основана на неправильном понимании πέντε μήνες в отрывке из Афанасия, Apol. pro fuga sua, tom. i. P. 1, p. 140, который Феодорит неверно датирует от завершения Никейского собора вместо даты допущения мелетиан обратно в церковное общение (Η. Е., i, 26). Александр умер в 328, а не в 326 г. См. подробности в Larsow, 1. с, р. 26, и §121 выше.
Мнения о годе смерти разнятся, от 371 до 373. Так как он был епископом сорок шесть лет и начал отвечать за епархию в 328 (а не 326, как ранее полагали), он не мог умереть раньше 372 или 373 г.
Юлиан называет его презрительно (Ер. 51) μηδέ ανήρ, άλλ' άνθρωπίσκος ευτελής.
См. евлогию Григория Назианзина.
Это верование у ариан воплотилось в легенде о святом Георгии Каппадокийском, арианском епископе, избранном для противостояния Афанасию и убитом населением Александрии в ходе спора с колдуном Афанасием. Так ариане мстили своему великому сопернику, черня его память. Позже колдун превратился в дракона, которого Георгий победил верхом на коне. По другим источникам, Георгий был мучеником при Диоклетиане.
Историк–рационалист Хенке (Henke, Geschichte der christl. Kirche, 5th ed. 1818, i, p. 212) действительно называет его «высокомерным и твердолобым», «зачинщиком многих ссор и причиной несчастья многих тысяч людей». Но век рационалистического принижения истории, слава Богу, миновал. Совсем другого мнения придерживается Гиббон, который презирает веру Афанасия, но не может не выразить восхищение им самим. В гл. 21 своего знаменитого труда он говорит: «Редко когда мы имеем возможность наблюдать, в активной или творческой жизни, чтобы один ум, неумолимо преследующий одну цель, произвел такое влияние и преодолел столько препятствий. Бессмертное имя Афанасия уже никогда не отделить от католического учения о Троице, защите которого он посвятил каждый момент жизни и все свои способности… Среди бури гонений архиепископ Александрии терпеливо трудился и ревностно вступал в борьбу, не думая о своей безопасности. Хотя его ум и был тронут заразой фанатизма, Афанасий был выше по характеру и способностям, чем выродившиеся сыновья Константина, и больше пригоден для управления великой монархией». Доктор Баур так характеризует Афанасия (Vorlesungen uber die Dogmengeschichte, vol. i, ii, p. 41): «Его талант к теоретическим богословским исследованиям, в которых он умел овладевать, четко и ясно, самой сутью догмы, был так же велик, как и его умение возглавлять партию и вести богословские споры… Преданность, с которой он защищал дело ортодоксии, и важность догмы, которая была темой спора, сделали его имя одним из самых уважаемых в церкви. В современную эпоху его чаще всего обвиняют в любви к богословским спорам, но современные специалисты по истории церкви и вероучения все более и более единодушно соглашаются с тем, что его рвение в защите христианской истины было чисто, а постижение последней — глубоко. О чистоте его характера свидетельствует и то, что его паства в Александрии была нежно привязана к нему до конца». А. Де Брольи (L'église et Vempire romain au IVe siècle, vol. ii, p. 25) находит основную особенность ума Афанасия в «редкой смеси прямоты чувства и тонкости рассуждения. В самом сложном споре от него ничего не ускользало и его ничто не ослепляло. Он замечал все нюансы мысли своего соперника, проникал во все ее изгибы, но никогда не терял из вида основную идею и смысл спора… Сочетая в себе качества двух школ, он спорил как грек и делал четкие выводы как латинянин. Это оригинальное сочетание, подчеркнутое неукротимой твердостью характера, до сих пор составляет несравненную заслугу, которую мы, глядя издали, прекрасно можем оценить в его произведениях». Виллемен считает Афанасия величайшим человеком в период между апостолами и Григорием VII и говорит о нем: «Его жизнь, его борьба, его гений больше способствовали величию христианства, чем все могущество Константина… Афанасий ищет победы, а не мученичества. Глава партии, опытный генерал, который чувствует, что нужен подчиненным, Афанасий рискует только ради успеха, сражается только чтобы победить, иногда удаляется, чтобы вновь появиться в ликовании народного триумфа» (Tableau de l'éloquence chrétienne au IVe siècle, p. 92).
Λόγος ката Ελλήνων (или Contra Gentes), и Перс τής ενανθρωπήσεως του λογού в первом томе, part 1, бенедиктинского издания, pp. 1–97. Последний трактат (De incarnatione Verbi Dei) против неверующих не следует путать с трактатом, написанным намного позже (364), который некоторые считают не принадлежащим перу Афанасия, De incarnations Dei Verbi et contra Arianos, tom. i, pars ii, pp. 871–890.
См. доводы обеих сторон в Opera, tom. ii, p. 1004 sqq.; tom. iii, p. 124 sqq.
Opera, tom. ii (tom. i, pars, ii), pp. 785–866. См. выше, §35.
См. издания: Cureton, Larsow, Angelo Mai.
Особенно Исидор Пелусийский в начале V века в своих посланиях. Григорий Назианзин отзывается о каппадокийцах более благоприятно и хвалится их ортодоксией, которая, впрочем, вполне может сочетаться с упомянутыми выше недостатками, особенно на Востоке.
Согласно Гарньеру; см. его Vita Bas., с. 1, §2. Фабриций ошибочно относит его рождение к 316 г.
О его пребывании в Афинах см. у Тиллемона и Гарньера.
О жизни афинских студентов того времени см. особенно 43–ю проповедь Григория Назианзина (гл. 14 sqq., в старых изданиях двадцатая) и Libanius, De vita sua, p. 13, ed. Reiske.
Ήμιν δε το μέγα πράγμα καί όνομα, Χριστιανούς καί είναι καί ονομάζεσθαι. — Oratio funebris in laudem Basilii M., c. 21 (Opera, ed. Migne, ii, p. 523).
Oratio ad adolescentes, quomodo possint ex gentilium libris fructum capere? — или проще: De legendis libris gentilium (в Garnier ed.. tom. ii, p. i, pp. 243–259). Эта знаменитая проповедь, которая помогла сохранить хоть какое‑то уважение к изучению классических дисциплин в Средние века, несколько раз издавалась отдельно; например, Гуго Гроций (с новым латинским переводом и Prolegomena), 1623; Joh. Potter, 1694; J. H. Majus, 1714; &c.
Bo втором томе его Kosmos, Stuttgart and Tübingen, 1847, p. 27 ff. Гумбольдт справедливо замечает: «Христианское чувство было склонно доказывать величие и благость Творца на основании всеобщего порядка и красоты природы. Такая тенденция, прославлять Бога на основании Его дел, вызывала склонность к описанию природы» (р. 26). Древнейшую и крупнейшую панораму такого рода он находит у апологетического автора Минуция Феликса. Затем он приводит несколько примеров из Василия (к которому, как признается, «давно испытывал особое расположение»), Epist. xiv и Epist. ccxxiii (tom, iii, ed. Gamier), Григория Нисского и Златоуста.
