Ознакомительная версия.
Все затруднение состояло в том, чтобы отделаться от жены Голицына, на что этот князь не мог решиться, будучи от природы человеком благородным. К тому же он взял за ней большие богатства и имел от нее детей, которых он любил более, нежели детей, прижитых с царевной[237], которую он любил лишь как виновницу своего величия. Но благодаря женской изобретательности она так искусно повела дело, что убедила его уговорить жену сделаться монахиней. Вследствие этого, согласно религии москвитян, муж, выставив на вид силу своего темперамента, не дозволяющего ему оставаться вне брака, мог получить от патриарха разрешение снова жениться. Когда эта добрая женщина выразила свое согласие[238], царевна не сомневалась более в успехе своих замыслов.
Затруднение состояло лишь в том, чтобы заставить Голицына одобрить убиение обоих царей, что она окончательно решила, видя лишь в этом возможность удержать власть за собой, своим будущим мужем и детьми. Но князь этот, более тонкий политик, нежели влюбленный, представил ей весь ужас этого замысла, убеждая ее, что исполнение его несомненно навлечет на них гнев и ненависть всех и каждого. Эта ненависть, хотя и скрытая, может в один прекрасный день вспыхнуть и дать возможность и случай кому-нибудь из недовольных, под предлогом мщения за смерть царей, предпринять восстание, подобно Хованскому, который воспользовался подобным же предлогом, чтобы завладеть престолом. Последнее легко и могло случиться, если бы она не приняла надлежащих мер.
Голицын предложил Софии путь более разумный и, очевидно, более верный, состоявший в том, чтобы женить царя Иоанна и, ввиду его бессилия[239], подыскать его жене любовника, на что последняя согласилась бы для блага государства, с целью дать ему наследников[240].
Когда потом у Иоанна родится сын, царь Пётр естественно лишится всех своих друзей и приверженцев; царевна сочетается браком с Голицыным, а чтобы сделать их брак еще более приятным для всего света, в патриархи изберут Сильверста, инока греческой религии, но по рождению поляка[241], который немедленно предложит посольство в Рим для соединения церкви латинской с греческой, что, если бы совершилось, доставило бы царевне всеобщее одобрение и уважение[242].
Тогда царя Петра можно будет принудить постричься или, если это не удастся, то можно будет избавиться от него способом еще более верным и не столь ненавистным, как предлагаемый Софией. Когда это исполнится, надо будет повести дело так, чтобы Иоанн открыто признал дурное поведение своей жены, объявив, что не он отец ее детей. Доказательства на все это отыскать будет легко ввиду мер, которые они приняли для того, чтобы она имела детей. Затем последует развод[243], и после заключения царицы в монастырь царь женится вторично, но детей у него, разумеется, уже не будет. Таким безвредным средством они, без опасения наказания свыше, будут править государством во все время жизни Иоанна, а по кончине его сделаются наследниками, по причине пресечения мужского рода в царском семействе.
Царевна, усматривая в этом плане выгоду для себя, весьма охотно одобряла все эти предположения и предоставила Голицыну исполнить их. Ей и в голову не приходило, что у Голицына были свои дальнейшие замыслы, что, надеясь пережить Софию, он не сомневался в том, что после совершенного им присоединения москвитян к римской церкви, папа назначит его законного сына наследником престола вместо тех детей, которых он прижил с царевной[244].
Голицын начал женитьбой Иоанна, и так как цари московские никогда не сочетаются браком с иностранными принцессами, то приказано было представить ко двору всех красивых русских девушек. Здесь осматривают их обыкновенно мать, сестры и родственницы царя, с лекарями и хирургами, выбирая ту, которая им более всего нравится. Выбрать девушку, которая была бы наиболее удобна для их намерений, оказалось не трудно[245].
По вступлении ее в супружество с Иоанном ей был дан в любовники один итальянский хирург, от которого она вскоре и родила[246]. Но, к несчастью, ребенок оказался женского пола, и, таким образом, оставалось только выжидать лучшего[247].
Между тем приверженцы Петра, узнав о кознях царевны, составили противоположный заговор, но, находя себя бессильными привести его в исполнение, они склонили на свою сторону другого князя Голицына, Бориса, двоюродного брата любимца Софии, которого этот последний презирал за страсть к пьянству, так как его род не принадлежит, подобно другим, к рабским.
