Но колонисты умирали, а уцелевшие рады были найти возможность убраться восвояси с жалкими остатками вконец расстроенного здоровья. Последняя датская колония, состоявшая из миссионеров, коих главою был г. Розен, уничтожилась несколько лет назад.
Географическое положение островов, превосходные рейды, изобилие строевого леса и разного рода дорого ценимых в Европе деревьев - все это вместе благоприятствует основанию здесь обширной колонии, которая бы не замедлила процвести, если б не было одного неприятного препятствия злокачественного климата.
В пять часов следующего утра я отправился с людьми на работу в лес на остров Нанковри. Вода была малая, и шлюпка не могла подойти к берегу на значительное расстояние. Надобно было вылезти и пройти вброд по коралловой отмели сажень около ста, а потом по вязкой тине, смешанной с ракушками, в которой растет какая-то колючая трава.
Опасение лишиться сапог, только затруднявших путешествие, ибо ноги уходили в тину выше колен, заставляло идти босиком; но зато немилосердные ракушки и трава не оставили почти живого места на ногах.
Потом мы очутились в прелестнейшей мангровой аллее. Ее корни покрываются водою во время приливов, так что тогда уж можно пристать на шлюпке к самому берегу. Но так как наше путешествие происходило в отлив, нам пришлось шагать по тине, заплетаться ногами и путаться в стелющихся по земле и под тиною корнях, длиннющих водорослях или спотыкаться о пеньки.
Словом, неприятнее и утомительнее этого перехода от шлюпки до берега я не припомню ничего в жизни. Наконец, усыпав путь свой проклятиями, мы подошли к берегу, усталые, измученные, покрытые толстым слоем грязи, с израненными в кровь ногами.
Очистясь от нее по возможности, мы принялись делать просеки для протаскивания к берегу срубленных для рангоута деревьев.
Русские топоры весело застучали по тропическим деревьям, и русские песни огласили впервые девственные леса, которых таинственное безмолвие прерывалось только нестройными криками попугаев и птиц знойного экваториального климата.
Какое обширное поприще исследований открылось бы здесь естествоиспытателю! Каждое растение, каждый куст говорили бы его мысли и открывали бы умственным взорам новые истины, объяснили бы ему тайну нескольких искомых в великой задаче познания природы. А я бродил по здешним чудным лесам как невежда и горько сожалел о своем невежестве в ботанике. Я чувствовал себя окруженным чудесами растительного царства и смотрел на них, не понимая ничего. Может быть, я попирал ногами экземпляры растений, которых отыскание обрадовало бы натуралиста больше всяких сокровищ!..
Обед прибыл к нам с транспорта во время полной воды. Погода разгулялась. Вид с возвышенного берега, на котором матросы соорудили из ветвей самый поэтический шалаш, был очарователен. Все грязное и неприятное для глаз - тина, пни, корни - покрылось водою, видны были только красивые деревья и роскошная аллея с прохладными ярко-зелеными сводами.
После обеда и кратковременного отдыха мы снова принялись за работу, кончившуюся около заката солнца. К тому времени вода опять убыла, и нам в другой раз пришлось спотыкаться и проклинать морс-кие травы и кораллы. Когда стемнело, я удивлен был множеством искр, беспрестанно мелькавших перед глазами: то были светящиеся мошки и мухи, которых иногда заносит даже на рейд.
Дикари посещали нас часто. Мы обменивались подарками и щедро потчевали своих гостей. Никобарцы - превосходные пловцы и рыбаки. Я никогда не думал, чтоб человек мог так легко и скоро плавать, так далеко и быстро нырять, и все это без малейшего усилия, шутя.
Единственное оружие их - копья; луков и стрел я не видел. Дикари показывали нам опыты своего искусства метать копье: ни один не промахнулся по кокосовому дереву на расстоянии около тридцати шагов.
Никобарские жители - народ кроткий и миролюбивый и без сильного повода не возьмется за оружие. Только крайние обиды, как, например, поступки с ними экипажа английского китолова, вывели их из терпения и побудили к убийству.
Работы наши в лесу продолжались ежедневно до тех пор, пока все срубленные деревья не были перевезены на судно, где в то же время обделывали из них стеньги, а на острове Корморте наливались водою и запасались дровами.
Вода здесь нехороша и, конечно, содействует вредному влиянию климата: она имеет горьковатый, болотистый вкус и, без сомнения, протекая по гнилым корням и растениям, заимствует от них вредные частицы".
5
Приметил ли читатель слова, выделенные мною в "Памятной книжке"? Слова о том, что команде русского корабля впоследствии довелось "на многих горестных опытах" убедиться в пагубности никобарского климата? Я выделил их неспроста.
