Петр III отнял от Церкви (я имею в виду черное духовенство) миллион душ[7], или крепостных, а точнее говоря, девятьсот с лишним тысяч. Во всей империи едва ли наберется две тысячи монахов, которым государство платит не более двадцати пяти рублей.
Что касается белого духовенства, то здесь я не могу назвать точного числа, но знаю, что оно огромно и совершенно не пользуется уважением. Черное духовенство — это монахи, которых тоже немало. И те, и другие почти всегда являются потомками крепостных или священников, и, таким образом, здесь мы поистине имеем дело с коленом Левия, хотя не столь уважаемым, как древнее[8] (1805).
В прошлом году (1805) в одном из лучших домов Санкт-Петербурга русские рассказывали мне о том, как в одном кабаке заспорили между собой два молодых человека. Когда дело дошло до взаимных оскорблений, один обозвал другого «поповичем», однако последний, защищаясь, сказал: «Это неправда, я сын пахаря» (т. е. крестьянина).
Монахи, по крайней мере отчасти, более образованны чем «попы» и даже по виду не так презренны. Меня уверяли, что некоторые даже знают французский, читают все подряд и являются большими шалопаями. Трудно сказать, как оно на самом деле, учитывая, что представители обоих духовных званий совершенно отъединены от остального общества.
Могу, по крайней мере, сообщить то, что мне рассказала одна дама из высшего общества: совсем недавно (зимой 1806 г.) согласно обычаю этой страны к ней для совершения тайны исповеди пришел один монах, который, ожидая ее, пустился говорить на французском такие непристойности, что его пришлось выставить за дверь.
Монахи не женятся, белое же духовенство, напротив, всегда вступает в брак, и если кто-нибудь из них становится вдовцом, его силой постригают в монахи. Если же священник двадцати пяти или тридцати лет от роду теряет жену в расцвете сил и обаяния, его тоже обрекают на безбрачие и затвор во благо его души, что также разумно, как и все прочее.
Епископ получает от государства не более десяти тысяч рублей, но имеет значительные преимущества, и я слышал от одного католического архиепископа, что архиепископ Петербурга, имея строго определенное вознаграждение в десять тысяч рублей, получает около шестидесяти тысяч рублей годового дохода. Быть может, это несколько преувеличено, но нет сомнения в том, что некоторые преимущества весьма существенны: например, погребения в Александро-Невской лавре выглядят поистине вызывающе. Расходы на такое погребение могут доходить до полутора тысяч рублей звонкой монетой и, кроме того, имеется существенная побочная прибыль: карета и лошади, например, которые должным образом перевозят покойника к месту захоронения, принадлежат Церкви.
Основное богатство того и другого духовенства составляют добровольные пожертвования. Белое духовенство почти не имеет иных средств к существованию.
В апреле 1806 г. один сенатор сказал мне, что он устроил хороший приход одному священнику. «Но каким образом одно прелатство (он употребил именно это слово) может быть лучше другого?» — спросил я. «Это зависит от ситуации — ответил он. — Если приход стоит на большой дороге, он приносит больше дохода. Там больше проезжих, больше и подают».
Общее число лиц, принадлежащих духовенству (включая тех, кто вообще связан с этим сословием) превышает сотню тысяч, а монахи не набирают дозволенного им числа (что примечательно). Во всей Российской империи насчитывается двадцать восемь тысяч православных церквей, а число иноверческих церквей мне неизвестно[9]. Архиепископы, епископы, игумены, белое духовенство, семинарии, — одним словом, все, что вбирает в себя духовенство, обходится государству в один миллион четыреста тысяч рублей, но в будущем году (1807) эта цифра ввиду ее недостаточности увеличится.
(Это добавление исходит из самого надежного источника.)
В настоящее время (февраль 1809 г.) все пожертвования церквам были изъяты и преобразованы в капитал, который разместят в банке для поддержания священников[10]. В соседней губернии для перестройки деревянной церкви в каменную собрали пожертвования в сумме тридцати тысяч рублей. Губернатор взял их, сказал, что деревянная церковь тоже хороша.
Все оплачиваемое духовенство кончает тем, что с ним поступают таким же образом.
