Наутро, во время ранней мессы, я вновь почувствовал себя счастливым: в храм пришла Маргет, и печаль моя улетучилась при одном взгляде на нее. Но лишь на время! Она меня не заметила, а я и не надеялся на такое счастье и потому не опечалился; я был доволен уже тем, что гляжу на нее, дышу одним с ней воздухом, восхищаюсь всем, что она делает, всем, чего не делает, и радуюсь своей привилегии; потом я заметил, что она то и дело оборачивается, словно ненароком, и смотрит через левое плечо; тогда и я обернулся - что там такого интересного? И, конечно, обнаружил, что ее привлекало, - Эмиль Шварц. Я и раньше испытывал к нему неприязнь, но теперь ощутил лютую ненависть и до конца службы смотрел то на него, то на Маргет.
Когда служба закончилась, я, выйдя из храма, стал невидимкой, намереваясь последовать за Маргет и возобновить ухаживания. Но она не появлялась. Вышли все, кроме этой парочки. Через некоторое время Маргет выглянула наружу, посмотрела по сторонам - все ли разошлись, обернувшись, кивнула головой и поспешно покинула церковь. Я огорчился: это означало, что ухаживания возобновит мой двойник. Потом появился Шварц, и я последовал за ним - все вверх и вверх по узкой, тускло освещенной лестнице, которой пользовались крайне редко; она вела в роскошные апартаменты покойного мага в южной башне замка. Шварц вошел и тотчас прикрыл за собой дверь, но я, не дожидаясь приглашения, проник в комнату сквозь тяжелые деревянные створки двери и замер, выжидая. В другом конце комнаты пылал огромный камин, и возле него сидела Маргет. Она поспешила навстречу гнусной нежити, кинулась в его объятия и поцеловала его, а он - ее; потом снова - она, снова он и так далее и так далее, и мне стало тошно от этого зрелища. Но я терпел, я решил узнать все до мельчайших подробностей, выпить горькую чашу до дна. Тем временем они - рука об руку - подошли к кушетке, уселись, тесно прижавшись друг к другу, и все началось сначала - они поцеловались - раз, другой, третий - ничего отвратительнее я в своей жизни не наблюдал. А Шварц своими нечестивыми пальцами приподнял ее прелестное личико за подбородок - я бы никогда не отважился осквернить свою святыню, - заглянул в лучистые глаза Маргет, мои по праву, и лукаво сказал:
- Ах ты, маленькая предательница.
- Предательница? Я? Почему, Эмиль?
- Ты не сдержала свое слово вчера вечером.
- Ошибаешься, Эмиль, сдержала.
- Кто угодно, но не ты! Ну, скажи, что мы делали? Куда ходили? И за дукат не вспомнишь!
Лицо Маргет выразило удивление, потом замешательство, потом - испуг.
- Странно, - молвила она, - очень странно... необъяснимо. Мне кажется, я позабыла все на свете. Но помню наверняка - я вышла из комнаты и бродила где-то почти до полуночи; я знаю это, потому что мать корила меня и дознавалась, почему меня так долго не было. Мать очень тревожилась, а я ужасно трусила, как бы она не догадалась. А что было до этого - совершенно вылетело из головы. Ну не странно ли?
Тут Дьявол Шварц весело рассмеялся и пообещал разгадать загадку за один поцелуй. И он рассказал Маргет, как встретил ее; она брела, будто во сне, и мечтала о нем; как он обрадовался, увидев, что она целует воздух, воображая, что целует его. Оба посмеялись над этим забавным случаем, выбросили его из головы и снова принялись осыпать друг друга ласками, нежными словечками и вовсе позабыли о происшествии.
Они разглагольствовали о "счастливом дне" - слова эти жгли меня, как раскаленные уголья! Осталось лишь уговорить мать и дядю, они, конечно, согласятся. И парочка размечталась о будущем - влюбленные строили его из солнечного света, радуг и веселья; они так упивались своими золотыми мечтами, что вовсе захмелели от счастья: слова уже не могли выразить предвкушение блаженства и замирали на губах, уступая место истинно богатому языку любви, молчаливому общению душ - вздымающаяся грудь, глубокий вздох, долгое объятие, голова на плече у возлюбленного, затуманенные негой глаза, нескончаемый поцелуй...
И тогда я утратил всякое самообладание! Проплыв по воздуху, я окутал их, будто невидимое облако! В мгновение ока Маргет превратилась в Лисбет: она вскочила, воспламененная божественной страстью ко мне; я отступал все дальше и дальше, и она послушно следовала за мной; но вот я остановился, и она, задыхаясь, упала ко мне в объятия, прошептав:
- О, мой единственный, кумир мой, как тягостно тянулось время ожидания, умоляю, не оставляй меня одну!
