Разделение года на две половины, начинающиеся 1 мая и 1 ноября, представляет интерес с той точки зрения, что оно никоим образом не связано с главными событиями солнечного календаря, т. е. с солнцестояниями и равноденствиями. Оно не соответствует и обычным разделениям сельскохозяйственного года, временам сева и жатвы, но скорее, как замечает сэр Джеймс Фрезер, оно сопоставимо с образом жизни пастуших племен и вызвано необходимостью перегонять стада с летних пастбищ и обратно. Сходное распределение времен года отмечается и в Центральной Европе, так что вполне очевидно, что в данном случае мы имеем дело с древней кельтской системой измерения времени. Кроме того, как мы увидим далее, весьма важным следствием всех этих свидетельств является то, что друиды были служителями этого культа в отдаленных уголках кельтского мира.
Естественно, наряду с Бельтаном и Самайном, как в целом и во всей Европе, у кельтов справлялся праздник, совпадающий с главным событием солнечного года, летним солнцестоянием, Ивановым днем. Однако здесь перед нами почти что универсальная стадия в культурном развитии, свойственная множеству различных народов, перешедших к земледелию, ибо летнее солнцестояние праздновалось не только по всей Европе, но и в отдаленных частях света, например у инков Перу или у индейцев зуньи в Нью-Мексико[164]. Поэтому вряд ли можно было бы ожидать, что кельты на всем протяжении своей истории будут отличаться в этом отношении от своих континентальных соседей, а свидетельства о проведении праздника летнего солнцестояния, судя по тому, что их не так много по сравнению с пережитками Бельтана и Самайна, никоим образом не умаляют значения, которое кельты придавали этим главным событиям в своем календаре. Разумно будет предположить, что переход к земледельческим занятиям, последовавший за периодом широкомасштабных кельтских переселений, служит достаточным объяснением появления летнего солнцестояния в череде ежегодных кельтских праздников.
4. Организация
Мы располагаем некоторым количеством сведений об организации друидического сословия, и тем не менее составить более или менее четкое представление об ее первоначальном состоянии совсем непросто. По словам источников, в Галлии единым и самовластным главой сословия был верховный друид, а это сообщение, в свою очередь, позволяет предположить, что кельты обладали гораздо более развитым национальным самосознанием, чем можно было бы подумать, судя по другим свидетельствам. У нас нет оснований сомневаться в этом утверждении Цезаря, так как далее он описывает способ избрания верховного друида, и, кроме того, вполне очевидно, что существование верховного руководителя вполне вписывается в картину такой организации, способной проводить ежегодные общенародные собрания, какой была организация друидов. На самом деле в этом можно видеть дополнительное доказательство тех достижений, которые, как мы уже говорили, дают им наибольшее право на наше уважение, а именно способности контролировать и систематизировать свое поведение.
Впрочем, мы не находим подтверждений того, что подобная организация друидов существовала в Ирландии, так как, судя по всему, они не предпринимали никаких совместных или согласованных действий и ни один друид по своему положению не стоял выше другого. Однако, задаваясь вопросами о статусе ирландских друидов, мы должны всегда помнить, что наши сведения об ирландском друидизме относятся главным образом ко времени его упадка и распада, последовавшего за пришествием христианства. Если мы вспомним, что в Ирландии совершенно точно проводились важные собрания[165], которые созывались через определенные промежутки времени и на которых присутствовали представители самых отдаленных частей страны, то станет очевидно, что мы не можем безоговорочно отказывать ирландскому друидизму в той степени сплоченности, которую мы можем наблюдать в Галлии. Более того, один раз мы находим упоминание о «главном поэте гэлов»[166], так что нельзя не учитывать возможности того, что прежде у ирландцев также был свой верховный друид.
По свидетельству Помпония Мелы и по сведениям о жизни друида Дивитиака мы можем заключить, что в Галлии друидическое сословие пополнялось по большей части знатными кельтами и что членам организации не запрещалось ни владеть богатствами, ни жениться, ни вести политическую деятельность. Правда, они были освобождены от воинской службы, но это не означает, что им запрещалось сопровождать войска или начальствовать над ними или даже участвовать в самих военных действиях, и, как нам известно, храбрость в битве составляла одну из главных целей их учения. Хотя в нашем распоряжении не так много сведений об ирландских друидах, по-видимому, все вышесказанное в равной мере относится и к ним. Они также очевидно сражались[167] и женились, так что в общих принципах поведения между галльскими и ирландскими друидами нельзя провести четкого разграничения, а учитывая все то, что мы говорили о вере, поведении и организации, мы, по всей видимости, имеем полное право сказать, что у нас нет оснований оспаривать тождественность друидизма в Галлии и Ирландии.
