У нас было несколько фильмов, которые могли украсить любой фестиваль того времени, например "Застава Ильича" Марлена Хуциева. Но этот фильм был объявлен идеологически порочным и не был допущен на экраны. В стране начиналась очередная идеологическая чистка. Председателем Госкино был назначен Алексей Владимирович Романов, человек представительный и неглупый, но, да простит меня Бог, совершенно глухой к искусству кино. До этого он был журналистом, отличался верностью идеологическим догмам и поэтому преуспевал. Он решил поднять уровень кинематографа на высоту идеологических задач, которым служил всю свою жизнь. Для конкурса он выбрал наш фильм ленинградского режиссера В. Комиссаржевского "Знакомьтесь, Балуев". Фильм посредственный, но с идеологической точки зрения - не подкопаешься. С этим фильмом он связывал большие надежды, ему мерещился Большой приз фестиваля. Но международное жюри не только не оправдало его надежд, а даже не нашло возможным занести этот фильм в кандидаты на какую-либо премию. Алексей Владимирович сперва недоумевал, но потом мобилизовался и решил бороться.
Пробовал склонить на свою сторону меня: мол, фильм политически важен, надо создать авторитет нашему фестивалю. Я отвечал, что авторитет фестиваля зависит от того, насколько честно мы будем оценивать фильмы в соответствии с его девизом. Он пробовал поговорить с членами жюри - не получилось. Александр Васильевич Караганов, человек доброжелательный и знающий, посоветовал Романову предложить на конкурс еще какой-нибудь фильм. Совет дельный, но Романов воспользовался им не лучшим образом. На конкурс был выставлен фильм "Порожний рейс" В. Венгерова, повествующий о проблемах социалистического соревнования. По поводу этого фильма разразился скандал.
Прибежала взволнованная переводчица:
- Идите скорей в комнату жюри. Серджо Амидеи требует обратный билет и собирается уезжать с фестиваля.
В комнате жюри видный итальянский сценарист и критик Серджо Амидеи весьма бурно выражал свое недовольство.
- Это не фестивальный фильм. Я не хочу за него голосовать. Я всегда был другом советского кино, а теперь... Это издевательство над членами жюри! Я немедленно уеду домой!
Я постарался успокоить его.
- Но у вас же есть превосходные фильмы! - настаивал он.- Я же знаю!
- А теперь будешь знать, что есть и плохие...- сказал я.
- Ты не будешь защищать этот фильм?
- Не буду.
Он подумал и сказал:
- Тогда объясни мне, почему этот парень сливал бензин в озеро?
Другие члены жюри поддержали его: действительно, почему?
Я стал объяснять.
- Он обманывал всех, что везет груз, как положено, по дороге, а сам ездил по льду озера более коротким путем, хотел выиграть социалистическое соревнование.
- Но зачем он сливал бензин в озеро?
- По количеству бензина в баке его могли уличить в обмане, а он хотел получить премию.
- Большую?
- Нет. По вашим меркам чисто символическую...
- И для этого он сливал бензин в озеро? - недоумевали члены жюри.
- Убейте - не могу понять эту логику. Невероятно! - стонал Серджо.
Он уже успокоился и решил, что остается.
О фильме забыли и долго еще обсуждали вопрос о стоимости бензина и сколько его было вылито в озеро.
Был показан фильм "81/2". Он произвел глубокое впечатление на зрителей и гостей. Понимая это, Алексей Владимирович искренне огорчился. "Восторгаются потому, что ничего не понятно,- брюзжал он.- Даже мне непонятно, а простой зритель и подавно ничего не поймет..."
Вскоре я был вызван в ЦК КПСС. Со мной беседовал деятель высокого ранга, кажется, Снастин. Раньше я не встречался с ним. Разговор начался мирно, а кончился на басах. Начальство, расспросив меня о том, как идут дела, и внимательно выслушав мои ответы, стало внушать мне, что мой авторитет позволяет влиять на решения жюри, что речь идет о политике, что я должен быть патриотом и что фильм "81/2" не заслуживает Большого приза, так как кино - искусство массовое, а фильм Феллини непонятен массам. Короче, я должен добиваться премии нашим фильмам.
Я пытался объяснить, что наши фильмы не выдерживают конкуренции и что попытка навязать жюри свое решение ни к чему не приведет, что Федерико Феллини - режиссер высочайшего класса, у него огромный авторитет в мире, что "81/2" - лучший фильм фестиваля и что присуждение ему Большого приза не только справедливо, но и полезно для нашей политики.
- А вы знаете, что Никита Сергеевич уснул на этом фильме?! - почти закричало начальство и посмотрело на меня со строгой многозначительностью.
Я пожал плечами.
