В середине 1919 г. в армиях Колчака были созданы осведомительные органы с задачей содействовать «подъему духа» войск и населения, непримиримому отношению к большевикам. По мере военных неудач колчаковские генералы становились все более жестокими. 12 октября 1919 г. генерал К. В. Сахаров (1881–1941), командующий Западной армией, издал приказ, требовавший расстрела каждого десятого заложника или жителя, а в случае массового вооруженного выступления против армии — расстрела всех жителей и сожжения селения дотла[333]. Колчаковские осведомители-пропагандисты преподносили акты репрессий как меры, необходимые для установления «законности и порядка». На деле это было оправдание того же произвола и беззаконности властей, того же, что делали и красные. Режим террора вызывал ответные действия крестьян, становившихся партизанами, дестабилизировал режим.
Воспоминания участников и очевидцев гражданской войны в Сибири свидетельствовали о преступной террористической деятельности многих колчаковских генералов, особенно атаманов Г. М. Семенова и И. М. Калмыкова. Американский генерал В. Грэвс вспоминал: «Солдаты Семенова и Калмыкова, находясь под защитой японских войск, наводняли страну подобно диким животным, убивали и грабили народ, тогда как японцы при желании могли бы в любой момент прекратить эти убийства. Если в то время спрашивали, к чему были все эти жестокие убийства, то обычно получали в ответ, что убитые были большевиками, и такое объяснение, очевидно, всех удовлетворяло. События в Восточной Сибири обычно представлялись в самых мрачных красках и жизнь человеческая там не стоила ни гроша.
В Восточной Сибири совершались ужасные убийства, но совершались они не большевиками, как это обычно думали. Я не ошибусь, если скажу, что в Восточной Сибири на каждого человека, убитого большевиками, приходилось сто человек, убитых антибольшевистскими элементами». Грэвс сомневался в том, чтобы можно было указать за последнее пятидесятилетие какую-либо страну в мире, где убийство могло бы совершаться с такой легкостью и с наименьшей боязнью ответственности, как в Сибири во время правления адмирала Колчака. Заключая свои воспоминания, Грэвс отмечал, что интервенты и белогвардейцы были обречены на поражение, так как «количество большевиков в Сибири ко времени Колчака увеличилось во много раз в сравнении с количеством их к моменту нашего прихода»[334].
В воспоминаниях тех, кто пережил годы гражданской войны, особенно недобрую память оставили отряды разных атаманов, предпочитавших действовать от имени регулярных армий. На Урале, в Сибири и на Дальнем Востоке это были Б. В. Анненков (1890–1927), в конце 1919 г. командующий отдельной семиреченской армией Колчака; А. И. Дутов (1879–1921), командующий оренбургской армией; Г. М. Семенов (1890–1946), в конце 1919 г. — главком всех тыловых войск армии Колчака; и другие, более мелкие атаманы, несмотря на дарованные им Колчаком генеральские звания: И. М. Калмыков (?—1920), И. Н. Красильников(1880—?).
Следственное дело № 37751 против атамана Бориса Анненкова чекисты начали в мае 1926 года. Ему было в то время 36 лет. О себе говорил, что из дворян, окончил Одесский кадетский корпус и Московское Александровское военное училище. Октябрьскую революцию не признал, казачий сотник на фронте, решил не выполнять советского декрета о демобилизации и во главе «партизанского» отряда в 1918-м появился в Омске. В армии Колчака командовал бригадой, стал генерал-майором. После разгрома семиреченской армии с 4 тысячами бойцов ушел в Китай.
В четырехтомном следственном деле, обвиняющем Анненкова и его бывшего начальника штаба Н. А. Денисова, хранятся тысячи показаний разграбленных крестьян, родственников погибших от рук бандитов, действовавших под девизом: «Нам нет никаких запрещений! С нами бог и атаман Анненков, руби направо и налево!»
