резерва Зеефиш, лейтенанты резерва Шеер и фон Херман, обер-лейтенант Воттрих, обер-лейтенант Шланге – прекрасно ладили со своими людьми, полностью доверявшими офицерам, с которыми с самого начала войны разделяли и радость, и горе при выполнении весьма трудных и опасных заданий на патрульной службе в Восточной Пруссии и России. Значительную роль в поддержании дисциплины сыграл адъютант полка лейтенант фон Ленте. Он, будучи председателем солдатского совета, почти ежедневно собирал вокруг себя солдат штаба и – насколько это было возможно – эскадроны, чтобы сообщить им о происходящих политических событиях, ответить на их вопросы и выступления, а также неустанно разъяснять, что они были и остаются прежде всего немецкими солдатами. Действуя подобным образом, он предотвращал все попытки натравить личный состав на офицеров. Некоторые выступления в 4-м эскадроне, спровоцированные влиянием соседних частей или же действием алкоголя, тут же были подавлены, после того как командир призвал к порядку и отправил в Инстербург главных подстрекателей, в том числе одного старого вице-вахмистра.
Эскадроны, до сих пор остававшиеся слишком далеко от штаб-квартиры, должны были подтянуться к Молодково, чтобы там поддерживать друг друга в случае нападения противника и в то же время быть готовыми в любой момент выступить маршем. Командир полка допускал, что будет отходить пешим порядком, а не по железной дороге примерно 6 недель, и постоянно докладывал об этом в штаб армий в Киев. Предполагалось, что вскоре после начала революции все германские части между Киевом и Ковелем будут выведены [114], и потому на данном маршруте не следует надеяться на какое-либо содействие немецких военных инстанций. Чтобы несколько поправить положение с довольствием и по возможности сохранить независимость от местного населения, штаб и эскадроны заготовили необходимое количество пропитания для личного состава и лошадей на 14 дней, рассчитывая в дальнейшем на постоянное пополнение этих запасов. Кроме того, офицеры и солдаты по собственной инициативе и на довольно значительные суммы денег, имевшиеся у них в наличии, закупили свиней, чтобы забить и закоптить их, получив, таким образом, достаточный запас мяса на случай возникновения трудностей с продовольствием. Оружие, имевшееся даже в излишнем количестве, а также прочее имущество были погружены на почти 70 повозок при штабе и эскадронах. Продовольствие частично разместили и на телеги, специально реквизированные для этого у населения. Длинная вереница повозок должна была постоянно находиться в боевых порядках, чтобы гарантировать ее от внезапных нападений. Было ясно, что маневренность полка сильно страдает от этого, однако большие обозы, преимущественно из телег, запряженных 4 лошадьми, производили сильное впечатление на местных жителей, что имело вполне ощутимый эффект [115].
Гвардейский конный полк, постоянно затрагиваемый стычками украинцев друг с другом, напротив, оставался вплоть до 27 декабря в зоне ответственности 18-й кавалерийской бригады. Периодически имели место атаки и на немецкие подразделения, однако их удавалось уладить с возвращением украинцами оружия, пленных и лошадей. Крупные налеты, например, на деревню Бобровица, где большая банда поставила в тяжелое положение 4-й эскадрон, были довольно редки. В отместку за это у населения реквизировали продовольствие.
В середине декабря полк был вынужден выделить 117 человек для нового добровольческого отряда, для чего был распущен один из его эскадронов.
На Рождество пришел приказ об отходе в Киев. Он начался 28 декабря. По пути, 29 декабря, полк атаковала банда у деревни Кобычице, потребовавшая сложить оружие. Егеря тут же энергично вмешались в бой, а потому нападавшие сами побросали оружие и вынуждены были спасаться бегством.
В результате этого небольшого боя, в котором полк потерь не понес, а жители деревни лишились 24 человек, еще более укрепилась сплоченность полка, а слава об его успешных действиях, словно пожар, распространилась по Украине так, что после боя у Кобычице егерям об этом рассказывали украинские солдаты. Только один раз пришлось еще иметь дело с «зелеными» казаками.
2 января полк прибыл в Киев, где Гвардейский конный смог оставаться без существенных затруднений.
Между тем штаб 27-го резервного корпуса, очевидно, на основании опыта, полученного восточнопрусскими кавалерийскими полками, и с учетом все еще продолжавшихся транспортных трудностей, решил позволить идти маршем и Гвардейскому конному, и 9-му конно-егерскому полкам. Они должны были составить бригаду под командованием командира Гвардейского конного подполковника графа Йорка и отправиться через Житомир – Новоград-Волынский – Ровно к Голобам, конечной станции магистрали с немецкой колеей, чтобы оттуда проследовать на Родину по железной дороге. Таким способом можно было обойти стороной район крупных беспорядков у Фастова, где как раз в эти дни вел бои 12-й уланский полк, однако данный маршрут приводил под Ровно в местность, которая позднее оказалась не менее опасной.
Егерскому полку пришлось идти от Молодково в Киев, по большей части – по занесенным глубокими снегами дорогам, со всеми вытекающими из этого неприятными последствиями. Поэтому его командир твердо решил в ходе дальнейшего марша из Киева пользоваться ведущей через Житомир – Ровно в Брест-Литовск почтовой трассой. Кроме того, он, следуя настойчивым увещеваниям полкового врача обер-арцта доктора Бодзяна, намеревался совершать максимально долгие переходы, чтобы уменьшить число расквартировок и, как следствие, возможностей для заражения сыпным тифом. Командир Гвардейского конного думал, напротив, о проселках через Бердичев – Казатин и частых дневках. Этому различию во мнениях положил конец штаб корпуса, приказавший проложить маршрут по шоссе, однако не исключал возможности выбрать и проселочные дороги. Полки должны были постоянно быть в готовности оказать друг другу поддержку.
В таком порядке 5 января бригада и выступила, причем полк в меру сил запасся требуемым снаряжением, имуществом и продовольствием.
Из интендантства 27-го резервного корпуса 9-му конно-егерскому полку были предоставлены в распоряжение 2 миллиона рублей (хотя требовали только один миллион), чтобы улаживать спорные вопросы о ценах во время марша. Так как полковой казначей заболел и был отправлен на Родину, этими деньгами пришлось распоряжаться работавшему в кабинете казначея унтер-офицеру-сверхсрочнику Луцкату. Он оплачивал из них покупки продовольствия для эскадрона и совершал другие сделки, а также производил расчет. Положенный надзор за унтер-офицером Луцкатом со стороны кассовой комиссии – командира полка и адъютанта – в течение марша осуществить было невозможно. Когда спустя 6 недель полк вступил в Инстербург, кассу проверили и выяснилось, что из 2 миллионов было потрачено 750 тысяч рублей, и все сходится до последней копеечки; 1250 тысяч рублей были сданы. Командир полка был чрезвычайно обрадован таким результатом и подобной честностью на фоне общего пренебрежения присягой и приказал тут же выплатить унтер-офицеру Луцкату премию из полковой кассы в знак признания его заслуг.
Трудности всего предприятия проявились очень скоро. Наступила оттепель, дороги