Но прежде краткое дополнение. Оно необходимо. Конечно, климат сказался. Однако лихорадка и горячка не разгулялись бы настолько, если б так каторжно не измучили матросов никобарские леса.
Алексей Иваныч напрасно про то умолчал. Песня, веселый стук топоров... Песни песнями, а вот насчет веселья... Право, не очень-то веселились нижние чины "Або". Я не прошу верить мне. Есть свидетельство Павла Шкота, он тогда лейтенантом был*.
* П. Я. Шкот годы спустя состоял адъютантом у адмирала Нахимова, был дважды контужен во время Севастопольской обороны: на Камчатском редуте и на знаменитом Малаховом кургане.
Уже стариком, вице-адмиралом, вспоминая злосчастное путешествие, Павел Яковлевич не веселый стук топоров вспомнил, а как тяжко, как изнурительно было в душных чащобах, как обрубали матросы сучья, прокладывали лесосеки, волокли бревна берегом и мелководьем, заваливали в шлюпки, везли на корабль...
И все это с половинной командой, потому что другая всегда оставалась на корабле. "Вот такие-то работы, - заключал Павел Яковлевич, - продолжались более двух недель, и они-то расстроили здоровье команды".
6
"Або" совершал медленный мрачный переход к Сингапуру, или, пользуясь излюбленным выражением сочинителей, "бороздил лазурные воды".
"Бороздили" туго: ветры мешали и течения. Лавируй! А лавировка под парусами - это, знаете ли, не лавировка под парами. Офицеры работали вровень с матросами. Доктор Исаев, добрая душа, сбивался с ног. Но все чаще равнодушно всплескивали "лазурные воды" Малаккского пролива, принимая покойников. Иеромонах творил печальную молитву. Утешал: "Потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в Сретенье Господу на воздуху и там всегда с Господом будем".
Сознавал ли свою преступность господин Юнкер? Навряд ли. Имел он в мыслях легкость необыкновенную. Горевать ли о простолюдине, о нижнем чине? Велика матушка Россия, новым рекрутам обреют лбы, не оскудеет государева служба.
Как на Никобарских островах, как в Малаккском проливе, так и в Сингапуре еще ни разу не видели андреевский флаг. Увидел и июньским полднем 1841 года, Увидели и на берегу и на рейде, где толпилась пестрая публика: европейцы и малайцы, китайцы и индусы. А на транспорте впору было б держать не военный флаг, а госпитальный.
Госпиталь устроили на берегу, в Сингапуре. Доктор Исаев перебрался вместе с больными в скудный лазарет. Иеромонах тоже.
Моряки, разоренные господином Юнкером, кое-как после долгих препирательств столковались с торговцами о продовольствии. Больным отдавали лучшее, Хворые поправлялись медленно. "Або" стоял в Сингапуре пять недель.
Потрудитесь прочесть несколько заметок Алексея Иваныча Бутакова. Они из той же "Памятной книжки", что и никобарские записи:
"Воспользовавшись первым удобным случаем, я сьехал на берег. Пристань на западном берегу узкого залива соленой воды, который обыкновенно здесь называют Сингапурскою рекою.
На том же берегу находится азиатский, или, правильнее, китайский город, а на противоположном живут в богатых и роскошных домах европейцы, большею частию
английские купцы и консулы разных наций. Тут же на довольно возвышенном холме дом, или бунгало, британского губернатора.
Наружность азиатского города далеко не привлекательна. Строения темные и довольно грязные. Верхние этажи заняты конторами, магазинами и жильем, а внизу ряд лавок европейских и индийских торговцев, торгующих почти исключительно английскими товарами.
Единственная красивая площадь в китайском квартале окружена каменными домами, принадлежащими английским, китайским и персидским купцам. В середине ее разведен маленький садик.
Везде мастерские, где с утра до вечера идет работа, везде лавки. По временам раздаются частые удары гонга, возвещающие продажу с публичного торга, и множество народа толпится около места продажи, и жажда прибыли отражается одинаково в узких блестящих глазах китайца, в спокойной физиономии величавого индийца и в медном взоре хладнокровного англичанина.
На самом взморье находится новый, еще не достроенный китайский храм. Я заходил в него. Все идолы, деревянные и каменные, привезены из Кантона. Китайские божества имеют свирепый, карающий вид, что вместе со множеством драконов, нарисованных на стенах и составляющих главное украшение фонарей и карнизов, заставляет думать, что китайцы более боятся злобы и мщения своих богов, нежели благоговеют пред их премудростью.
