Вершину официальной историографии 1812 г. представил собой 3-томный труд ее третьего классика, профессора Военной академии, генерал-лейтенанта Модеста Ивановича Богдановича (1805–1882)[19]. Богданович тоже назвал «главным руководителем Отечественной войны» Александра I (Т. 3. С. 145–146), но фактический спаситель России в его изображении — Кутузов. «Один лишь Кутузов, — читаем у Богдановича, — мог решиться на неравный бой при Бородине и на оставление столицы», «мы чтим в Кутузове полководца, освободившего Россию от чужеземного нашествия, благоговеем к его памяти и вовсе не занимаемся вопросом, возможно ли было исполнить лучше то, что так хорошо совершил Кутузов» (Т. 2. С. 14).
Если Михайловский-Данилевский вообще не смел упрекнуть Кутузова в чем бы то ни было, а Бутурлин позволял себе лишь почтительно указать на мелкие промахи фельдмаршала, проистекавшие из его «системы медлени», то Богданович, надо отдать ему должное, смело критиковал «Спасителя Отечества» за ошибки при Бородине и Тарутине, под Красным и на Березине (Т. 2. С. 224, 485; Т. 3. С. 144, 289) и даже дерзнул уличить его в подлоге, а именно в том, что Кутузов, оставив при Бородине все свои позиции, рапортовал царю: «кончилось тем, что неприятель нигде не выиграл ни на шаг земли» (Т. 2. С. 229, 230). Этот «грех» Богдановича и Бутурлина впоследствии «классики» советской официальной науки будут квалифицировать как «принижение» и «затушевывание» Кутузова[20]. Впрочем, советские официозы усмотрят (сквозь лупу предвзятости) такое «затушевывание» даже у Михайловского-Данилевского.
В русле официальной историографии, как Бутурлин и Михайловский-Данилевский, с частым цитированием этих двух авторов, составил обширный биографический очерк о Кутузове Д.Н. Бантыш-Каменский[21] — историк и литератор, тайный советник, служивший губернатором в Тобольске и Вильне, автор 8-томного «Словаря достопамятных людей русской земли», сын историка, почетного академика Н.Н. Бантыш-Каменского. С другой стороны, еще один герой 1812 г., полковник Н.А. Окунев, в своем «Рассуждении…», хотя и следовал преимущественно по официальной стезе, не восхвалял без нужды ни Кутузова, ни самого Александра I[22].
Не могли не отдать дань традиции поклонения Кутузову как «Спасителю Отечества» такие трезвые умы, как А.С. Пушкин и В.Г. Белинский. Одну и ту же сакраментальную мысль Белинский выразил в прозе («Кутузов — спаситель России»), а Пушкин — в стихах, обращенных к «гробнице святой» фельдмаршала:
Когда народной веры глас
Воззвал к святой твоей седине:
«Иди, спасай!» Ты встал — и спас.
Правда, Александр Сергеевич в 1835 г. написал стихотворение «Полководец» о М.Б. Барклае-де-Толли. В нем есть такие строки:
Вотще! Соперник твой стяжал успех, сокрытый
В главе твоей; а ты, оставленный, забытый
Виновник торжества, почил — и в смертный час
С презреньем, может быть, воспоминал о нас.
Но эти четыре строки Пушкин даже не стал предъявлять в цензуру, настолько они были тогда «непроходимыми». Сохранились они в беловом автографе поэта[23].
Тем не менее «Полководец» Пушкина и без этих четырех строк вызвал болезненную реакцию у почетного академика А.И. Голенищева-Кутузова (родственника фельдмаршала), который воспринял «Полководца» как антикутузовскую акцию и выступил с «опровержением» в виде брошюры, приложенной к «Санкт-Петербургским ведомостям» от 8 ноября 1836 г. Пушкин ответил на брошюру «Объяснением», которое он опубликовал в 4-й книге своего журнала «Современник» (декабрь 1836 г.). Здесь поэт как бы извинялся за то, что его смогли заподозрить в принижении Кутузова. Он подчеркивал «превосходство военного гения» Кутузова перед Барклаем и мессианскую роль «светлейшего» («его титло: спаситель России»). Раньше Михайловского-Данилевского и Богдановича он выдвинул коронный тезис официальной историографии, что «один Кутузов мог предложить Бородинское сражение, один Кутузов мог отдать Москву неприятелю».