Этот Голицын, по проискам этой партии, и сделался любимцем царя Петра[248]. Затем, под видом оказания особенной чести, великого Голицына принудили принять на себя начальство над войсками во втором Крымском походе. В отсутствие его выбрана была Петру невеста, и он женился, несмотря на несогласие царевны[249]. Такой смелый поступок усилил партию царя Петра, и все молодые царедворцы, отцы которых всегда были на стороне Софии, перешли к нему.
Голицын, по возвращении своем, видя все свои замыслы разрушенными супружеством младшего царя и беременностью его супруги, согласился наконец отделаться от него. Но предприятие это не удалось, как мы уже рассказали в статье о 1687 годе. Голицын стал помышлять о бегстве и исполнил бы свое намерение, если бы Софья не воспротивилась этому, уверяя, что никто не осмелится посягнуть на ее власть. Он все-таки хотел послать своего старшего сына в посольстве в Польшу с меньшим сыном, внуком и всеми богатствами[250], потом отправиться самому, если заговор не будет иметь ожидаемого успеха, в надежде снискать покровительство польского короля обещанием набрать войско в его королевстве и, соединившись с казаками и татарами, достигнуть силой того, чего он не мог добиться посредством своей политики. Этот план мог бы осуществиться ввиду того, что в стране имелось много его приверженцев[251].
Но царевна, не желая терять его из виду, замедлила бегство[252] своего любимца до последнего дня, когда удаление его было уже неотвратимо. Но все же он мог и тогда еще спастись бегством, так как имел все государственные печати в своих руках и так как от Москвы до ближайшего польского города всего только сорок немецких миль. Я уверен, что он и убежал бы тогда, как предполагал прежде, но видя, что неистовство и опрометчивость Софии воспрепятствовали исполнению его замысла, он предпочел претерпеть все удары судьбы и даже казнь, нежели подвергнуть свое семейство всем оскорблениям, какие могла выдумать злость его врагов, и увидеть себя после такого высокого положения несчастным беглецом, без денег и имения на чужой стороне.
НЫНЕШНЕЕ СОСТОЯНИЕ МОСКОВИИ
После того как Голицын отправился на место своей ссылки, Нарышкин, дед царя Петра по матери, видел только одно препятствие занять место князя[253] — в лице младшего Голицына, любимца царского, которого тем труднее ему было низвергнуть, что он сам (Нарышкин) был причиной его возвышения[254]. Но так как Пётр и любимец его были весьма неопытны, то старому дипломату[255] нетрудно было внушить своему внуку подозрение к этому любимцу, указывая на его постоянные просьбы сохранить жизнь двоюродному брату и обвиняя его вследствие этого в соучастии в замыслах великого Голицына.
Но царь, напротив, объяснял в ответ на это, как трудно ему подозревать верность человека, который три раза спас ему жизнь. Тогда Нарышкин явился к царю, сопровождаемый дочерью и сыновьями, и все они со слезами на глазах заявили, что если он не соглашается отставить теперь одного Голицына, своего любимца, то гораздо целесообразнее было бы призвать другого, великого Голицына. Человек, более царя Петра опытный, не поколебался бы такими словами, но царь весьма смутился и обещал сослать любимца своего на всю жизнь в его деревни.
Услышав о том, Голицын тотчас же уехал, не дожидаясь царского приказа. Едва сказали царю об его удалении, как он начал посылать к нему курьера за курьером, спрашивая о причине его бегства. На это он отвечал только, что если его прежнее поведение не могло убедить царя в его верности, то он после этого не желает никогда более являться ко двору. Царь был так тронут его ответом, что послал двух бояр приветствовать его от своего имени и через несколько дней после этого, сгорая нетерпением видеть его, послал к нему еще двух, чтобы просить его возвратиться, что тот тотчас же и исполнил.
Царь, встретив его тысячекратными лобзаниями, оказал ему этим такую почесть, что она испугала Нарышкиных и их партию и заставила их решиться искать дружбы царского любимца, который в течение нескольких дней представлял из себя важное лицо, рассыпая милости своим друзьям. Но затем этот князь, не имея ни одного из дарований своего мудрого родственника, начал подражать ему и низвергать знатных людей, раздавая места подобным себе пьяницам[256].
Ознакомительная версия.
