Выдачи перебежчиков и требовал Аттила от делегации Приска. Требовал невыполнимого!.. Приводил сотни имен, говорил о Тулузе (Толозе), о других городах, где скрывались перебежчики… Тщетно. Никто не возвращался. А разведка отметила, галльский город Аврелиан стали называть на тюркский лад – Орлеан. Посольство Приска принялось отрицать даже появление в Галлии тюркских городов!.. Не найдя слов, Аттила выгнал лжецов из дворца.
Битва на Каталаунских полях. Фрагмент миниатюры. XIV в.
А тем временем события принимали крайне неприятный оборот. Враги тянули время, чтобы Аэций успел собрать объединенную армию Европы. Они рассчитывали на внезапность удара. Однако…
Аттила сам пошел в Галлию. Тулуза и Орлеан привлекли его. Аттилу здесь не ждали. Завидев знамена с крестом и отряды всадников, переселенцы и вся Галлия будто потерялись… Суд над изменниками был быстрым и справедливым. Ему не сопротивлялись. Все знали, что предательство – самый большой грех для тюрка. Степняки простят все, но только не предательство и трусость.
Горькие минуты раскаяния, слезы и обязательное прощение по традиции сопровождали наказание… Уже в Орлеане, когда Аттила начал вершить расправу, ему донесли о выходе римских войск, Аэций объявил войну. Смутное предчувствие обожгло Аттилу, обманы и подозрения давно мучили его. И он обратился к гадателю.
По обычаю зарезали барана. И когда гадатель взглянул на лопатку животного, он отшатнулся и предрек беду. (Не исключено, что и гадатель получил из Рима подарок.)
Так, еще до начала битвы Аэций уже ходил в победителях. Ему удалась психологическая атака: он заронил смуту в душу Аттилы.
То была его бесспорная победа. Он предлагал встречу на Каталаунских полях, знаменитой поныне равнине в Шампани.
Местность, поросшая мелким кустарником, была не удобна всадникам, но Аттила принял условия боя. Иначе заподозрили бы в слабости. И снова тяжелые предчувствия: вдруг он почувствовал, что ему навязали условия боя, он не хотел принимать их, но принял…
В страдании полководец не раз поднимал голову, смотрел вверх. Но Небо молчало… Безмолвно прошла и ночь перед боем.
Уже засветилось раннее утро. Войска построились, а Аттилу все душили сомнения. Наконец произнес: «Бегство печальнее гибели». И измученный самим собой подошел к коню. А солнце было уже высоко.
С возгласом «Ура!» всадники устремились в атаку.
Аэций, воспитанник Аттилы, все рассчитал правильно. Атака захлебнулась. И в ту самую минуту Аттила успокоился. Слава Тенгри, Небо заговорило. Он победил себя сам. Подъехал к войску и нашел, что сказать. Его чистый дух рождал чистые слова, они звучали, как песня рубящего меча. Слова полководца распалили сердца кипчаков:
«Защита – признак страха… Отважен тот, кто наносит удар… Мщение – это великий дар природы… Идущего к победе не достигают стрелы… Кто пребывает в покое, когда Аттила сражается, тот уже похоронен» – эти слова были последними в короткой речи нашедшего себя полководца.
«Сарын къоччакъ!» (Слава храбрецам!) – прогремел великий кипчак и мечом перекрестил войско. Его голос утонул в ответном яростном «у-ра-а», что на языке кипчаков означает «бей», «рази».
В одно мгновение все смешалось. Каталаунские поля озарились ярким светом победы – солнце теперь отражалось в тюркских мечах. И просветлела земля. На этот раз битва с объединенной армией Европы закипела по-настоящему… Посланцы Тенгри лишь ночью вернулись в лагерь. Усталые и довольные.
Утром великодушный Аттила дал уйти недобитой армии Аэция. Побитые римляне, не веря своему счастью, уходили восвояси. Однако историки расценили благородство Аттилы как слабость кипчаков, а его широкий жест победителя – как… поражение в битве. Их не смущает, что «проигравший» Аттила с Каталаунских полей пошел прямо на Рим. Он сметал с лица земли города Северной Италии, где жили тюрки-перебежчики. Очень пострадал Милан – еще одно их прибежище.
Вскоре войска Аттилы были уже на дальних подступах к Риму… «Потерпевшие поражение» с боевыми знаменами явились в Рим! Их встретила депутация, состоящая из знати во главе с епископом Львом. Римляне умоляли Аттилу пощадить их, они знали о доброте тюрков, об их отзывчивости и незлопамятности. Епископ с мольбой встал на колени. Эпизод той встречи отражен в картине Рафаэля, которая хранится в Ватикане: папа сам держит равносторонний тюркский крест над головой.
Конечно, не слезы врага остановили кипчаков. И даже не ложь о том, что в Риме якобы чума. Крест, который поднял над собой римский епископ. Он остановил. То был крест Тенгри!