- У Никиты Сергеевича дела поважнее, чем кино. Очевидно, устал.
- Хватит заниматься демагогией! - не выдержало начальство.- Будете делать то, что вам говорят, или положите партийный билет!
Современный молодой человек улыбнется: "Подумаешь, напугал". Но в то время исключение из партии было делом нешуточным. В кинематографе работали и не члены партии, но это были единицы. Когда им предлагали вступить в КПСС, они говорили: "Я еще не дорос, я еще недостоин". Такое объяснение принималось - значит, члены партии были люди особенные, они уже доросли, они уже достойны. Но горе тому, кого исключали из партии,- на того смотрели как на изгоя, предателя, отщепенца. Ему навсегда были закрыты двери в кинематограф. Можно ли доверять отщепенцу говорить с экрана с миллионами советских людей? Я не хотел оказаться в таком положении.
Прочитав эти строки, молодой человек сразу заключит: "Карьерист, вступил в партию, чтобы сделать карьеру!" Не следует торопиться с выводами. Я вступил в партию во время войны, когда единственной привилегией рядового коммуниста было первым подниматься в атаку. Я и сейчас горд тем, что имел эту привилегию. Я не был диссидентом, не стремился попасть на нары в ГУЛАГ, мне не стыдно в этом признаться. Да, я боялся исключения из партии. Мне хотелось снимать фильмы. Те, кто их видел, знают, что я не угодничал. Совесть и честь были для меня выше страха. И тогда я подумал: не уступлю!
- Я сделаю так, как полезно для дела,- сказал я.- В следующий раз назначьте другого, более сговорчивого.
Возвратившись на фестиваль, я узнал: А. В. Романов собрал членов жюри из социалистических стран и предупредил их, что если они будут голосовать за "81/2", у себя дома они будут иметь большие неприятности. Это была не политика, а пошлое политиканство - Романов защищал даже не честь мундира, а себя, свое кресло.
Собралось жюри. Надо было распределить призы, чтобы завтра на закрытии фестиваля огласить наше решение. Первым взял слово Жан Маре.
- На фестивале не было фильма, который мог бы сравниться с фильмом Феллини. Я за Большой приз фильму "81/2".
Несколько голосов поддержали его. Кто-то возразил.
- Фильм, конечно, хороший, но слишком сложный. Народ его не поймет и не примет.
Серджо Амидеи вскочил как ужаленный.
- Кто вас уполномочил говорить от имени народа?! Мы в Италии уже это проходили. Фашистские комиссары лучше народа знали, что ему понятно, а что нет. И вы это знаете? А я знаю, что народ не глупее вас!
Шакен Айманов, прекрасный актер и режиссер, сравнил фильм Феллини с современным самолетом, а остальные фильмы - с телегами, но предложения Жана Маре не поддержал.
Режиссер из Югославии Душан Вукотич сказал раздраженно:
- А я не буду голосовать за "81/2" - фильм педерастический.
Это странное заявление никто не стал опровергать. Его просто проигнорировали.
Ян Прохазка из Чехословакии говорил о фильме Феллини с восторгом, но кончил свое выступление странно:
- Фильм замечательный, но мы не можем за него голосовать...
И опять темпераментный Серджо Амидеи:
- Почему вы не можете за него голосовать?! Вам запретили?
Прохазка стал вяло оправдываться.
- Я этого не сказал, но...
Все сразу заговорили, заспорили. Я дал слово Стэнли Креймеру, знаменитому в то время режиссеру из США.
- Не думаю, что "81/2" - лучший фильм Федерико Феллини, но это лучший фильм фестиваля. Я не хочу выяснять, почему идет спор, но, господа, я мужчина и каждый день вынужден бриться. При этом я смотрю в зеркало. Так вот, чтобы мне не было стыдно смотреть на свою рожу, я хочу заявить: меня не было на этом фестивале... Желаю вам успехов! - Поднялся и ушел.
Сатьяджит Рей, выдающийся индийский режиссер, заявил:
- Я никогда не пришлю своего фильма на Московский фестиваль. Если он окажется лучше других, скажут, что он непонятен народу...- И последовал за Креймером.
За ним - Жан Маре, японец Кейхико Усихара и Мохаммед Керим из Египта. Что было делать? Я объявил перерыв и, подойдя к Нельсону Перейра дус Сантусу, члену жюри из Бразилии, попросил его после перерыва уточнить формулировку: дать Феллини Большой приз по совокупности за значительный вклад в мировую кинематографию и за фильм "81/2". Он охотно согласился. Затем я пошел в кабинет Романова, он находился здесь же, в гостинице "Россия". Переводчиц я попросил объявить всем членам жюри, что готовится новое предложение и что я прошу всех явиться после перерыва.