Когда нынешний император (Александр I[11]) получал начатки образования, его отец Павел I однажды решил посмотреть, как он пишет, и нашел, в частности, такие слова: «Иисус по прозванию Христос, еврей, от которого христианская секта получила свое наименование». Здесь чувствовалась рука Ла Гарпа. Отец устроил большую выволочку фельдмаршалу Салтыкову, отвечавшему за воспитание, который, впрочем, остался на своем месте, как и Ла Гарп.
(Из достоверного источника, сентябрь 1809 г.)
Недавно император сказал: «Христиане — люди порядочные, но никуда не годные» (10/22 июня 1801 г.).
Покойный император Павел сильно сократил церковную службу, убрав некоторые молитвы, а ныне царствующий император снова сократил ее, изъяв некоторые песнопения и обряды. Больше никто не обращает внимания на то, насколько религиозны солдаты. Когда-то во время поста гвардейскому эскадрону давали свободную неделю для исполнения своего духовного долга, но этот старый обычай недавно упразднили. Завтра праздник Пасхи, мой сын[12] весь день занят упражнениями, и никто не хочет узнать, был ли он на богослужении. В прошлый четверг он не стал причащаться, заспешив на занятия (4/16 апреля 1808 г.).
В праздник Пасхи 1809 г. гарнизон все утро участвовал в параде.
Всю неделю, которая была предоставлена полку[13], его утром и вечером немилосердно гоняли по плацу. В конце недели, поскольку было предписано, что в такой-то день полк должен присутствовать на празднике Пасхи, за ним пришли, чтобы повести его в церковь. Никто как следует не вникал в происходящее. Один завтракал, другой был пьян и т. д. Солдаты! К причастию шагом марш! (15/27 марта 1810 г.).
В этом году (1811) весь гарнизон (более тридцати тысяч человек) не мог присутствовать на пасхальном богослужении. Офицеры-католики не пришли на него, как и все прочие.
Когда-то проповеди совершались и при дворе, но потом проповеди были упразднены. Раньше архиереев приглашали отобедать, теперь такого не случается. Одним словом, наблюдается всеобщее тяготение (особенно со стороны двора) к тому, чтобы совсем покончить с религией (1808).
В девятнадцатом номере «Санкт-Петербургских ведомостей» от 5/17 марта 1807 г. читаем: «Второго дня текущего месяца Их Императорские Величества Император и Императрица, а также Их Императорские Высочества Великие Князья Николай Павлович и Михаил Павлович, а также Великие Княгини Екатерина Павловна и Анна Павловна благоволили принять причастие в малой церкви Зимнего дворца».
«На праздник Пасхи Император благоволил присутствовать на всенощной в своей штаб-квартире в Бартенштейне» (23 апреля 1807 г. № 33).
Во время своего пребывания в Эрфурте Бонапарт тщательно расспрашивал о том, что такое Синод, и что входит в обязанности князя Александра Голицына, обер-прокурора Синода, сопровождавшего императора. Когда ему рассказали о том, что это такое, он одобрил эту должность, говоря, что этих господ (т. е. духовенство) надо держать в узде, но поскольку в душе, вероятно, ему казалось забавным, что обер-прокурор Синода сопровождает императора в этом путешествии, он, обращаясь к последнему, со смехом спросил:
— А это, надо думать, Ваш духовник?
— Не надо шутить над делами духовными, — ответил император.
Какое-то время спустя Наполеон сказал князю Голицыну:
— Я совсем не видел императорских капелланов.
— Их просто нет, Ваше Величество, — ответил Голицын.
— Но как же тогда в праздничные дни он присутствует на богослужении? — полюбопытствовал Бонапарт.
— Он не присутствует, Ваше Величество, — ответил князь.
— Да? Но это плохо. И что же говорят епископы?
— Ваше Величество, они не вмешиваются в государственные дела.
Герцог (Серра Каприола?), которому князь рассказал эту историю, а тот пересказал ее мне, ответил ему:
— Откровенно говоря, мой князь, Ваш ответ был как нельзя плох.
(Декабрь 1808 г.)
Когда исповедник собирается должным образом исповедовать порядочного человека (это всегда происходит у последнего), они, не чинясь, усаживаются друг перед другом, и священник, не вдаваясь в подробности, спрашивает о соблюдении заповедей. Кающийся ничего не сообщает в деталях. «Не случалось ли Вам как-либо нарушить шестую заповедь?» — спрашивают у него.