Всадники приняли его за волю Неба. Рим поднял над собой тюркскую святыню, полностью признавая власть Дешт-и-Кипчака. Война закончилась, решил Аттила и повернул домой. Зрелище поверженного врага не доставляло ему ни малейшего удовольствия…
И все-таки они его перехитрили…
Как перед Аттилой очутилась красавица по имени Ильдико? Никто не знал. Полководец увидел красивую девушку и влюбился. Он был человеком с очень пылким даже для тюрка сердцем. Их свадебный пир продолжался всю ночь. А утром стражники заметили, что Аттила не выходит из спальни. Прождали до обеда. Подозрительная тишина стояла в покоях правителя.
Взломали дверь, ворвались в спальню и увидели страшное зрелище. Полководец лежал в луже крови, а девица, как статуя, неподвижно сидела рядом… Была ли смерть случайной? Говорят, в ту ночь византийский император Маркиан в Константинополе видел во сне сломанный лук Аттилы. А это верный знак беды.
В жизни бывает, и сны сбываются, но, помня о попытках греков отравить Аттилу, в случайность его смерти почему-то не верится.
От горя люди Дешт-и-Кипчака обезумели. Внезапная смерть вождя подкосила их. Траур опустился на города и селения тюрков. Женщины надели белые одежды, распустили волосы. А мужчины, как того требовал обычай, стали отрезать себе клоки волос и делать глубокие надрезы на щеках. Умер непобедимый царь! Его оплакивали не слезами, кровью.
Ференц Пачка.
Смерть Аттилы.1855 г.
В поле разбили шатер, куда поместили останки полководца. Отборнейшие всадники кружили вокруг шатра, отдавая дань памяти великому тюрку. После кровавого оплакивания началась «страва» (тризна), грандиозное пиршество. Дикое, нечеловеческое зрелище – похоронная скорбь и безудержное веселье. Рядом!.. Обряд поразителен. Уходя в мир иной, правитель должен видеть, что благополучие, которое он дал народу, не кончается с его уходом. Жизнь продолжается.
Глубокой ночью тело предали земле.
Останки Аттилы положили в три гроба. Первый из золота, второй из серебра, третий из железа. Сюда же сложили оружие полководца, его ордена, которые он не носил при жизни. Всех, кто участвовал в похоронах, убили. И они спокойно ушли в мир иной служить своему повелителю. Как того требовал обычай.
Дни скорби кипчаков стали началом побед римлян и греков. Своей радости они не скрывали. На трон Степной державы Аттилы претендовал старший сын – Эллак. Его быстро оклеветали, озлобили… Началась жесточайшая междоусобица.
Тюрки словно ополчились против самих себя. Брат пошел на брата. Род пошел на род. Это была война всех против всех (горе делало людей слепыми и безрассудными). Когда в бою убили Эллака, римские политики, проповедники и легионеры знали, что им дальше делать. Разобщать, разделять. Поддерживать слабых, вредить сильным. Главное – больше клеветы, больше слухов. Сплетня – лучшее оружие в борьбе с тюрками, дальше против себя они орудуют сами. Жестоким братоубийством закончилось в Европе Великое переселение народов: тюрки уничтожали себя сами. И так продолжалось веками, до позднего Средневековья.
Но итог переселения все-таки не был трагичным для тюрков и их культуры. Он был неожиданным, парадоксальным, но только не трагичным. К V веку кипчаки заселили всю Европу и Центральную Азию. Тюркская речь заглушала на континенте любую другую, тюрки стали самым многочисленным народом мира. Индия, Средний и Ближний Восток, Северная Африка, Европа.
Да, они дрались между собой, меняли веру, чтобы стать чужими друг другу, все так, но они оставались детьми Алтая! Людьми одной крови. Она навсегда породнила их, пусть и разных сегодня.
Вот, пожалуй, главный итог Великого переселения народов!.. Один народ дал жизнь десяткам других.
Огромный Дешт-и-Кипчак, как и Кушанское ханство, распадался на глазах. Австразия, Алемания, Бавария, Бургундия, Богемия… много новых княжеств и государств появилось тогда в Европе. Осколками лежали они на кровоточащей земле.
Иные тюркские земли назвали себя королевствами, там были введены законы Рима, вернее, Западной церкви. Например, королевство вестготов. Но можно ли осуждать тюрков за их же новации? Кипчаки по-прежнему ненавидели Рим и не скрывали своей ненависти. Один из ханов признался в письме, что мечтает стереть само слово «римляне» и преобразовать Римскую империю в Кипчакскую. Однако при этом он с грустью добавил, что у тюрков плохие законы, они не годятся для жизни в Европе. «Поэтому я решил скорее стремиться к возрождению былой славы Рима во всей его незыблемости». Причем возрождения руками тюрков, так и сказал он: «руками тюрков».
