- Не браните бледнолицых, как нас называют индейцы, и лучше хорошенько пришпорьте вашего мула.
С этими словами Эдуард и сам поддал своему мулу.
Одного из двух мустангеров звали Эдуард Торнлей, а другого Вашингтон Карроль, или сокращенно Ваш, как его иногда называл его более юный товарищ. Они настолько отличались один от другого, насколько это только возможно для людей одной и той же расы. И по внешности, и по воззрениям, и по образованию между ними не было никакого сходства. Вашингтон Карроль был человек маленького роста, худой, с лицом острым, точно лезвие ножа, как говорил он сам про себя, загорелый до такой степени, что лицо и руки у него цветом своим напоминали хорошо выдубленную кожу. В деловых отношениях со своими друзьями, а в особенности с людьми одной с ним расы он держал себя безупречно, но зато далеко не так он себя вел, когда ему приходилось иметь дело с краснокожими. По возрасту его еще нельзя было назвать стариком, так как ему было всего около пятидесяти лет. Первое впечатление от его наружности было совсем не в его пользу, и выражение его лица, скорей умного и хитрого, чем угрюмого и нечестного, нисколько не смягчалось сильно безобразившим его широким красным шрамом - результатом некогда полученной им раны, - проходившим по всему лицу от рта до левого уха. Он был уроженцем штата Теннесси и траппером по профессии; но с тех пор, как цены на меха сильно упали, он бросил этот промысел и сделался мустангером. Последние несколько лет он жил в Техасе и занимался тем, что охотился на диких лошадей.
В противоположность ему, Эдуард Торнлей был совсем молодой человек, виргинец, переселившийся в Техас и появившийся в прерии не только затем, чтобы добывать деньги охотой на диких лошадей, но главным образом потому, что ему нравилась эта свободная, полная всевозможных приключений, хотя и очень тяжелая и сопряженная с большими опасностями, жизнь в прерии. Описанная в начале рассказа охота была первой, предпринятой ими вместе. С Вашингтоном Карролем он познакомился в Нэкогдочсе, и оба они так понравились друг другу, что сейчас же заключили условие ехать вместе.
В то время как они, готовясь к отъезду, запасались всем необходимым, к ним явился один субъект и так настойчиво умолял позволить ему ехать с ними, что, несмотря на всю недоверчивость старого охотника, чувствовавшего к тому же непреодолимую антипатию к просителю, кончилось тем, что молодой, легко поддававшийся влечению сердца Эдуард уговорил его побороть в себе чувство предубеждения, и они согласились взять с собой неожиданно посланного им судьбой нового товарища. Это был тоже молодой человек, почти одних лет с Торнлеем. Он сказал, что его зовут Луи Лебар, и что он уроженец Луизианы. Новичок вполне оправдывал те подозрения, которые он внушал обоим друзьям. Карроль при первом же свидании почувствовал к нему антипатию, которая затем перешла в полное отвращение. И, надо сказать правду, в нем и в самом деле не было ничего, что говорило бы в его пользу. Он был маленького роста, коренастый, широкоплечий и при этом слегка горбился. Цвет кожи у него был такой, какой бывает обыкновенно у мулатов, а всклокоченная густая черная борода придавала ему еще более неприятный вид. Глаза у него все время бегали, и во взгляде было что-то такое, что напоминало в одно и то же время и лисицу и волка! Антипатия Карроля, кроме того, имела еще и другие основания: он и в самом деле слышал, как Лебар бормотал во сне какие-то странные слова и часто упоминал о каком-то убийстве. Карроль видел во всем этом что-то зловещее, и, как мы увидим впоследствии, его подозрения, к сожалению, оказались вполне основательными...
Глава 3
НЕПРИЯТНАЯ НЕОЖИДАННОСТЬ
Всадники прекратили дальнейший разговор о своем новом товарище и, пришпорив мулов, крупной рысью направились к хижине, где они жили вместе уже несколько недель. Хижина эта, срубленная из толстых неотесанных бревен, одной стороной примыкала к высокой скале, нависшей над берегом потока, впадавшего в реку Тринитэ. От корраля до хижины нужно было проехать около мили. В то время как всадники ехали берегом потока, Вашингтон вдруг осадил своего мула и, указывая вытянутой рукой вперед, крикнул:
- Смотрите!.. Смотрите!..
- Что вы там такое увидели? - спросил Торнлей, останавливаясь в свою очередь.
- Неужели вы ничего не видите там... невдалеке от реки... в прерии?..
- Теперь вижу. Там белеет что-то, похожее на палатку.
- Палатка?
- Да, или, может быть, я ошибаюсь?
- Разумеется... Это вовсе не палатка, а белый верх эмигрантского фургона.
- Фургон!.. Неужели это правда!
