Святых Божьих церквей и отечеству, за целость того живота не имеете хранить и на тысячу смертей готовы, какового подвига и любве никто может показать более; храбрые дела ваши вечно имут мя ублажити».
Трупы убитых сносились к братским могилам. Рыдая Петр расставался с павшими героями. Три земных поклона он отдал храбрецам и над могильным курганом поставил крест с надписью: «Воины благочестивые за благочестие кровию венчавшеся...».
Затем на поле сражения был отслужен благодарственный молебен.
«Из знатных шведских персон» многие в плен попали.
Шведских генералов, министра, графа Пипера и фельдмаршала Реншельда царь пригласил к своему столу:
«И славных пленников ласкает,
И за учителей своих
Заздравный кубок поднимает»...
Тяжелую драму переживал в это время шведский король. «Невозможно изобразить словами того, что я чувствовал, — говорил Карл, — и в какую приведен был ярость. Я скрежетал зубами, бился головой об носилки и стучал больной ногой...». Пересаженный с носилок на лошадь, Карл, по словам Г. А. Пипера, тихо ехал верхом; нога была закинута на седельную луку, а развязавшиеся бинты болтались в воздухе. «После Полтавской неудачи шведы были более поражены тем, что они могут быть побеждены, нежели подавлены горем о потерянном сражении».
Вечером 27 июня Царь приказал организовать погоню. Через три дня (30 июня) Меншиков настиг отступавших. Большая часть шведской армии, под начальством Левенгаупта, была захвачена в плен у Переволочны. Их боевые припасы были истощены; их «крайне одержало бедство», провианта оставалось на один или на два дня.
«Когда наши соседи, — говорил впоследствии Феофан Прокопович, — узнают о том, что случилось, они скажут: не в чужую страну, а в глубокое море отважилась идти шведская армия. Она утонула и пропала, как свинец в воде».
Место славного боя украсилось впоследствии храмами и памятниками.
Прошло два столетия, и 27 июня 1909 г. Император России и часть его армии с особенной любовью посетили историческое место. Воинам Карла русские воздвигли памятник, на котором братской рукой написали: «Вечная память храбрым шведским воинам, павшим в бою под Полтавой 27 июня 1709 г.». На венках, которыми почтили шведских воинов, читаем: «Памяти павших в битве храбрых учителей», «Доблестным сынам Швеции в знак почитания их храбрости и верности Государю своему», «Доблестным воинам славной Полтавской баталии», «...Честно павшим в бою» и т. д. Карла и Петра судьба соединила «в жизненной борьбе», и затем «и в тишине могилы, в блеске доблести и в бессмертии славы».
«Все шло хорошо, — писал король своей младшей сестре Ульрике-Элеоноре, — только в конце, и благодаря странной случайности, произошло несчастье; армия потерпела урон, который, я надеюсь, скоро будет исправлен». Можно согласиться, что в начале войны (1700 г.) действительно «все шло хорошо», так как в русский поход Карл выступил с 44.000 чел. «Никогда еще шведы не предпринимали похода с армиею, лучше вооруженною и снабженною».
Шведский воин времен Карла XII
Но после Нарвы Карл XII делает ряд непоправимых ошибок. «Не хватает слов, — пишет Кирхгоф, — чтобы выразить всю безрассудность действий молодого короля». Некоторые боевые генералы, напр. Арвид Горн, Магнус Стенбок, Нирод, Дивен и др., вернулись в Швецию на государственные должности. Неразумными переходами и неуместными стоянками Карл ослабил свое войско: в зимние стужи он выступал в поход, а теплые месяцы иногда проходили в бездействии.
О Полтавском сражении Карл XII сообщил государственному совету в Стокгольм, что 28 (27) числа «по несчастной случайности, шведское войско потерпело урон в сражении... Потери весьма велики... Некоторое число офицеров с немногими рядовыми гвардии уцелели вместе с некоторой частью пехоты».
Карл, видимо, считал свое дело поправимым и мечтал о новых планах. Две недели после Полтавы из лагеря под Очаковом — 11 июля 1709 г. — Карл писал оборонительной комиссии в Стокгольме: «Протекло уже довольно времени, как мы не получали никаких известий из Швеции и сами не имели случая писать отсюда. Между тем положение дел здесь было хорошо и все благополучно, так что можно было надеяться достигнуть в скором времени успеха над неприятелем, который заставил бы его принять желательные для нас условия. Однако, случилось, что 27 числа минувшего месяца, по воле судьбы и несчастной случайности, шведские войска потерпели неудачу в сражении, каковая неудача произошла вовсе не но причине боевой способности неприятеля или его многочисленности, ибо в начале он повсюду был потеснен нами, но самая местность была весьма выгодна для неприятеля и им сильно укреплена, так что шведы понесли урон, несмотря на который и на все выгоды противника, они, однако, сильно его атаковали и преследовали; но затем оказалось, что большая часть пехоты погибла, а также и конница потерпела большую потерю». Впоследствии Карл приписывал исход кампании 1709 г. не поражению под Полтавой, а исключительно капитуляции Левенгаупта под Переволочной.
Петр был упоен своей победой. «Вся неприятельская армия конец восприяла». «И тако, — писал он, — Божиею помощиею, вся неприятельская толь на свете славная армия к государю российскому в руки досталась». Он поздравлял своих с «в свете неслыханной викториею». И было чему радоваться. «Сия баталия — счастие наше, — сказал Петр; она решила судьбу обоих государств. — Это была битва за существование целого народа, за будущность целого государства».
Благодаря северной войне и полтавской баталии создалась Россия, как первоклассное государство, получившее голос в европейских делах. Полтавская битва явилась купелью нового государства. «При громе Полтавской битвы родился для Европы, для общей европейской жизни новый великий народ... В европейской истории наступила новая эпоха». Полтавой закончился политический и военный золотой век Швеции. Русский народ, одолев шведов, уверовал в свои силы... 27-го июня 1709 г. — «день русского воскресения». Полтава отнесена к тем именам, которые заставляют трепетать русские сердца, которые произносятся не без гордого национального самосознания.
После Полтавы прекратились колебания Малороссии между Москвой и Польшей: она окончательно склонилась к Москве.
После Полтавы отношения разных государств к Петру заметно изменились. В 1707 г. Вольфенбюттельский двор не решался на брак принцессы Шарлоты с цесаревичем Алексеем, вследствие того, что положение Петра в России признавалось не твердым, а значение его в Европе — не установленным. Теперь значение его считалось упроченным. Ганноверский курфюрст выразил готовность порвать союз со Швецией и сблизиться с Россией. Людовик XIV стал смотреть на Петра, как на весьма желательного союзника. «Вопреки всем стараниям английских и голландских дипломатов, Долгорукому удалось докончить союз с Даниею». Положение русских представителей за границей