В дополнение к проведению жертвоприношений и отправлению правосудия галльские друиды также выполняли роль прорицателей и поэтов; иными словами, они занимались наукой прорицания и составляли эпические сказания и заклинания. Все это мы узнаем у Цезаря, и кажется очевидным, что люди, специально занимавшиеся этими вторичными функциями и называвшиеся поздними писателями ватами (vates) или бардами, были членами общей организации друидов. Весьма вероятно, несмотря на свидетельства Диодора, Страбона и Тимагена, эти названия вначале были синонимами и относились к одной и той же категории, друидам, жреческие и политические функции которых понизились до обязанностей прорицателей и сочинителей стихов; ибо врожденный талант неизбежно приводил человека к занятиям этими родами деятельности, и более вероятным выглядит предположение, что прорицатели и поэты выделились в отдельный класс из общежреческой организации, чем то, что они являлись дополнительным и особым подразделением, не входящим в жреческое сословие. Несомненно, по мере ослабления политической и религиозной власти друидов, совершившегося очень быстро, вторичные функции могли приобрести все возрастающее значение; и в этой связи вполне понятна попытка авторов, писавших после Цезаря, выделить друидов, отличавшихся даром прорицания или стихосложения, в отдельное сословие, лишь опосредованно связанное с религиозной жизнью местного населения. Однако правда заключается в том, что, какие бы разграничения ни вызывала смена эпох, античные писатели не могли их полностью осознать, и на сегодняшний день практически бесполезно пытаться восстановить ход событий, так как из цитированных нами отрывков видно, что функции друидов, прорицателей и бардов переплетены и смешаны друг с другом[168]. Таким образом, если Цезарь полагает, что все эти функции исполняли именно друиды, Страбон разграничивает три категории — друидов, прорицателей и бардов, — но в то же время признает, что и друиды, и прорицатели изучали природу; более того, он добавляет, что друиды проводили жертвоприношения, в то время как, по словам Диодора, это входило в число обязанностей прорицателей. Согласно Цицерону, Дивитиак был одновременно и друидом, и прорицателем, а Тацит также наделяет друидов прорицательскими функциями. Лукан лишь мельком упоминает бардов и друидов, но обращаясь к бардам[169], он использует слово vates, которое эквивалентно тому названию, которым Страбон обозначает прорицателей, и может означать прорицателя точно так же, как и барда. Наконец, мы видим, что Плиний совершенно игнорирует бардов, осуждая друидов как сборище волшебников и знахарей.
Однако если из-за смешения рангов и их функций мы не в состоянии вывести картину первоначальной и упорядоченной организации, мы, по крайней мере, можем сказать, что ее существование подтверждает предположение, согласно которому три категории лиц, перечисленные в античных источниках о друидизме, представляют одну единую корпорацию. Можно также высказать вполне правдоподобную гипотезу о том, что из последующего крушения друидизма барды могли вынести уважение к их способностям запечатлеть доблести кельтских народов, а прорицатели также весьма вероятно могли выжить в безвестности как тайные знатоки местного колдовства.
Впрочем, наше утверждение, согласно которому барды и прорицатели были друидами, следует до некоторой степени скорректировать, указав на то, что, вероятно, у кельтов были «светские, мирские» барды, не причастные к друидическому сословию. По-видимому, это подтверждается свидетельством Посидония, который пишет о профессиональных поэтах, состоящих на службе у кельтских князей и сопровождающих войска во время военных действий[170], а также о поэте, награжденном за свое красноречие мешком золота, который бросил ему один из кельтских вождей[171]. В дополнение к этому в «Римской истории» у Аппиана[172] мы находим рассказ об одном музыканте, который сопровождал посланца, чтобы воспеть доблесть своего народа перед римлянами; и во всех этих случаях подразумевается, что лица, о которых идет речь, были людьми низкого ранга, служившие знатным покровителям, и что они не были облечены достоинством жреческого сана. Очевидно, что существование мирских бардов подобного рода не должно вызывать удивления, так как оно должно было стать почти что неизбежным следствием избытка у кельтов поэтического таланта, и это не может заставить нас пересмотреть наши выводы относительно бардов, описанных Страбоном и другими античными писателями; ведь мы далеки от мысли, что друиды либо сами изобрели искусство стихосложения и декламации, либо монополизировали его.