- К несчастью, да... И за каким чертом они попали сюда!
- А не все ли нам равно?
- Мне это неприятно. Я переселился сюда в надежде, что буду жить один и что мне не придется уже видеть больше бледнолицых, как говорят краснокожие приятели Луи Лебара, а вот теперь мне надо забирать свои пожитки и снова уходить дальше. Из-за этого я не остался жить в Теннесси и ушел оттуда сначала в Луизиану, потом перебрался в Арканзас, потом изъездил и исходил целые сотни миль по берегам Миссисипи, и все напрасно!.. Проклятые эмигрантские фургоны всюду следовали за мной, они разбивали палатки, пускали свой скот топтать прерию, за ними являлись другие бледнолицые и строили города. Я отправился на юг и дошел до Красной реки; но там оказалось еще больше эмигрантов и домов... Тогда я прибегнул к последнему средству, как говорят в Луизиане креолы, и забрался сюда, к самым границам Техаса. И тут неудача! Бледнолицые нашли дорогу и сюда! Настоящее несчастье!..
-Я и в самом деле ошибся, - перебил его Эдуард Торнлей, - это эмигрантский фургон, и, если только мне не изменяют глаза, там не один фургон, а два... Но я положительно представить себе не могу, почему вам так неприятно видеть людей одной с вами расы? А мне, признаюсь, наоборот, это доставляет даже удовольствие.
- Удовольствие! Вы говорите, что вам это доставляет удовольствие?
- Да!
- А на каком основании, милостивый Боже! Разве вы не знаете, что значит увидать эти большие фургоны?
- Это значит, что в них сидят переезжающие через прерию путешественники, может быть, золотоискатели...
- А может быть, и эмигранты, которые ищут удобное для поселения место! И последнее предположение будет верней... Когда видишь белые верха этих фургонов, ни за что нельзя поручиться. Да вот, смотрите сами. Как вы думаете, что это такое движется возле фургонов?
- Там видны всадники...
- Там не одни всадники, есть и пешие. Затем коровы, овцы, дети... Это эмигранты и даже колонисты, - я их хорошо знаю! Я убежден, что они очень быстро заселят всю эту территорию, потому что здесь самая лучшая земля для разведения хлопчатника!.. Я это еще и раньше предсказывал и, как видите, не ошибся. Эти люди колонисты и они непременно поселятся здесь! А где будут пастись после этого табуны диких лошадей? Где мы будем их ловить потом? Эх! Дорогой Эдуард Торнлей, мы должны готовиться к тому, чтобы покинуть эти места! Мы в последний раз охотились здесь на мустангов! Прощайте, чудные лошади! Через год и самое большее через два здесь будут стоять большие шести- и восьмиэтажные дома, а может быть, вырастет и целый город... Я ненавижу эти большие дома и города! Пройдет немного времени, и во всей Америке не останется места, где не было бы города! Ах! Нечего сказать, приятно будет жить нашим потомкам! Тогда не будет ни диких птиц, ни диких животных! Прощай охота, рыбная ловля, прощай свободная жизнь, большие леса! Ужас!.. Ужас!..
И старый арканзасский траппер покачал головой, снова тронул своего мула и, продолжая ехать берегом реки, все время смотрел в ту сторону, где виднелся караван эмигрантов, причем в его взгляде виден был не только гнев, но и глубокая истинная печаль. Для всякого другого, кроме него, это белое пятно было бы знамением цивилизации, сигналом прибытия его братьев или, во всяком случае, людей одинаковых с ним понятий; но он видел в этом только мрачную тучу, заволакивавшую будущее, и с грустью переживал скорбь страстного охотника вообще и мустангера в особенности.
- Странная вещь! - заговорил он снова, внимательно рассматривая людей, суетившихся вокруг фургонов. - Удивительно, право! У этих людей всего только два фургона, да и самих их не больше девяти человек, считая и негров. По всей вероятности, сюда переселяется какой-нибудь мелкий плантатор со всем своим имуществом... Бедняга! Если он рассчитывает поселиться здесь, имея только то, что есть при нем в эту минуту, я могу только пожалеть его, потому что Тигровый Хвост со своими кровожадными воинами проглотит его в одну минуту. А уже недалеко время, когда краснокожие снова выйдут на тропу войны!
- Может быть, следом за этими будут еще и другие фургоны, которые почему-либо отстали и догонят их через несколько часов? - проговорил Торнлей, в котором слова его товарища пробудили сочувствие к эмигрантам.
- Если это верно, тем лучше для них! Но эти фургоны должны быть еще очень далеко, потому что с этого места вся прерия отлично видна, по крайней мере, на пятнадцать миль кругом, а фургонов что-то нигде не заметно. Куда же они девались и почему так далеко отстали от авангарда?
