Андрей Алексеевич Михайлов (1771—1849) создал ряд великолепных проектов, но в силу различных причин они или не были осуществлены, или, осуществленные другими зодчими, были изменены. В 1804—1807 годах он построил два здания в Москве: Мариинскую больницу и Александровский институт. Во флигеле первого из них в 1821 году родился Ф. Достоевский (ныне улица Достоевского, 2—4). В 1824 году Михайлов осуществил строительство в Петербурге здания Патриотического института. Он участвовал в конкурсе на проект Исаакиевского собора, его проект был признан лучшим, но осуществлен был проект А. Монферрана.
Строительство нового театра в Москве было возложено на архитектора О. Бове, который значительно переработал архитектурную композицию Михайлова — в интересах удобства, целесообразности, а также в соответствии с финансовыми возможностями. Так, он отказался от размещения в нижнем этаже здания торговых помещений, «почитая сие неприличным для театра», уменьшил его высоту, соответственно изменив и пропорции.
Осип Иванович Бове (1784—1834), один из выдающихся мастеров русского классицизма первой половины XIX века, принадлежал к семье художников и архитекторов. Ученик Матвея. Казакова, определенный в 1813 го-ДУ в московскую Комиссию для строений, Бове вскоре стал в ней ведущим архитектором и занял пост «архитектора по фасадической части» — как бы главного архитектора Москвы. Ко времени строительства Большого Петровского театра он уже прославился как вполне сложившийся мастер, создатель целого ряда зданий и ансамблей. Бове воплощал в своих архитектурных ансамблях героику народных побед, его деятельность в строительстве Москвы может быть сравнима с деятельностью Карло Росси в Петербурге. При непосредственном участии Бове была реконструирована Красная площадь с Торговыми рядами, он — автор проектов и создатель Александровского сада, Манежа, Триумфальных ворот. По его проектам построены крупные общественные здания: 1-я Градская больница, ротонда церкви Всех Скорбящих Радости на Большой Ордынке и др.
Строительство,театра началось в 1821 году и длилось три года. Архитектор использовал часть фундамента сгоревшего «медоксова театра», правда, повернул здание фасадом на площадь. На сооружение театра было выделено 960 тысяч рублей, а израсходовано в 2 раза больше — почти 2 миллиона, сумма для того времени грандиозная. Работы шли медленно, претерпевала изменения и прилегающая территория.
В 1823 году началась внутренняя отделка помещения. Открытие театра намечалось на август 1824 года, а в марте еще не были готовы декорации и занавес. Директор театра Ф. Кокошкии был обеспокоен создавшимся положением и сообщал генерал-губернатору: «Живописец театра Коиопи требует полтора года на изготовление 12 декораций и двух завес». Единственный выход из создавшегося положения Кокошкин видел в том, чтобы Конопи написал три главные декорации и одну переднюю «завесу». Остальные декорации будут выполнены театральными художниками под руководством Бове, по мнению Кокошкина, «много разумеющего сию часть живописи».
Второй вопрос, который волновал неутомимого директора,— покупка люстры для театра. Но так как ламиист Берти запрашивал за нее 8 тысяч рублей, то не лучше ли сделать люстру, «собрав здешних сего рода мастеров...»?
Можно обойтись без бронз и люстр со свечами, а осветить залы красивыми лампами... Украшения решили сделать из «папье-маше и жести под позолотою и колерами».
Живописец Конопи отказался от участия в работах, и изготовление декораций и занавеса было поручено художнику Браупу, а люстры по проекту Берти заказали за 4500 рублей лучшему московскому ламписту Пуговишникову. С механиком Бюрсе был заключен контракт па установку на сцене специальных машин.
Наконец, все волнения и заботы были позади, к концу 1824 года театр был полностью готов к показу спектаклей и приему зрителей.
Здание было ориентировано, как и в наши дни, с севера на юг. Его строгие классические контуры естественно сочетались с геометрически правильной формой площади, а с другой стороны, подчеркивали исполненный величия восьмиколонный портик. Части переднего фасада по бокам портика были без окон, так же как и средняя, возвышавшаяся над портиком часть здания, заканчивавшаяся богатым карнизом и легким парапетом. Над портиком была расположена полукруглая пиша, па темном фоне которой выделялась белая алебастровая квадрига с Аполлоном. Группу Аполлона, расположенную в проекте Михайлова параллельно фасаду, Бове развернул фронтально, то есть навстречу зрителям. Группа была несколько углублена в пишу, и казалось, что Аполлон выезжает на квадриге из храма искусства. За колоннами портика над окнами второго этажа помещался скульптурный барельеф с группами, соответствующими жанрам сценического искусства.
