22 июня 1861 г. Заичневского и Аргиропуло арестовали -- первого в Орле, второго в Москве. Но члены их кружка не прекращали своей деятельности.
Правительство было обеспокоено активностью студентов, распространением книг, "опасных для алтарей и тронов".
Весной 1861 г. были составлены новые университетские правила. Они запрещали литографирование профессорских лекций, чтобы под видом их студенты не могли распространять литографированные нелегальные издания. Запрещались студенческие сходки, кассы, библиотеки. За право слушания лекций все должны были платить 50 р. в год, в том числе и бедные студенты, для которых существовали льготы (освобождение от платы).
Новые правила были враждебны народному образованию и развитию культуры. Введение этих правил стало толчком для широких студенческих волнений во всех университетских городах. Правительство двинуло против студентов войска в Петербурге, Москве, Казани.
В Петербургском университете волнения среди студентов начались 23 сентября 1861 г. массовой сходкой протеста против новых правил, а 25 сентября прошла первая студенческая уличная демонстрация -- шествие к дому попечителя учебного округа. 27 сентября весь университет был наводнен полицией. Вход студентов в здание университета был запрещен, университет закрыт, занятия прекратились. Началась волна арестов. Но сходки студентов продолжались. Студентов университета поддержали студенты других учебных заведений и прогрессивные профессора, среди которых были: П. Л. Лавров, профессор Артиллерийской академии, будущий идеолог революционного народничества; А. Н. Энгельгардт, профессор этой же академии, будущий автор знаменитых писем "Из деревни"; Н. В. Шелгунов, соратник Чернышевского, и др. 12 октября на толпу студентов, собравшуюся у дверей университета, напала полиция, к ней присоединились войска. Несколько сот студентов отправили в Петропавловскую крепость.
В Москву известие о событиях в Петербурге пришло 27 сентября 1861 г. Оно всколыхнуло студентов университета. На сходке 1-го и 2-го курсов юридического факультета студент Евгений Гижицкий прочел обращение петербургских студентов университета к московским студентам. Затем это обращение было прочитано в тот же день на филологическом и физико-математическом факультетах. Усилия инспектора прекратить сходки ни к чему не привели. Университетский совет отправил ректора и деканов к генерал-губернатору с сообщением, что университет не может "укротить" студентов. Но генерал-губернатор счел преждевременным вызов войск. 28 сентября распоряжением совета университета были прекращены занятия на 1-м и 2-м курсах юридического факультета. Студенты решили обратиться с протестом против новых правил к царю и передали этот адрес генерал-губернатору Тучкову. Последний потребовал смягчения требований и составления адреса на имя министра народного просвещения Путятина. В новом обращении студентов содержались следующие требования:
1. Отмена обязательной платы за право слушания лекций для бедных студентов.
2. Разрешение избирать из среды студентов своих кассиров для сбора, хранения и раздачи денег, жертвуемых студентам в пользу своих бедных товарищей.
3. Разрешение избирать от студентов выборных для решения вопросов с начальством.
4. Открытие Петербургского университета.
Для передачи этих требований были выбраны три делегата; студент юридического факультета А. М. Крыжов, вольнослушатель В. С. Праотцев и студент И. И. Кельсиев. Желая придать студенческому движению политический характер, студенты задумали организовать шествие в годовщину смерти профессора Т. Н. Грановского, любимого студентами выдающегося педагога и прогрессивного общественного деятеля. Лекции Грановского позволяли понять общность исторического развития Западной Европы и России, носили антикрепостнический характер, развивали у студентов стремление к правде, к приобретению действительно научных знаний. Шествие студентов к могиле Грановского 4 октября 1861 г. стало первой в Москве политической демонстрацией.
Активное участие в этих событиях принял и Войноральский со своими друзьями. Он в числе первых 4-го октября пришел к месту сбора. Собралось несколько сот студентов. Они прошли к Пятницкому кладбищу. У могилы профессора начался митинг. В выступлениях звучало решительное осуждение действий правительства.
Поодаль за оградой сосредоточились наряды полиции. Закончив митинг, студенты, соблюдая порядок, шеренгами направились обратно к университету.
Когда адрес студентов к министру просвещения был окончательно подготовлен, трое студенческих депутатов пришли к попечителю Исакову с просьбой его рассмотреть. Попечитель резко ответил: "Никакого прошения я не приму и с депутатами говорить не намерен!" Сообщение об этом вызвало бурю негодования. Студенты огромной толпой устремились в здание нового университета в профессорскую комнату, где находился Исаков. Войноральский с друзьями протиснулся сквозь толпу, и вот они в профессорской комнате. Бросив сумрачный взгляд на студентов, Исаков громко сказал: "Я еще раз повторяю, разговаривать не намерен ни с депутатами, ни с кем-либо из студентов, и, если вы не покинете сейчас же комнату, придется употребить власть и применить к вам военную силу".
Ропот пробежал по студенческим рядам. Они начали наступать на Исакова, пока не прижали его к стене. Войноральский пропустил впереди себя Крыжова как депутата, который обратился к попечителю.
-- В вашей власти одним словом прекратить волнения студентов, не прибегая к крайним мерам, нужна лишь справедливость.
