Наступила ночь, и шум боя в темноте усилился. Поднявшийся ветер доносил до нас вонь чадящих глинобитных хижин и горящих полей, Где-то горели леса, и пламя отражалось темно-красными всполохами от облаков.
У дороги горели, дымя густым черным дымом, машины и танки. Начал моросить дождь. Впервые мы почувствовали этот типичный запах войны в России — смесь запаха гари мокрых соломенных крыш, горящего леса и горящего раскаленного железа танков.
В ходе дальнейшего наступления на огромных лесных просторах, перемежающихся небольшими полями, часто приходилось вести ожесточенные ночные бои. Я на своем «Адлере», окончательно откомандированный для выполнения специальных задач, был привязан к дорогам и не мог миновать очаги сопротивления, так как, кроме и без того труднопроходимого «шоссе», других путей не было, а вокруг него во все стороны простиралось болото. Стоило только в него попасть, и без гусеничного тягача было из него не выбраться.
Наши спешившиеся роты получили задачу продвигаться вперед, а борьбу с оставшимися очагами сопротивления противника предоставить следующим сзади войскам. Но на практике получалось так, что перед обороняющимися населенными пунктами создавались заторы техники. Объезд по лесу или болоту был исключен. Если кто на это решался, то садился на своей машине по самые оси в вонючую болотную жижу.
«Дерьмо проклятое! Может быть, нам нужно уничтожать очаги сопротивления?» Если только одна из машин ломалась, то она сразу преграждала узкий путь другим через болото.
Когда русские трассирующие пули веерами неслись над нашими головами, офицер нашего дивизиона пехотных орудий пробрался вперед, чтобы выяснить обстановку. У него была задача выдвинуться со своими 150-мм орудиями, чтобы участвовать в бою под Опочкой. Мы поднялись с ним на ближайший холм и показали на давно выявленные русские полевые укрепления, откуда велся пулеметный огонь.
— Сейчас мы это легко устроим, — сказал он спокойно, — мальчики, вы со своими непригодными к местности машинами должны съехать в болото. Потом вас оттуда достанут, когда папочка выгонит с насиженного места злыхИванов!
Его мотоциклист помчался вдоль колонны назад, указывая машинам съехать с дороги, и вскоре вернулся с двумя тяжелыми пехотными орудиями. Тягачи быстро выехали на просеку, где был более или менее твердый грунт, а потом сразу же возвратились на дорогу. Послышались короткие команды. Готовые к бою орудия, предназначенные для ведения огня по крутой траектории, подняли свои стволы в ночное небо. Быстро протянули кабель к холму, где расположился наблюдатель. Уже через несколько минут после прибытия офицера СС первый 150-мм снаряд отправился к противнику. Мы с напряжением ждали разрыва. «Бум!» Снаряд лег за целью. Корректировка. «Огонь!»
Когда на востоке забрезжил рассвет, последние огневые точки противника были уничтожены точными попаданиями из тяжелых пехотных орудий. После того как ни одна из пулеметных точек противника вести огонь уже не могла, два гусеничных тягача снова вытащили на проезжую дорогу машины, съехавшие в болото. Еще до того, как полностью рассвело, мы покинули эту негостеприимную местность. Теперь все было как в мирное время, и мы в свете начинающегося дня мчались на север.
Снова мы могли хоть немного уделить внимание окружающему ландшафту. До горизонта тянулись поля ржи, их сменяли леса и болота. Кое-где попадалась уже высокая кукуруза, росшая почти у самой дороги. Маленькие приветливые озера, окаймленные березовыми рощами, приглашали освежиться. Мы быстро срывали с себя обмундирование и бросались в теплую темную воду, чтобы смыть накопившиеся пыль и пот.
Как раз в тот момент, когда я голый вылезал из воды, чтобы снова приступить к своим обязанностям, подъехал Кривоножка, любимый мотоциклист-посыльный нашего ротного, тарахтя своим «дикобразом», 350-м «Триумфом».
— Приятно ли, господин барон, провели ночь? Что пожелаете после приема ванны? Быть может, английский завтрак со скромным прусским кофейным суррогатом?
Понаблюдав немного за купающимися, он вылез из своего прорезиненного плаща, так как солнце уже хорошо припекало.
— Несчастный, ты мирно продремал ночь на мягком мху, в то время как остальная наша славная дивизия истекала кровью из-за того, что ты не подвез боеприпасы к пукалкам! У меня почетная задача снова сопроводить тебя к нашей компании, чтобы ребеночек не заблудился в лесу!
