его под свою опеку. Они предложили для Савелия небольшую сценку, где он встречается с другом детства - бывшим детдомовцем. Роль приобрела драматические краски, новое звучание, и это не осталось незамеченным зрителями. С Вициным же Крамаров подружился, и великий комик щедро делился с ним своим опытом, мастерством. У Савелия не было школы МХАТа, не было театрального прошлого, хотя он и пробовал свои силы на сценах Театра Пушкина и Ленкома. Он сам понимал, что ему еще учиться и учиться. И, несмотря на недавно законченный ГИТИС, главным для него оставалось общение с признанными мастерами.
Савелия уважали и опекали Евстигнеев, Куравлев, Пуговкин, Моргунов, Леонов, режиссеры Гайдай и Розовский, в то время как были и те, кто его не терпел, считая бездарным "везунчиком". Именитые, авторитетные актеры Борис Андреев и Владимир Дружников не хотели замечать своеобразного таланта Крамарова и поливали грязью на собраниях и всевозможных худсоветах, в которых заседали.
Тем не менее в 1974 году Савелий Крамаров стал заслуженным артистом РСФСР. Узнав об этом, он всю ночь проплакал, вспоминая родителей, поруганное детство и все обиды, нанесенные ему окружающими.
Дальше - хуже. Он подолгу прохаживался у модного магазина "Лейпциг" рядом со своим белым "Фольксвагеном", для видимости перебирая ключи от машины. Савелий искренне надеялся, что какая-либо из красоток попросит известного артиста довезти до центра и окажется его судьбой. Но популярность Крамарова уже давно переросла в восприятие его как дурачка, в отождествление человека с его непутевыми героями. У зрительниц появились другие кумиры, а Крамаров остался шутом, которого нельзя воспринимать всерьез.
В 70-е годы он снялся в фильмах, которые вошли в золотой фонд советского кино. Он сыграл жадноватого Петю Тимохина в "Большой перемене", одноглазого шахматиста в "Двенадцати стульях", изобретателя Прохора в "Этой веселой планете", дьяка Феофана в комедии "Иван Васильевич меняет профессию", тракториста Егозу в "Афоне", глуповатого преподавателя в сборнике новелл "По улице комод водили", эксцентричного ловеласа Серегу в картине "Не может быть!".
Появление в новом фильме Крамарова гарантировало успех. Не так давно актер Александр Збруев рассказал такой забавный случай: "Большую перемену" снимали в Ярославле. Однажды подъезжаем к проходной завода, где снималась одна из сцен, а там вахтер: "Пропуск!" Водитель говорит: "Да мы каждый день здесь проезжаем!" Тот в ответ: "Знаю, а вот сегодня нужен пропуск". Выглянул Ролан Быков: "Слушай, дружок, мы торопимся. Ты что, нас не узнаешь?" Вахтер уперся: "Пропуск - и все!" Вышел Евгений Павлович Леонов, тоже попытался переговорить - безрезультатно. Тут высовывается Крамаров и кричит: "Слушай, друг! Ты вообще соображаешь, что ты делаешь? Из-за тебя съемка срывается!" Вахтер его увидел и расплылся в улыбке: "А! Ты здесь? Ну давайте, проезжайте!" Крамаров был всеобщим любимцем..."
Но над ним вновь начали сгущаться тучи. Теперь они были связаны не с личной жизнью артиста, а с чиновничьим негодованием. Мало того что у народа популярны дураки в крамаровском исполнении, так он еще позволяет себе слишком много: посещает кружок индийской йоги, снимается только там, где хочет, по субботам не работает и открыто посещает синагогу! Да плюс ко всему его дядя эмигрировал в Израиль! К середине 70-х Савелий Крамаров из самого кассового артиста превратился в человека с сомнительными связями и наклонностями. Его обвинили в оглуплении образа советского человека и спустили на места негласный приказ прекратить снимать.
Кино в жизни артиста оборвалось резко, неожиданно. Его по-прежнему звали лишь концертные администраторы - шоу с участием Крамарова неизменно собирали аншлаги. Но за последние три года на родине у актера было всего двенадцать съемочных дней (его последней работой в
советском кино стал фильм "Новые приключения капитана Врунгеля").
В синагоге, куда он регулярно вносил щедрые пожертвования, раввин смущенно сообщил, что его постоянное место отдано другому верующему. Это стало настоящим ударом для Крамарова. Он решил, что должен покинуть эту страну. Причем, уехать решил честно, без скандала, юридически обоснованно на воссоединение с дядей, живущим в Израиле. Подал документы в ОВИР и стал ждать разрешения на выезд. Отказали. Заявили, что "дядя не является прямым родственником".
Его не отпускали долго. Потерять Крамарова означало изъять из проката десятки фильмов с его участием. Поэтому было два пути: растоптать, унизить и заставить его приползти в Госкино на коленях с мольбой о прощении. Или спровоцировать на побег, а потом беспощадно смешать с грязью, как Нуриева или Годунова. Актеру неожиданно предложили путевку в ФРГ или Италию - на выбор. Но Крамаров не поддался на эту уловку, а вновь, через год, подал документы на отъезд в Израиль.