Войноральский вырвался вперед: "Бесчеловечно лишать бедных студентов права учиться!"
-- Я не могу ничего добавить, -- ответил Исаков, -- ибо если я отвечу утвердительно, то я солгу, а лгать я не намерен: против силы я должен сам действовать силой!
Фактически студентам было брошено и лицо обвинение в насилии, в безнравственных, недостойных действиях. Кто-то крикнул: "Подлец! Сын палача!" Поняв всю бесполезность разговора с попечителем, студенты начали расходиться.
Разговор в профессорской комнате не остался без последствий. Исаков отправился к генерал-губернатору и обратился к нему с просьбой арестовать студентов по представленному им списку.
Собравшиеся утром 12 октября около университета студенты узнали, что в прошедшую ночь арестовано около 10 участников вчерашних событий. Студенты обратились к Исакову, желая узнать о причинах арестов. Но Исаков отказался от всяких объяснений. Волнуясь за судьбу товарищей, студенты направились к дому генерал-губернатора. Они видели, что у манежа сосредоточены войска, а следом за ними двинулась полиция. Кольцо замкнулось. Но не идти было нельзя.
Войноральский увидел, как несколько человек вбежали на парадное крыльцо дома Тучкова, И в этот момент полиция и конные жандармы неожиданно напали на студентов. На них обрушились кулаки и сабли. Ряды студентов были смяты. На глазах у Войноральского студент с разбитым лицом упал на землю. Его поволокли в Тверскую полицейскую часть, схватив за руку и за волосы. Прибыл батальон солдат, затем еще две роты московского гарнизона. Конные жандармы, врезавшись в ряды студентов, сбивали с ног одного за другим. Жандармские лошади наступали прямо на упавших, сбитых с ног студентов. Не удалось уйти и Войноральскому с Загибаловым. Их поволокли в Тверскую полицейскую часть. По дороге Войноральский видел, как схватили Крыжова. Он кричал, что может идти сам. Но его с размаху ударили саблей. Крыжов повалился на землю, его потащили. Некоторые студенты защищались палками. Им даже удалось стащить с лошади одного жандарма. Но что могли сделать безоружные студенты? Полиция натравливала на студентов дворников, сторожей, ломовиков, приказчиков, купцов-охотнорядцев. Среди погромщиков действовали переодетые полицейские, распускавшие слухи, будто демонстранты требуют возвращения крепостного права и идут резать генерал-губернатора. Избиение студентов продолжалось целый день и на Большой Дмитровке, и в разных переулках у Бронной. Было арестовано свыше 300 студентов.
Дмитрий Юрасов явился в полицейское отделение, объявив, что желает разделить участь товарищей. Также поступили и некоторые другие студенты. Полиция записывала только их адреса, объявив, что вызовет, когда будет нужно. Задержанных допрашивали, не давая читать протоколы допроса. 39 человек комиссия оставила под арестом, остальных выпустила. Студентам, заключенным в казематы Тверской полицейской части, два дня не давали никакой пищи. Больного Крыжова только на третий день, совершенно обессиленного, отправили в полицейский лазарет. Он двое суток был без сознания. Потом его перевели в каземат Рогожской полицейской части.
Эти события получили название "Дрезденская битва" (по названию гостиницы, находившейся поблизости). В буржуазно-монархической прессе студенты выставлялись злостными бунтовщиками, вооруженными ножами. Герцен был глубоко потрясен происшедшим в России. Он писал в статье "Третья кровь": "К польской, к крестьянской крови прибавилась кровь лучших юношей в Петербурге и Москве... Не жалейте вашей крови. Раны ваши святы, вы открываете новую эру нашей истории, вами Россия входит во второе тысячелетие... Ваша кровь... обличила сочувствие к вам всей России, готовность идти с вами со стороны молодых офицеров, со стороны всех учебных заведений... В Москве студентов перебили, испугавшись проезда царского. Кровь ваша не просохнет на их ливреях до страшного суда народного... В университетах, лицеях, академиях и небольшом круге литераторов укрывалась и взрослела русская мысль в то время, как вся шляхетная Россия, помещичья... чиновная подло пресмыкалась перед бездарнейшим злодеем в истории (т. е. царем -- авт.) за право сечь и грабить, за чечевицу оброка и барщины, за фольгу и стеклярус крестов, за потворство взяткам и казнокрадству". Подчеркивая преемственность революционных традиций от декабристов, Герцен писал: "Курс за курсом передавал таинственный пароль, завещанный мучениками 14 декабря, и этот пароль сказался теперь громко студентами в Петербурге и Москве. Тверская площадь прибавилась к Исакиевской. Инициатива эта по праву принадлежит студентам... Гражданская мысль русская тайно воспитывалась в университетах". В статье "По поводу студенческих избиений" Герцен отмечает: "Университетская история не случайность, не каприз, а начало неминуемой борьбы". И Герцен призывает к борьбе. В статье "Исполин просыпается" Герцен обращается к молодежи: "Со всех сторон огромной родины нашей, с Дона и Урала, с Волги и Днепра, растет стон, поднимается ропот, это начальный рев морской волны, которая закипает, чреватая бурями после страшно утомительного штиля. В народ! К народу -- вот ваше место, изгнанники науки".
