на нее скорее, как на забаву, чем на серьезное средство осуществления политических стремлений. В войне он усматривал своего рода спорт, приятные и обычные полевые поездки.
Шведы победили, например, при Фрауэнштадте и король поздравлял их с участием в «лихой и веселой игре». Он радуется тому, что удалось «поколотить неприятеля». Итак, остается несомненным, что Карл был воином неисчерпаемого мужества и человеком большой удачи.
А полководцем? Плохим. Или, быть может, не было великого таланта без примеси сумасбродства. (Nullum magnum ingeni um sene mixture dementiae fuit). Из исследования его коронованного биографа — Оскара II — можно вывести прежде всего то заключение, что Карл был превосходным кавалерийским генералом. Карл умел комбинировать в боях действия пехоты и кавалерии, но артиллерии использовать не в состоянии был. Карл умел «добыть победу оружием, но не умел обеспечить ее за собой иными средствами». Карл сильно влиял на своих солдат, «он должен был представляться им каким-то сверхъестественным существом». Его интересует не ход или результат войны, а отдельные боевые сцены, почему он перешел на роль кондотьери, искавшего подвигов и приключений. По мнению полк. Юнакова, Карл XII представлял из себя полководца-партизана, отвергавшего осторожность и основывавшегося на решительности, отважности и внезапности; единственным средством для достижения успеха он считал бой, не заботясь ни о подготовке сражения в стратегическом отношении, ни об обеспечении армии на случай неудачи.
Петр Великий завоевывал берега Невы и строил Петербург, Шереметев разил его полководцев в Эстляндии, граф Ф. М. Апраксин наступал в южной Финляндии, а Карл в это время беззаботно гонялся за славой в Кракове и Варшаве, отыскивал кандидатов на польский престол и небрежно заявлял: «Пусть Царь трудится над основанием новых городов; я предоставляю себе только честь впоследствии их завоевать». Петр Великий празднует в Москве присоединение Ингрии, а Карл довольствуется тем, что в Силезии молодецки рискует жизнью на крыше горевшего дома и подкарауливает в лесах польских партизан.
Начиная с Нарвы, Карл делает ряд политических и военных ошибок. Зачем он пошел на Украину? Роковая ошибка. Шел он туда ощупью. Карл знал, что его воины были уже не прежние, закаленные в боях, суровые драбанты. Жизнь в Саксонии избаловала офицеров и солдат. При выступлении из Польши король видел, что русская земля умышленно опустошена, дороги изрыты. Король зовет генерала Гюлленкрука и спрашивает совета: куда направить армию? Чтобы получить возможность дать разумный ответ, генерал просит Карла раскрыть ему операционный план. «У меня нет никакого плана», — признался король. Гюлленкрук принял это за шутку, но ответ короля оказался ужасной истиной. В этом эпизоде полная оценка Карла, как полководца. В ночь с 16 на 17 июня 1709 г., когда русские совершали переправу через р. Ворсклу, Карл без серьезной надобности отправился к кавалерийской заставе, где был ранен в ногу. Он рисковал собой без малейшей пользы для дела. Карл мечтал дойти до Азии. Для чего? Только для того, чтобы иметь возможность сказать: «мы и в Азии побывали».
Можно ли так расточать кровь и деньги подданных? «Какой тот великий герой, который воюет ради собственной только славы, а не для обороны отечества».
Вольтер своей «Историей Карла XII» много содействовал излишней идеализации представления о Карле, как о каком-то новом «рыцаре без страха и упрека».
Зато представители западной исторической науки оценили его строго. Шлоссер говорит, что страсть Карла к необычайному была более прилична сумасбродному английскому охотнику за лисицами, чем разумному полководцу и государю. Роттек находил, что «энергия и отвага Карла, если бы они управлялись разумом, сделали бы его величайшим воином, а если бы сопровождались гуманностью и любовью к гражданам (Biirger. freuudlichkeit) — лучшим государем». Тот же автор продолжает: «нельзя, однако, отделаться от неудовольствия, даже отвращения к монарху, который ровно ничего не уважал и не любил, кроме лагеря и победы, для которого государство было только арсеналом, а народ жнивой солдат, который был равнодушен ко всякому благоденствию граждан, чужд всякой гражданской добродетели, с негодованием относился ко всякой мысли о гражданской свободе и который не считал падения своего отечества, даже разорение целого материка, слишком дорогой ценой для удовлетворения солдатской потехи (Soldatislie Lust)». «Карл, — пишет Кирхгоф, — больше не мог называться смелым и горделивым, а скорее ребяческим и упрямым, безрассудным и неблагоразумным; было бы даже правильнее назвать его преступным». Все новейшие историки высказываются в этом смысле. «Карл XII, — продолжает Кирхгоф, — только до тех пор умел побеждать, пока его противники оставались профанами в военном деле и пока неприятельскими войсками руководили малоспособные полководцы». Наконец, Карл совершенно не заботился о флоте, точно он являлся излишним для могущества Швеции, особенно в борьбе с Петром, который успел создать целую шхерную флотилию. — Ввиду этого, мы присоединяемся к мнению Фридриха Великого, что Карл XII «был более храбр, чем искусен, более деятелен, чем разумен, более подвержен своим страстям, нежели способным рассчитывать свои истинные выгоды».
И Петр, и окружавшие его сразу оценили значение Полтавской виктории для его заветных стремлений к Балтийскому морю.
Полтавская победа дала Петру право считать свое владычество на Балтийском побережье обеспеченным. Это он отметил в собственноручных письмах, набросанных под первым впечатлением «нечаемой виктории», приобретенной «неописуемой храбростью наших солдат» и «с малою войск наших кровью». — 27 Июня 1709 г. «из лагеру от Полтавы» Царь писал адмиралу Ф. М. Апраксину: «Ныне уже совершенный камень в основание Санктпитербурху положен с помощию Божиею». Кн. Ромодановскому Царь сообщил 8 Июля...» и ныне уже без сомнения желание Вашего Величества, еже резиденции вам иметь в Петербурге, совершилось чрез сей упадок конечный неприятеля». После Полтавской победы, находясь в Киеве, Петр установил таблицу флагов и среди них вводит морской штандарт, знаменующий владычество над четырьмя морями. Но в то же время Петр, зная исключительное самолюбие Карла, понимал, что он на мир не согласится и что к миру его придется принудить силой. Курбатов, поздравляя царя с победой, писал: «радуйся, яко есть надежда на исполнение издавна вашего желания — Варяжского моря во одержании». Но так как враг не был окончательно сломлен, то пришлось, — несколько месяцев после Полтавы, — заключить новый союз с Саксоно-Польшей. Помощь была обещана со стороны Дании и Фридриха. Последний имел в виду потревожить Швецию со стороны Норвегии и Сконии. Петр же обязался «чинить нападение в Финляндии, чтобы там себя удержать».
Итак, участь Финляндии в известной мере была решена при Полтаве. Едва энергичный