Средняя, возвышенная часть здания имела с обеих сторон по пять больших полуциркульных окон для освещения помещения над сценой и зрительным залом.
Средняя часть заднего фасада оформлялась десятью парными колоннами, которые поддерживали фронтон на одинаковой высоте с фронтоном переднего фасада.
На переднем фронтоне красовалась надпись: «Сооружен в 1824 году».
Портик украшал собой главный подъезд. С боков были входы, ведущие в ярусы, сзади — вход на сцену, в артистические и гардеробные комнаты. По переднему фасаду располагался вестибюль, большой и просторный, имевший по бокам парадные лестницы, по которым можно было попасть в главное фойе, расположенное над ним.
Зрительный зал театра производил впечатление небольшого благодаря овальной его форме. В действительности же он стал вдвое больше прежнего: даже нри самом ярком освещении с трудом можно было узнать в лицо человека, сидящего на противоположной стороне. Архитектурное убранство зала было простым и скромным. 20 рядов кресел партера, амфитеатр и 126 лож ярусов вмещали от 2200 до 3000 человек. Он казался особенно легким благодаря ярусам открытых лож, углубленных в стены и искусно декорированных. Сооруженные на чугунных кронштейнах, ярусы как бы парили в воздухе. Ложи бельэтажа были значительно выше остальных ярусов. Места галереи-балкона поднимались амфитеатром над окружающим коридором и главным фойе. Пятый ярус галереи имел балюстраду с колоннами на тумбах, которые поддерживали фриз и потолок над всем зрительным залом.
Ложи были драпированы малиновым бархатом с золотой бахромой и позументом. В композиции оформления царской и директорской лож присутствовал также белый атлас. Кроме боковой царской ложи позже была устроена средняя, значительно большая по размерам, чем остальные ложи.
Плафон зала был расписан художником Артони. Плафон изображал изящное покрывало со множеством складок, покрытых арабесками и орнаментом. В середине, довершая убранство зала, сияла огромная хрустальная люстра в 120 квинкетов (особые лампы с двойным освещением, названные так по имени их создателя), которая поднималась и опускалась при помощи особого механизма. Зал освещался также двумя рядами свеч, расположенных по поясам лож.
Сцена имела два занавеса: передний — голубой, с золотыми звездами, знаками Зодиака, лирой и лавровым венком Аполлона, окруженными сиянием, и антрактовый — темно-малиновая приподнятая гардина, за которой была видна часть сцены и декораций.
Здание театра поражало гармонией своих форм при исключительной монументальности. Оно как бы устремлялось ввысь среди низких строений прилегающих улиц. По размерам здание было вторым в Европе после миланского театра «Ла Скала», по цельности же пространственного построения, по отделке внутренних помещений — одним из самых красивых театральных зданий мира. Новый театр получил название Большой Петровский.
Количество желающих попасть на первый спектакль было столь велико, что дирекция установила предварительную продажу билетов, чтобы в день спектакля избежать неминуемой толчеи. Выяснилось, что обширный зрительный зал не может вместить и половины желающих, и, чтобы доставить «равное удовольствие всем жителям Москвы», дирекция решила полностью повторить на следующий день этот спектакль.
Во вторник 6(18) января 1825 года состоялось торжественное открытие Большого Петровского театра. В ознаменование начала представлений был дан пролог «Торжество муз» М. Дмитриева с музыкой А. Алябьева и А. Верстовского, аллегорически изображавший, как Гений России при помощи муз из развалин театра Медокса создает новый прекрасный храм искусства — Большой Петровский театр. Роль Гения России в спектакле исполнял Павел Мочалов, партию Аполлона пел Николай Лавров, а музы Эрато — великая итальянская певица Анджелина Каталани. После антракта был показан балет Ф. Сора «Сандрильона», поразивший зрителей красотой декораций и блеском костюмов.
Сам театр, его интерьер, зрительный зал восхитили современников. С. Аксаков писал в «Литературных и театральных воспоминаниях»: «Большой Петровский театр, возникший из старых, обгорелых развалин... изумил и восхитил меня... великолепное громадное здание, исключительно посвященное моему любимому искусству, уже одною своей внешностью привело меня в радостное волнение...» И далее: «...великолепная театральная зала, одна из огромнейших в Европе, полная зрителей, блеск дамских нарядов, яркое освещение, превосходные декорации, богатство сценической постановки — все вместе взволновало меня...»
