делу время и потехе час".
Таким образом страстно любимая царем Алексеем забава для него, все-таки, только забава и не должна мешать делу. Он убежден, что во все, что бы ни делал человек, нужно вносить порядок, "чин". "Хотя и мала вещь, а будет по чину честна, мерна, стройна, благочинна, - никтоже зазрит, никтоже похулит, всякий похвалит, всякий прославит и удивится, что и малой вещи честь и чин и образец положен по мере". Чин и благоустройство для Алексея Михайловича - залог успеха во всем: "без чина же всякая вещь не утвердится и не крепится; безстройство же теряет дело и возставляет безделье , - говорит он.
Поэтому царь Алексей Михайлович очень заботился о порядке во всяком большом и малом деле. Он только тогда бывал счастлив, когда на душе у него было светло и ясно, и кругом все было светло и спокойно, все на месте, все почину. Об этом-то внутреннем равновесии и внешнем порядке более всего заботился царь Алексей, мешая дело с потехой и соединяя подвиги строгого аскетизма с чистыми и мирными наслаждениями.
Такая непрерывно владевшая царем Алексеем забота позволяет сравнить его (хотя аналогия здесь может быть лишь очень отдаленная) с первыми эпикурейцами, искавшими своей "атараксии", безмятежного душевного равновесия, в разумном и сдержанном наслаждении".
Потехи Тишайшего царя, которыми он тешится в минуты отдыха от государственных занятий ничем не напоминают грубых дикарских забав "просветившегося" в Европе его сына Петра. В одном из оставшихся после него писем, Алексей Михайлович пишет Матюшкину:
"...тем утешаюся, что стольников безпрестани купаю ежеутр в пруде...
за то: кто не поспеет к моему смотру, так того и купаю!" "Очевидно, - замечает С. Платонов, - эта утеха не была жестокою, так как стольники на нее видимо напрашивались сами. Государь после купанья в отличье звал их к своему столу: "у меня купальщики те ядят вдоволь" - продолжает царь Алексей, - "а ныне говорят: мы де нароком не поспеем, так де и нас выкупают да и за стол посадят. Многие нароком не поспевают". Так тешился "гораздо тихий" царь, как бы преобразуя этим невинным купаньем стольников жестокие издевательства его сына Петра над вольными и невольными собутыльниками. Само собою приходит на ум и сравнение известной книги глаголемой "Урядник сокольничья пути" царя Алексея с не менее известными церемониалами "всешутейшего собора" Петра Великого. Насколько "потеха" отца благороднее "шутовства" сына и насколько острый цинизм последнего ниже целомудренной шутки Алексея Михайловича! Свой шутливый охотничий обряд, "чин" производства рядового сокольника в начальные, царь Алексей обставил нехитрыми символическими действиями и тарабарскими формулами, которые по наивности и простоте не много стоят, но в основе которых лежит молодой и здоровый охотничий энтузиазм и трогательная любовь к красоте птичьей природы. Тогда как у царя Петра служение Бахусу и Ивашке Хмельницкому приобретало характер культа, в "Уряднике" царя Алексея "пьянство" сокольника было показано в числе вин, за которые "безо всякие пощады быть сослану на Лену". Разработав свой "потешный" чин производства в сокольники и отдав в нем дань своему веселью, царь Алексей своеручно написал на нем характерную оговорку: "правды же и суда и милостивые любве ратного строя николиже позабывайте: делу время и потехе час!" Уменье соединять дело и потеху заметно у царя Алексея и в том отношении, что он охотно вводил шутку в деловую сферу. В его переписке не раз встречаем юмор там, где его не ждем. Так, сообщая в 1655 г. своему любимцу "верному и избранному" стрелецкому голове А. С. Матвееву разного рода деловые вести, Алексей Михайлович между прочим пишет:
"посланник приходил от шведского Карла короля, думный человек, а имя ему Уддеудла. Таков смышлен: и купить его, то дорого дать что полтина, хотя думный человек; мы, великий государь, в десять лет впервые видим такого глупца посланника!" Насмешливо отозвавшись вообще о ходах шведской дипломатии, царь продолжает: "Тако нам, великому государю, то честь, что (король) прислал обвестить посланника, а и думного человека..
Хотя и глуп, да что же делать? така нам честь!" В 1666 году в очень серьезном письме сестрам из Кокенгаузена царь сообщал им подробности счастливого взятия этого крепкого города и не удержался от шутливообразного выражения: "а крепок безмерно: ров глубокой - меньшей брат нашему Кремлевскому рву; а крепостью - сын Смоленскому граду; ей, чрез меру крепок!" Частная, не деловая переписка Алексея Михайловича изобилует такого рода шутками и замечаниями. В них нет особого остроумия и меткости, но много веселого благодушия и наклонности посмеяться.
VI
Алексей Михайлович, хотя и получил от своих современников прозвище Тишайшего, был однако, весьма вспыльчив. Вспылив на когонибудь он давал волю языку, награждая провинившегося нелестными эпитетами.