Говоря это, он разделся до кальсон, ни на секунду не снимая стального шлема. Перед отъездом во Францию гадалка нагадала ему, что в будущем ему надо особенно беспокоиться за голову. Если наш Циги и так уже сам по себе был комичным, то его появление в кальсонах и каске вызвало бурю смеха. Прихватив под мышку газету «Фёлькишер беобахтер», он оглядел окрестности и пошел в тень дуба, объявив во всеуслышание, что роттенфюрер Цигенфус желает отложить утреннее яйцо. Вскоре из листвы торчала только его довольная рожа.
Вдруг в воздухе загудело и грохнуло. Во все стороны полетели щепки и сучки от дуба Цигенфуса. От звука подлетающего снаряда мы моментально бросились на землю. А Цигенфус сел прямо в конечный продукт своего обмена веществ. На другой стороне маленького озеpa мы увидели, как упряжка коней поспешно увозит за холм легкое пехотное орудие.
Чтобы обезопасить себя, мы спрятались за холмиком, где нас не могли достать снаряды крупповской пушки, сделанной для русских. Циги оглядывал себя с сожалением. Стальной шлем печально висел на затылке.
— Роттенфюрер Цигенфус, выйти из боя! — с издевкой заметил я. — Мик и Буви больше с тобой и разговаривать не станут, если узнают об этом.
Он кивнул, печально соглашаясь со своей неудачей.
Себеж и Дубровка остались далеко позади. Наш удар был направлен вдоль Великой на север.
В один из дней мы выехали на перекресток сильно разбитого шоссе. Перекресток находился под своеобразным артиллерийским обстрелом. Точно каждые две минуты со свистом прилетал тяжелый «чемодан» и разрывался рядом с перекрестком. За это время через него одна из машин могла между воронок проделать путь вперед. То есть полминуты на то, чтобы подъехать, одна минута, чтобы проехать, и полминуты, чтобы уехать. Все остальное — была игра в «русскую рулетку», это доказывали горящие и разорванные в клочья машины на перекрестке. Слава богу, что русские канониры не изменяли свой план ведения огня. Вот уже несколько часов каждые две минуты тяжелый снаряд бил в старые воронки. Цигенфус проехал уже через перекресток два раза.
Я все ближе подъезжал к перекрестку. Передо мной только три машины. Еще шесть минут до смерти? Я стал искать возможность объехать этот перекресток. Нечего не получится! Болотистый луг и поваленные деревья не давали съехать на другую дорогу.
Еще четыре минуты. Если бы снаряды, приносящиеся с завыванием сюда, не были такими тяжелыми! Машина впереди меня поехала. Нужно ли мне сесть ей на хвост? Я сразу отказался от этой мысли. Если мы помешаем друг другу, то это приведет к гибели нас обоих. Я подчеркнуто хладнокровно дрожащими пальцами сую в рот сигарету «Юно», хотя у меня самого «задница уже ушла в землю». И вот время пришло, путь свободен, газу и вперед!
На полном газу и пониженной передаче я терзал машину, проводя ее по пустынной дороге, несколько раз на кромках воронок погружаясь в грязь по самые оси. Еще до места падения снарядов вдруг глохнет мотор. Запуск! Не заводится! Запуск, запуск! Я проклинаю всех святых и пытаюсь завести мотор снова и снова. Две минуты истекают! Тут подъезжает Циги на своем «Триумфе». Я прыгаю на заднее сиденье, и мы удираем.
«Бабах!» — метрах в пятидесяти перед моим «Адлером» взлетают ошметки земли и дорожного покрытия. Дорога блокирована моей машиной. Кажется, в задней части под машиной оборвался бензопровод. Я его как-то уже ремонтировал на скорую руку куском пластиковой трубки. Сразу после следующего удара я снова прыгаю на мотоцикл Цигенфуса. Быстрее к машине! Сую голову и руки под кузов. Из разорванного бензопровода тонкой струйкой стекает бензин. Дрожащими руками мне удается снова его соединить. Прыгаю в кабину. Заводись, заводись, заводииись! Мотор заурчал, Циги, назад! Уйди с дороги!
И вот я выезжаю на перекресток! Хватит ли времени? Или я снова застряну посреди воронок? Колеса буксуют. Машина медленно движется вперед мимо свежих воронок. Времени хватит? Времени хватит? Господи всемогущий!..
Пока я проехал «на ту сторону», весь взмок. Только теперь я заметил, что ветровое стекло разбито осколками снарядов, машина полна грязи, а рука, порезанная осколками стекла, — вся в крови.
После следующего удара снаряда ко мне опять подскочил Кривоножка. Сколько же раз он сегодня проскакивал через этот проклятый перекресток? Вместе мы допиваем остатки «трехзвездочного».
