Ознакомительная версия.
Конен, приятель родителей, помогал бедному студенту — об этом уже упоминалось — в «счастливейшее время моей жизни», время первой юношеской любви. «Анка, тысячу раз Анка… Блаженные дни. Только любовь», — вспоминал Геббельс. И — «я плачу от отчаяния из-за своей нужды». Он шлет «безнадежное письмо домой». И одновременно — «письмо дяде Конену».
Незамедлительно получает в ответ от Конена «Geldtelegramm» — телеграфный денежный перевод, спасительный. В его студенческо-богемной безденежной жизни за словом «Geldsorgen» («материальные заботы») следует нередко в записи: «Дядя Конен прислал 200 марок». Так он и обращался к нему в компрометирующих его теперь письмах: Onkel — дядя.
Вспоминая, как это все было, «лопнуть можно со смеху» — и Магде тоже. Ей от рождения уготована была скромная участь дочери незамужней прислуги. Но на ее матери женился богатый коммерсант-еврей, и она росла в прекрасных условиях, в уютном доме, как ребенок состоятельных родителей. Отчим не жалел средств на ее обучение в дорогих пансионах. Она носила его фамилию — Фридлендер — вплоть до 19 лет, когда, в связи с предстоящим замужеством, ей понадобилось отказаться от этой еврейской фамилии и смыть в документах пятно внебрачного рождения. И тут появился некто инженер Оскар Ритчел, подавший заявление, что он якобы отец Магды, и удалось задним числом удостоверить ее появление на свет законнорожденной. Что касается матери, Августы Фридлендер, она еще многие годы носила фамилию мужа, пока, уже в третьем рейхе, по настоянию зятя-гауляйтера, не избавилась от этой опасной фамилии, вернув себе свою девичью арийскую.
14 июня 1931. Магда добра ко мне. Я взял ее сына Харальда на выучку. Я сделаю из него стоящего паренька.
27 июля 1931. Я ужасно страдаю из-за Магды. Мое доверие к ней поколебалось. Она слишком много любила, а мне рассказывает об этом лишь отрывочно, и теперь я лежу до рассвета и меня терзает бич ревности. Так продолжаться не может! Я буду этим сожран. Одно хорошо: я нахожу утешение в работе… 300 печатных страниц всего за 2 недели.
Гюнтер Квандт, бывший муж Магды, продолжавший принимать в ней участие, ее мать и самозваный отец ополчились против вступления Магды в брак, считая Геббельса «безобразным». Но Магда была несокрушима. Эта решительность в характере проявится в самые жуткие, заключительные, смертные часы ее семейной жизни.
«Мы обручились: когда мы получим рейх, мы станем мужем и женой». Но беременность Магды вынудила их сочетаться браком в декорациях Веймарской республики.
Регистрация брака совершалась на дому у сельского старосты. Затем небольшая процессия двинулась к церкви. Как описывали тогда, впереди шли Геббельс в темном костюме и скромно одетая новобрачная с десятилетним сыном в форме юношеской организации НСДАП. За ними — свидетели бракосочетания Гитлер и видный нацист фон Эпп, мать Магды и несколько приятелей.
Процессия прошествовала к украшенной флагами со свастикой церкви, где предстояло венчание по церковному обряду, чтобы освятить союз новобрачных перед Богом, от которого Геббельс уже успел отречься.
Свадьбу справляли в имении Гюнтера Квандта. Газеты не оставили без внимания женитьбу Геббельса. Его противники из социалистической немецкой партии писали, что, если слухи о неарийском происхождении Магды (очевидно, кивали на отчима) развеиваются при виде ее светлых волос и голубых глаз, то этого, мол, не скажешь о Геббельсе. Газеты называли его не Йозефом, а еврейским именем — Исидор. В своей прессе этим именем Геббельс наделил д-ра Вайса, полицей-президента Берлина. Теперь это имя противники возвращали ему самому. На таком вот уровне сводились политические счеты.
Геббельс переселился из своей тесной квартирки в шикарные апартаменты жены и погрузился в предоставленный ему комфорт.
Женитьба на Магде заметно подняла положение Геббельса в среде нацистской элиты. Миловидная, гостеприимная, предупредительная хозяйка усердно обхаживала Гитлера, способствуя сближению фюрера с Геббельсом и его семьей. И квартира на Рейхсканцляйплац, наряду с отелем «Кайзергоф», резиденцией Гитлера в Берлине, стала, можно сказать, тоже штаб-квартирой фюрера.
«РАНЬШЕ, ЧЕМ МЫ ДУМАЕМ, МЫ УЖЕ ОКАЖЕМСЯ У ВЛАСТИ»
29 марта 1931. Собрания запрещены, плакаты и листовки подцензурны. Закон об оружии… Мы совершили много ошибок. Особенно в том, что слишком распустили врага, и сегодня он нас обводит. Надо записать это на счет Геринга. Мы должны были оставаться угрожающим злом, загадочным сфинксом. Теперь мы демаскированы. Оказывается, и мы всего лишь люди. Полный поворот руля! Вновь в глухую оппозицию.
Геббельс периодически лишается иммунитета, по суду подлежит штрафу за правонарушения и другие агрессивные действия. Полицей-президент запретил ему выступать.
