2135
Помимо этого, Иероним перевел несколько посланий Епифания и Феофила Александрийского против сторонников Оригена, которые Валларси включил в собрание посланий Иеронима.
О покойном Иовиниане он говорит (Adv. Vigil., с. 1): «Ille Romanae ecclesicae auctoritate damnatus, inter phasides aves et carnes suillas non tarn emisit spiritum, quam cructavit». Он обещал своему бывшему другу Руфину, слова которого извратил и переиначил в угрозу убить его, подать на него в суд за оскорбление чести, а после его смерти в 410 г. писал, с недостойной радостью (в прологе к комментарию на Иезекииля): «Scorpius inter Enceladum et Porphyrionem Trinacriae humo premitur, et hydra multorum capitum contra nos aliquando sibilare cessavit». На основании полемических произведений Иеронима можно составить самое неблагоприятное впечатление о Руфине. Два аквилейских богослова, Фонтанини и Мария де Рубейс, почувствовали себя обязанными защитить Руфина от несправедливых обвинений. См. Zöckler, l. с, р. 266 f. Августин в послании к Иерониму (Ер. Hieron.у 110, с. 10) называет «magnum et triste miraculum» тот факт, что дружба между Иеронимом и Руфином превратилась в такую вражду, и предлагает им помириться, но напрасно. Однако такую перемену легко объяснить, потому что ненависть — это лишь извращенная любовь. Следует помнить, что и Руфин не щадил Иеронима и обвинял его в нечестивости худшей, чем языческая, когда тот в чрезмерном аскетическом рвении назвал Павлу, мать монахини Евстохии, «тещей Бога» (socrus Dei). См. его Ер. xxii, с. 20, ad Paulam.
См. особенно Dial adv. Pelag., 1. ii, с. 4 (tom. ii, p. 744).
He случайно несколько произведений Пелагия, его комментарий на послания Павла (с некоторыми исправлениями), его Epistola ad Demetriadem de virginitate. его Libellus fidei, обращенный к папе Иннокентию, и Epistola ad Celantiam matronam de rations pie vivendi (вероятно, также написанное им), оказались по иронии истории среди произведений Иеронима, как свойственные ему по духу и цели.
«Difficile inter epulas servatur pudicitia. Nitens cutis sordidum ostendit animum». Так писал он к двум дамам, матери и ее дочери, в Галлии, Ер. 117, с. 6 (tom, i, 786). Святой Антоний, патриарх монахов, и другие святые пустынники были того же мнения, мылись редко и причесывались только раз в год, на Пасху (хотя как раз на Пасху‑то им и следовало быть особенно святыми, то есть, по их понятиям, особенно неряшливыми). Как это непохоже на современный принцип, гласящий, что чистоплотность близка к благочестию! Мы, однако, должны судить об этом католическом аскетическом цинизме с точки зрения древности. Даже Сократ, исходя из принципа, что свобода от потребностей божественна, пренебрегал нижним бельем и обувью и удовлетворялся жалким плащом. Но он не отрицал чистоты и упрекал своего ученика Антисфена, который упорно носил грязный и рваный плащ: «Друг мой, тщеславие сочится через дыры твоего плаща». Человек от природы грязен и ленив. Чистоплотность и трудолюбие — плод дисциплины и цивилизации. В этом отношении Европа ушла вперед Азии, а тевтонская раса — вперед латинской. Итальянцы говорят об англичанах и американцах, что те зря тратят мыло. Использование мыла и бритвы — это проверка на принадлежность к современной цивилизации.
См. также его труд «Против Иовиниана», 1. i, с. 7, 10, 12, 13, 15, 16, 26, 33, etc., и некоторые из его аскетических посланий. Отдельные его высказывания о браке казались оскорбительными даже его друзьям–монахам.
Ер. 52 (i, 254 sqq.), de vita clericorum et monachorum, с. 5.
См. сборник основных доктринальных и моральных сентенций Иеронима в Zöckler, р. 429 ff., 458 ff.
См. разные оценки Иеронима выше, в §41; также в Vallarsi, Opera Hier., tom. xi, 282–300, и в Zöckler, l. с, pp. 465–476. В своей ценной монографии Цоклер (р. ν) говорит: «Иероним — прежде всего оратор и ученый среди отцов церкви. Его жизнь, по сути, никогда не была жизнью монаха или священника — ибо монахом и священником он был лишь иногда, и не была жизнью святого — потому что он вообще не был святым, во всяком случае, не был в понимании Римской церкви. Он от начала и до конца жизни был ученым. Жизнь его была полна литературных трудов и всяких интеллектуальных занятий». Мы добавили бы к этому суждению только два уточнения: Иероним был настолько же монахом, насколько ученым, и оказал необычайное влияние на распространение монашества на Западе; что касается его репутации как святого, то она основана в первую очередь на римской, преувеличенной роли аскетизма, отличающегося по характеру от евангельско–протестантского благочестия.