Вскоре после этого в газете «Северная пчела» за 11 января 1837 г. литературный оппонент и личный недруг Пушкина Ф.В. Булгарин упрекнул поэта в том, что он «почти отрекся от прежнего», сопоставляя Кутузова и Барклая. Тот же упрек поэту (с оговоркой: «Так Пушкин писал. Но вряд ли так он думал») уже в наше время повторил В.В. Пугачев[24]. Думается, ближе к истине здесь точка зрения А.Г. Тартаковского: «Ведь примерно тем же временем, когда „Объяснение“ вышло из печати, датируется и „альбомный“ автограф „Полководца“ с откровенно резкой характеристикой Кутузова как „соперника“ Барклая. Умолчание в „Объяснении“ этого щепетильного обстоятельства <…> надо, видимо, расценивать как тактическую уступку» со стороны Пушкина официальным взглядам.
С выходом в свет трех томов «Истории Отечественной войны 1812 г.» М.И. Богдановича фактически закончилась полувековая страда канонизации Кутузова в отечественной историографии[25]. Даже труды, написанные с официальных позиций, становятся менее аллилуйными и более объективными по отношению к Кутузову. Таковы книги популярного доныне историка и литератора Н.А. Полевого и давно забытого журналиста, отставного штабс-капитана, участника антинаполеоновских войн И.Г. Бутовского (двоюродного брата «кавалерист-девицы» Надежды Дуровой). В 1860 г. автор пространной (больше 5 печатных листов!) рецензии о 3-томнике Богдановича, укрывшийся под инициалами А.Б., не только упрекнул Михайловского-Данилевского за его «постоянную заботу поставить князя Кутузова безмерно выше всех современных ему генералов Отечественной войны», но и усилил, по сравнению с Богдановичем, критику действий Кутузова при Бородине: «Участие Кутузова в распоряжениях почти не заметно, его самого нигде не видно между войсками».
Суждения А.Б. (по резонному предположению В.А. Дьякова, это был профессор Академии Генштаба генерал-лейтенант А.И. Беренс)[26] были уже характерными для новой историографии, условно назовем ее либерально-буржуазной, которая отвергла постулаты о единении сословий вокруг престола и об Александре I как главном герое «Двенадцатого года», а заодно опустила с заоблачных высот на землю и репутацию Кутузова. Правда, ниспровергатель предыдущей концепции и основоположник либерально-буржуазной концепции Александр Николаевич Попов (1820–1877) — тоже дворянин, чиновник, член знаменитых Редакционных комиссий 1859–1860 гг., — хотя и «преодолел культ личности» Александра I, по старинке превозносил Кутузова, «которому одному (?! — Н.Т.) Россия обязана своим спасением». Но это был уже последний в XIX в. аккорд чрезмерного восхваления фельдмаршала.
Кстати, вслед за А.И. Беренсом (?) подверг критическому разбору 3-томник Богдановича генерал-майор И.П. Липранди (участник войны 1812 г., военный историк, мемуарист, в молодости «добрый приятель» А.С. Пушкина). Он без особого пиетета к Кутузову первым вменил ему в вину то, о чем позднее будут писать многие критики фельдмаршала: «Кутузов всегда будет почитаться виновником выпуска из России Наполеона с ничтожными остатками его полчищ»[27].
После М.И. Богдановича вплоть до 1940-х годов почти все отечественные историки (кроме таких единиц, как А.Н. Попов и Н.Ф. Проценко) держались трезвой, уважительно критической либо даже критически заостренной оценки Кутузова — без преувеличенных славословий. Сдержанно писал о Кутузове великий российский историк С.М. Соловьев (великий В.О. Ключевский о фельдмаршале вообще ничего не написал). Такие корифеи либерально-буржуазной военной историографии, как начальник Академии Генштаба генерал от инфантерии Г.А. Леер, профессор той же академии генерал от инфантерии П.А. Гейсман, генерал-лейтенант А.К. Билов и генерал-майор А.Н. Витмер (учитель легендарного М.Д. Скобелева), признавали Кутузова выдающимся полководцем и дипломатом, но в ранг «гения» и «Спасителя России» его не возводили[28].
Показателен для либерально-буржуазной историографии труд одного из лучших знатоков рассматриваемой эпохи генерал-лейтенанта Владимира Ивановича Харкевича (1856–1906) «Березина». Здесь впервые капитально, с учетом всей совокупности источников, и беспристрастно проанализированы действия трех лиц, ответственных за Березинскую операцию: П.Х. Витгенштейн медлил, П.В. Чичагов путал, а Кутузов оставался «простым свидетелем совершающихся событий» далеко в стороне от них.
Поворот с 1860-х годов от лицеприятного прославления к объективной оценке Кутузова с непременными элементами критики в историографии отразился и на художественной литературе. В романах Л.Н. Толстого, Д.А. Мордовцева, Г.П. Данилевского фельдмаршал изображен как «дряхлый телом, но бодрый духом старый вождь», мудрый, хотя уже и безынициативный[29].