Но гнев у Алексея Михайловича очень быстро проходил и он снова становился весел, приветлив и ласков с членами семьи, придворным людом и боярами.
"Алексей Михайлович, - пишет С. Платонов, - и в своем гневе не постоянен и отходчив, легко и искренно переходя от брани к ласке. Даже тогда, когда раздражение государя достигало высшего, предела, оно скоро сменялось раскаянием и желанием мира и покоя. В одном заседании боярской думы, вспыхнув от бестактной выходки своего тестя боярина И. Д.
Милославского, царь изругал его, побил и пинками вытолкал из комнаты.
Гнев царя принял такой крутой оборот, конечно потому, что Милославского по его свойствам и вообще нельзя было уважать. Однако добрые отношения между тестем и зятем от того не испортились: оба они легко забыли происшедшее. Серьезнее был случай со старым придворным человеком родственником царя по матери Родионом Матвеевичем Стрешневым, о котором Алексей Михайлович был высокого мнения. Старик отказался, по старости, от того, чтобы вместе с царем "отворить" себе кровь. Алексей Михайлович вспылил, потому что отказ представился высокоумием и гордостью, - и ударил Стрешнева. А потом он не знал, как задобрить и утешить почитаемого им человека, просил мира и слал ему богатые подарки.
Но не только тем, что царь легко прощал и мирился доказывается его душевная доброта. Общий голос современников называет его очень добрым человеком. Царь любил благотворить. В его дворце в особых палатах на полном царском иждивении жили так называемые "верховые (то есть дворцовые) богомольцы , "верховые нищие" и "юродивые". "Богомольцы были древние старики, почитаемые за старость и житейский опыт, за благочестие и мудрость. Царь в зимние вечера слушал из рассказы про старое время о том, что было "за тридцать и за сорок лет и больши". Он покоил их старость также, как чтил безумие, Христа ради юродивых, делавшее их неумытными и бесстрашными обличителями и пророками в глазах всего общества того времени. Один из таких юродивых, именно Василий Босой или "Уродивый", играл большую роль при царе Алексее, как его советник и наставник. О "брате нашем Василии" не раз встречаются почтительные упоминания в царской переписке. Опекая подобный люд при жизни, царь устраивал "богомольцам" и "нищим" торжественные похороны после их кончины и в их память учреждал "кормы" и раздавал милостыню по церквам .и тюрьмам. Такая же милостыня шла от царя и по большим праздникам; иногда он сам обходил тюрьмы, раздавая подаяние "несчастным". В особенности пред "великим" или "светлым" днем Св.
Пасхи, на "страшной" неделе, посещал царь тюрьмы и богадельни, оделял милостыней и нередко освобождал тюремных "сидельцев", выкупал неоплатных должников, помогал неимущим и больным. В обычные дни той эпохи рутинные формы "подачи" и "корма" нищим Алексей Михайлович сумел внести сознательную стихию любви к добру и людям".
Отец Петра I, по словам С. Платонова "ревниво оберегал чистоту религии и, без сомнения, был одним из православнейших москвичей; только его ум и начитанность позволяли ему гораздо шире понимать православие, чем понимало большинство его современников. Его религиозное сознание шло несомненно дальше обряда: он был философ-моралист; и его философское мировоззрение было строго-религиозным. Ко всему окружающему он относился с высоты религиозной морали, и эта мораль, исходя из светлой, мягкой и доброй души царя, была не сухим кодексом отвлеченных нравственных правил, суровых и безжизненных, а звучала мягким, прочувствованным, любящим словом, сказывалась полным ясного житейского смысла теплым отношением к людям. Склонность к размышлению, вместе с добродушием и мягкостью природы, выработали в Алексее Михайловиче замечательную для того времени тонкость чувства, поэтому и его мораль высказывалась иногда поразительно хорошо, тепло и симпатично, особенно тогда, когда ему приходилось кого-нибудь утешать".
"...Не одна нищета и физические страдания трогали царя Алексея Михайловича. Всякое горе, всякая беда находили в его душе отклик и сочувствие. Он был способен и склонен к самым теплым и деликатным дружеским утешениям, лучше всего рисующим его глубокую душевную доброту. В этом отношении замечательны его знаменитые письма к двум огорченным отцами князю Никите Ивановичу Одоевскому и Афанасию Лаврентьевичу Ордин-Нащокину об их сыновьях. У кн. Одоевского умер внезапно его "первенец" взрослый сын князь Михаил в то время, когда его отец был в Казани. Царь Алексей сам особым письмом известил отца о горькой потере. Он начал письмо похвалами почившему, причем выразил эти похвалы косвенно - в виде рассказа о том, как чинно и хорошо обходились князь Михаил и его младший брат князь Федор с ним, государем, когда государь был у них в селе Вешнякове. Затем царь описал легкую и благочестивую кончину князя Михаила: после причастия он "как есть уснул; отнюдь рыдания не было, ни терзания".