В обвинительном заключении рассказывалось о множестве фактов бесчинств Анненкова и его банды. В начале сентября 1918 г. крестьяне Славгородского уезда очистили город от стражников сибирских областников. На усмирение были посланы «гусары» Анненкова. 11 сентября в городе началась расправа: в этот день было замучено и убито до 500 человек. Надежды делегатов крестьянского съезда на то, что «никто не посмеет тронуть народных избранников, не оправдались. Всех арестованных делегатов крестьянского съезда (87 человек) Анненков приказал изрубить на площади против народного дома и закопать здесь же в яму». Деревня Черный Дол, где находился штаб восставших, была сожжена дотла. Крестьян, их жен и детей расстреливали, били и вешали на столбах. Молодых девушек из города и ближайших деревень приводили к стоявшему на станции Славгорода поезду Анненкова, насиловали, потом выводили из вагонов и расстреливали. Участник Славгородского крестьянского выступления Блохин свидетельствовал: казнили анненковцы жутко — вырывали глаза, языки, снимали полосы на спине, живых закапывали в землю, привязывали к конским хвостам. В Семипалатинске атаман грозил расстрелять каждого пятого, если ему не выплатят контрибуцию.
Судили Анненкова и Денисова в Семипалатинске, там же по приговору суда и расстреляли 12 августа 1927 г.[335]
Оренбургский казачий атаман Дутов был полковником, участником Первой мировой войны. Он поддержал самарский Комуч. Но его репрессивные приказы не отличались мягкостью. 4 августа 1918 г. он установил смертную казнь за малейшее сопротивление властям и даже за уклонение от воинской службы. 3 апреля 1919 г., уже командуя отдельной оренбургской армией, Дутов приказал решительно расстреливать и брать заложников за малейшую неблагонадежность[336]. Дутов получил от комучевцев чрезвычайные полномочия для наведения «порядка» в крае, еще до прихода к власти Колчака. Он сразу же признал верховное командование адмирала и подчинил ему свое войско, свою волю и исполнение приказов.
Атамана Семенова судили в 1946 г. Он был арестован сотрудниками контрразведки «Смерш» в Мукдене 26 августа 1945 г., когда в город вошли советские войска. На первом же допросе Григорий Семенов заявил, что он казак, 1890 года рождения, есаул в царской и генерал-лейтенант в колчаковской армии, с января 1920 г. — Главнокомандующий вооруженными силами Восточной Сибири, что он всю свою сознательную жизнь был противником советской власти.
Еще осенью 1917 г. он хотел в Петрограде при помощи двух юнкерских училищ арестовать Ленина, руководство Петроградского Совета и обезглавить революционное движение. Он встретился с М. А. Муравьевым, начальником обороны Петрограда, командующим войсками, участвующими в подавлении мятежа Керенского — Краснова, и предложил ему ротой юнкеров занять здание Таврического дворца, арестовать всех членов Совета и немедленно их расстрелять, чтобы поставить гарнизон города перед свершившимся фактом. Но Муравьеву, писал позже Семенов, «не хватило решительности, чтобы сыграть роль российского Бонапарта, к которой он себя безусловно готовил с самого начала революции»[337].
Семенов признавал, что в годы гражданской войны вел беспощадную борьбу против большевиков и всех, кто им сочувствовал. «Я посылал в районы Забайкалья карательные отряды для расправы с населением, поддерживавшим большевиков, и уничтожал партизан», — говорил он. Семенов сообщил о многочисленных случаях расстрелов тех, кто был за Советы. На допросе 13 августа 1945 г. сподвижник Семенова, бывший генерал-майор Л. Ф. Власьевский, говорил: «Белоказачьи формирования атамана Семенова приносили много несчастий населению. Они расстреливали заподозренных в чем-либо лиц, жгли деревни, грабили жителей, которые были замечены в каких-либо действиях или даже нелояльном отношении к войскам Семенова. Особенно отличились в этом дивизии барона Унгерна и генерала Тирбаха, имевшие свои контрразведывательные службы. Но наибольшие зверства все же чинили карательные отряды войсковых старшин Казанова и Фильшина, сотника Чистохина и другие, которые подчинялись штабу Семенова». В одном из писем бывших сибирских партизан, поступивших в адрес суда над Семеновым, отмечалось: «Мы вспоминаем кошмарный разгул белогвардейско-семеновских и интервентских банд, организованные ими читинские, маковеевские, даурские застенки, где погибли от рук этих палачей без суда и следствия тысячи наших лучших людей. Не можем также забыть Татарскую падь, куда привозили целыми эшелонами смертников из числа красногвардейцев и красных партизан, расстреливали их из пулеметов, а случайно оставшихся в живых уничтожали самым зверским способом». Бывшие партизаны требовали от суда самого сурового приговора для Семенова от имени «детей-сирот, отцов, матерей, жен, погибших от рук этих палачей».
На суде Семенов затруднился ответить на вопрос, где, когда и сколько было казнено по его распоряжению людей.