Августин сам говорит о своей «Исповеди»: «Confessionum mearum libri tredecim et de malis et de bonis meis Deum laudant justum et bonum, atque in eum excitant humanuni intellectum et affectum». Retract., 1. ii, c. 6.
Он умер, согласно хронике его друга и ученика Проспера Аквитанского, 28 августа 430 г. (на третий месяц осады Гиппона вандалами); согласно его биографу Поссидию, он прожил семьдесят шесть лет. День своего рождения называет сам Августин, De vita beata, §6 (tom. i, 800): «Idibus Novembris mihi natalis dies erat».
Он принял крещение незадолго до смерти.
Conf. i, 1: «Fecisti nos ad Te. et inquietum est cor nostrum, donee requiescat in Te». Во всех своих блужданиях, о которых мы вряд ли узнали бы, если бы он сам добровольно не признался, он никогда не совершал ничего подлого, но оставался, как Павел в своем иудейском фанатизме, человеком с благородным умом и достойным уважения характером, с пылкой любовью к истине и благу.
Подробности о жизни Августина см. в моем вышеупомянутом труде и других монографиях. См. также ценные замечания доктора Баура в его посмертно изданных Lectures on Doctrine‑History (1866), vol. i. Part ii, p. 26 ff. Он сравнивает формирование характера Августина с течением христианства от начала до его времени и проводит параллель между Августином и Оригеном.
Conf., ix, с. 8: «Quae те parturivit et carne ut in hanc temporalem, et corde, ut in aeternam lucem nascerer». L. v, 9: «Non enim satis eloquor, quid erga me habebat animi, et quanto majore sollicitudine me parturiebat spiritu, quam came pepererat».
Conf., 1. ix, с. 11: «Tantum illud uos rogo, ut ad Domini altare memineritis mei, ubi fueritis». Судя по этим словам, уже существовал обычай молиться об усопших, хотя это была скорее благодарность за проявленную к ним Божью милость, чем более поздняя форма ходатайства за них. См. выше, §84.
Жители Гиппона до сих пор почитают Августина как «великого христианина» (Руми Кебир). Гиббон (ch. xxxiii, ad Ann. 430) так описывает это место, ставшее известным благодаря Августину: «Морская колония Гиппон, примерно в двух сотнях миль (322 км) к западу от Карфагена, получила эпитет Региус как резиденция нумидийских царей; что‑то от прежней торговли и населенности до сих пор остается и в современном городе, известном Европе под искаженным именем Бона». См. подстрочное примечание о Боне далее, через пару страниц.
Он упоминает сестру, «soror mea, sancta proposita» [monasterii], не называя имени, Epist. 211, п. 4 (ed. Bened.), alias Ер. 109. У него также был брат по имени Навигий.
На его столе были выгравированы строки:
Quisquis amat dictis absentum rodere vitam,
Hanc mensam vetitam noverit esse sibi.
Поссидий говорит в своей Vita Aug.: «Caeterum episcopatu suscepto multo instantius ac ferventius majore auctoritate, non in una tantum regione, sed ubicunque rogatus verisset verbum salutis alacriter ac suaviter, pullulante atque crescente Domini ecclesia, praedicavit».
Поссидий, с. 28, ярко описывает жестокости вандалов, которые вошли в поговорку. См. также Gibbon, ch. xxxiii.
Я свободно соединяю здесь несколько фрагментов.
{Ин. 17:24.}
«Ad perennis vitae fontem mens sativit arida».
Cm. Daniel: Thesaurus hymnol., i, p. 116 sqq., iv, p. 203 sq., и §116, выше, примечание.
Поссидий говорит, Vita, с. 31: «Testamenturn nullum fecit, quia unde faceret, pauper Dei non habuit. Ecclesiae bibliothecam omnesque codices diligenter posteris custodiendos semper jubebat».
Жители бежали морем. Похоже, после Августина в Гиппоне больше не было епископа. В VII веке древний город был совершенно разрушен арабами, но за две мили от него, практически над его руинами, была возведена Бона. См. Tillemont, xiii, 945, и Gibbon, xxxiii. Гиббон говорит, что Бону «в XVI веке населяло около трехсот семейств трудолюбивых, но непокорных ремесленников. Прилегающая территория славится чистым воздухом, плодородной почвой и обилием изысканных плодов». После завоевания французами Алжира Бона была перестроена в 1832 г. и постепенно приобретает французский облик. Это теперь один из красивейших городов Алжира, главный в провинции Константин, там есть общественный сад, несколько школ, довольно развитая торговля, население составляет более 10.000 французов, мавров и иудеев, подавляющее большинство которых приехало извне. Недавно мощи святого Августина были перемещены из Павии в Бону. См. послания аббата Сибура sur la translation de la relique de saint Augustin de Pavie a Hippone в Poujoulat, Histoire de saint Augustin, tom. i, p. 413 sqq.