28 апреля 1931. Партия должна быть более прусской, более активной и социалистической. Он (Гитлер) понимает меня, но все время думает о тактике… (Сидели в ресторане.) Тут меня арестовали трое полицейских. В поезде в Берлин. Ужасная ситуация. У моей постели всю ночь полицейский, это они называют неприкосновенностью… Я должен оставить свои вещи и под смех воров и надсмотрщиков идти в камеру.
Наутро суд освободил его.
10 мая 1931. (Читая «Майн кампф».) …Стиль часто непрезентабельный. Надо быть очень великодушным, чтобы это принять. Он пишет, как рассказывает. Это действует непосредственно, но часто выглядит беспомощно.
Оценки Геббельса варьируются в зависимости от того, каковы в данный момент отношения с Гитлером.
Гитлер выступает в Берлине перед «политической элитой» — неудачно, не без удовлетворения записывает Геббельс. «Перекричал самого себя… Он слишком редко выезжает в Берлин. Это должно было ему отомстить. Адью, дорогой Гитлер… В 12 ночи на часок к Магде, она очень любит меня. Бесконечно разочарована в Гитлере».
12 июня 1931. Политика на мази. Раньше, чем мы думаем, мы уже окажемся у власти.
13 июня 1931. Брюнинг (рейхсканцлер) сражается за свое место. Когда Брюнинг падет, мы у цели. Катастрофа у дверей.
16 июня 1931. Двухмесячный план выполнен на 50 %. В Берлине теперь больше 20 000 членов.
28 июня 1931. Народный праздник с фейерверком… Толкотня, которая не доставляет мне удовольствия. Но народ хочет на что-то поглазеть. Народ так примитивен.
30 июня 1931. Я напал на след большого заговора. СС (Гиммлер) держит здесь в Берлине бюро шпионажа, которое следит за мной. Оно запускает в свет дикие выдумки. В четверг в Мюнхене я разоблачу эту клоаку. Или я располагаю доверием Гитлера, или нет. Так я работать не стану. Гиммлер меня ненавидит. Это льстивое животное должно исчезнуть. В этом и Геринг со мной заодно. Рем очень дружелюбен. Но кто этому поверит?
Может, именно потому, что крепнет надежда на скорый захват власти и предстоит дележ постов, в этой своре авантюристов обостряются взаимная ненависть, преследования, неверные союзы и неизменное предательство друг друга.
С конца августа дневник обрывается до конца года.
1932–1933
Рукопись дневника за эти годы сохранилась лишь частично. Пробел восполняет опубликованный Геббельсом в 1934 году дневник этого же периода под названием «От «Кайзергофа» до рейхсканцелярии». «Кайзергоф» — название отеля, в котором, приезжая в Берлин, обычно останавливался Гитлер. Отель находился метрах в ста от имперской канцелярии. «От «Кайзергофа» до рейхсканцелярии» — это сквозной сюжет книги-дневника. Из своей берлинской штаб-квартиры Гитлер переходит хозяином в имперскую канцелярию — рейхсканцелярию — имперским канцлером, рейхсканцлером.
Книжный вариант дневника издатель публикует полностью. И параллельно под теми же датами — рукописный текст в отрывках, в том объеме, каким располагает. До последнего времени эти рукописные фрагменты не были известны, и тексты «Кайзергофа» (как в дальнейшем называет сокращенно издатель эту книгу) воспринимались как дословные, поденные записи в дневнике. Сейчас, сопоставляя оба варианта (книжный и рукописный оригинал из найденных нами тетрадей), видишь, что это не так. Геббельс перерабатывал дневник, пользуясь его материалом, уже в обстановке 1934-го, когда власть у нацистов. И в хронике, трактовке событий, в акцентах усилен наступательный, торжествующий, наглый тон. Появилось лицемерное восхваление нацистских деятелей, чтобы партия предстала в глазах публики монолитной, в «благородном товариществе», с образцовыми, надежными лидерами. Здесь Геббельс впервые называет преклоненно Гитлера «фюрером». В рукописных записях Гитлер по-прежнему «шеф» и не избегнул колкостей на свой счет. Так, застав Гитлера в кафе в компании с неким В. и его дочерью, Геббельс записывает: «Это и есть страсть Гитлера. Дурной вкус. Некрасивая девчонка. Влажные руки. Бр-р» (5.10.1932). В книжном варианте подобное, разумеется, опущено. Поносимому в оригинале Герингу в книжном изложении воздано как борцу, не сломленному ни на час даже смертью горячо любимой жены, не замешкавшемуся в обстоятельствах, решавших успех дела. Чтоб не уступить все же в мужестве Герингу, преодолевавшему личное горе во имя интересов партии, Геббельс пытается представить себя в сколько-то схожей ситуации. Если в рукописном дневнике о заболевшей жене сказано: «Магде гораздо лучше», то в «Кайзергофе» под той же датой — «Если потребуется операция, положение безнадежно». И на следующий день в дневнике уверенно повторено: «Магде гораздо лучше». А в «Кайзергофе»: «Сохраняется серьезная опасность для жизни». Таких передергиваний немало.
Ознакомительная версия.