Для Савелия Викторовича Израиль был лишь возможностью вырваться из Советского Союза, всеми своими помыслами он был в Америке, в Голливуде. А старого дядю в Хайфе он хотел отблагодарить за помощь в детстве, когда он ежемесячно присылал Савелию деньги на жизнь. Это тоже было его заветной мечтой.
В начале 80-х Крамаров вместе с Александром Левенбуком написал письмо президенту США Рональду Рейгану - в прошлом тоже актеру. Писатель Варлен Стронгин в своей книге восстановил приблизительный текст этого письма:
"Уважаемый господин президент Рональд Рейган! Обращается к вам популярный в Советском Союзе киноартист Савелий Крамаров. Я не переоцениваю свою известность. Стоит вам, гуляя с супругой по Москве, спросить у любого москвича, у любой старушки, даже если вам ее подставят, и она окажется агентом КГБ, знает ли она Савелия Крамарова, то она обязательно откроет рот и скажет: "А как же! Смешной артист! Много раз смотрела фильмы с его участием.
Кого он только не играл? Президентов, секретарей ЦК партии, работников обкомов и вообще коммунистов не играл. Ему такие роли не доверяли, учитывая его хулиганское и порою даже воровское кинопрошлое".
Уважаемый господин президент! Старушка, кем бы она ни была, даже министром культуры, скажет вам правду, но не всю. Действительно, зрители до сих пор смеются над героями моих фильмов, но лично мне самому сейчас не до смеха. Я не умираю с голоду, но не одним хлебом жив человек. Мы оба любим творчество и не можем жить без него. Поэтому помогите мне обрести в вашей великой стране возможность работать по специальности. Моя нынешняя великая страна, видимо, помочь мне в этом вопросе не может..."
Говорят, это письмо трижды читали по "Голосу Америки". Может, о его существовании узнал и Рейган.
"Если что-нибудь значу как артист, пробьюсь и там, - сказал Крамаров друзьям. - В Талмуде говорится о людях-странниках. Вероятно, таким странником стану я".
Получив, наконец, разрешение на выезд, он обошел всех своих друзей "отходную" организовать не мог, боясь "засветить" всех, кто к нему придет. Съездил в Дом отдыха, в Подмосковье, побродил по лесам, прощаясь с родной природой. Антиквариат, ценности оставил Маше, хотя она уже успела повторно выйти замуж. Улетал фактически ни с чем, с двумя полупустыми чемоданами, в заштопанной кепке, в которой снимался в фильме "Друг мой, Колька!" Она служила ему талисманом.
Первые концерты - в Вене. 31 октября 1981 года у трапа самолета Савелия Крамарова встретил импресарио Виктор Шульман. Актер верил в свой успех, но его выступления заканчивались лишь аплодисментами приличия. Оба были растерянными. Крамаров читал монолог, который начинался словами: "Я снялся в России в тридцати четырех фильмах. Я играл дураков, недоумков, недотеп, хулиганов и забулдыг. И мне очень приятно, что вы встретили меня, как своего родного человека..." Далее следовали отрывки из фильмов, пантомима, рассказы. Зал улыбался, но любимый комик ничем не удивлял... "Нужен хеппенинг! - кричал Шульман. - Почему-то русские артисты не учитывают, что эмигранты быстро впитывают новую культуру, новый быт, социальные новшества. Здесь нет растяп, простофиль, недоумков... Они есть, но над ними не смеются. Их просто не возьмут на работу!"
Крамаров переживал. Наконец концовка была придумана. "Спасибо, что вы пришли, - благодарил артист. - А могли бы не прийти. Сэкономили бы десяток шиллингов. Но зато! Но зато вы до конца жизни бы не узнали, что Савелий Крамаров - еврей!"
"Гут! Зер гут! - хлопал Савелия по плечу Шульман. - А я уже собирался разрывать с тобой контракт!"
А дальше - Америка. Лос-Анджелес. Савелий Крамаров едет к своему старому знакомому - артисту Илье Баскину, с которым снимался еще в "Большой перемене". Некоторое время прожил у него, пока не арендовал квартиру рядом. И уже через год они вместе снялись в пропагандистской ленте "Москва на Гудзоне". Фильм откровенно антисоветский, провозглашающий Америку как центр Вселенной, где найдется место для всех. Главные роли играли артисты разных национальностей, в центре - будущая оскароносная звезда Робин Уильямс. Илья Баскин сыграл роль друга главного героя, так и не сумевшего эмигрировать советского клоуна. Любимый актер Николая Акимова, премьер питерского Театра комедии Александр Беньяминов исполнял роль дедушки. А Крамарову достался кагэбэшник Борис. Три большие сцены с его участием стали, пожалуй, самыми смешными эпизодами комедии. По рассказам очевидцев, в зале всегда хохотали при виде вылезающих из орбит глаз Крамарова, когда его герой обозревал невиданные доселе товары в супермаркете. В финале же Борис появлялся на экране за лотком с хот-догами. "Куда я мог уехать без тебя?!" - восклицал бывший чекист человеку, которого он упустил при исполнении служебных обязанностей.