Двойник поднялся очень удивленный, вытаращился на Маргет с дурацким видом, задвигал беззвучно губами, тщетно пытаясь что-то сказать. Вдруг его осенило, и он направился к девушке со словами:
- Опять сонохождение - однако как это быстро на нее находит!.. И как она удерживается в такой наклонной позе и не падает?
Двойник подошел к нам, продел сквозь меня руки и обнял Маргет.
- Проснись, дорогая, - заклинал он ее с нежностью, - стряхни с себя сон, невыносимо видеть тебя такой.
Лисбет высвободилась из его рук и бросила на него взгляд, полный удивления и оскорбленного достоинства, сопроводив его возмущенным:
- Вы забываетесь, господин Шварц!
С минуту змей не верил своим ушам, потом опомнился и сказал:
- О, приди в себя, дорогая, мне мучительно видеть тебя в таком состоянии. А не можешь проснуться, поди приляг на диван, усни настоящим сном; а я буду твоим любящим стражем, моя дорогая, и уберегу тебя от чужих глаз. Пойдем, Маргет, прошу тебя!
- Маргет? - глаза Лисбет вспыхнули от гнева. - Какая Маргет, скажите на милость? За кого вы меня принимаете? И почему позволяете себе такую фамильярность? - Лисбет немного смягчилась, заметив его жалкую растерянность и горестное недоумение, и добавила: - Я всегда проявляла к вам учтивость, господин Шварц, и это очень недобро с вашей стороны - оскорблять меня столь бессмысленным образом.
Несчастный, страшно сконфузившись, не знал, что ответить, и выпалил:
- О, мое бедное дитя, стряхни сон, приди в себя, моя милая, давай снова погрузимся всей душой в мечты о счастливом дне нашей свадьбы...
Это было уже слишком. Она возмущенно прервала его фразу, даже не выслушав, что он хотел сказать.
- Убирайтесь прочь! - приказала Лисбет. - У вас помутился разум, вы пьяны. Убирайтесь немедленно! Вы мне отвратительны!
Двойник со смиренным видом направился к двери и, вытирая глаза платком, пробормотал:
- Несчастное дитя! У меня сердце разрывается, как погляжу на нее.
Милая Лисбет, она была еще девчонкой - то солнце, то дождь, то решительность и отвага, то слезы. Вот и сейчас она прижалась к моей груди и, всхлипывая, умоляла:
- Люби меня, мой дорогой, дай мир моей душе, залечи мои раны, помоги забыть, как оскорбил меня этот странный человек!
И в последующие полчаса мы досконально, во всех подробностях воспроизвели ту же сцену на кушетке - поцелуи, мечты о будущем, - и я не мог выразить свое счастье в словах. Но была в этих сценах и существенная разница - Маргет думала о том, как успокоить и уговорить мать; для Элизабет фон Арним не существовало никаких препон: если у нее и были родственники в этом мире, она о них не знала; Лисбет была свободна и могла выйти замуж по своему разумению, когда пожелает. Со свойственной ей восхитительной наивностью Лисбет рассудила, что это событие может свершиться сегодня и даже сейчас. Не будь я духом, у меня бы перехватило дыхание от неожиданности. Ее слова, точно нежный ветерок, привели в трепет все мое существо. Я на мгновение смешался. Разве это честно, благородно, разве это не предательство с моей стороны - позволить юной доверчивой девушке выйти замуж за призрак, невидимый элемент атмосферы? Я горел желанием жениться на Лисбет, но честно ли оно? Пожалуй, расскажу ей свою историю, пусть решает сама. Ах... а вдруг она примет неправильное решение?
Нет, я не отважусь, я не рискну. Я должен думать, думать, думать. Я должен найти законную справедливую причину жениться на Лисбет, не открывая ей своей тайны. Все мы так устроены - когда нам чего-нибудь хочется, мы ищем законные и справедливые причины, чтоб осуществить свой замысел, мы называем их так красиво, чтоб успокоить свою совесть, а в душе прекрасно сознаем, что ищем лишь благовидный предлог.
Я нашел то, что искал, и упорно притворялся перед собой, что это единственно возможное решение проблемы. Сорок четвертый - мой друг, если я его попрошу, он конечно же вернет двойника в мое существо и заключит его там навеки. Таким образом, Шварц не будет мне мешать, и Будничная Суть моей жены утратит к нему всякий интерес, а потом и разлюбит. Все это вполне вероятно. А потом я, Август Фельднер, стану почаще попадаться на глаза Маргет, проявляя должный такт и искусство обольщения, и кто знает, может быть со временем... да это яснее ясного! В самом недалеком будущем настанет час - я и не мыслю себе иначе, - когда мой дух больше не покинет тело; тогда они обе - Лисбет и Маргет - овдовеют и в поисках утешения и нежной дружбы уступят мольбам бедного, ничем не примечательного Августа Фельднера и выйдут за него замуж. Идея - безошибочная, верная, идеальная. Она привела меня в неописуемый восторг. Лисбет прочла его на моем лице и воскликнула:
