Особенно велика была детская смертность. В докладной записке Г. Г. Ягоды от 26 октября 1931 года на имя председателя ЦКК ВКП(б) и наркома РКИ Я. Э. Рудзутака отмечалось: «Заболеваемость и смертность с/переселенцев велика… Месячная смертность равна 1,3 % к населению за месяц в Северном Казахстане и 0,8 % в Нарымском крае. В числе умерших особенно много детей младших групп. Так, в возрасте до 3 лет умирает в месяц 8—12 % этой группы, а в Магнитогорске еще более, до 15 % в месяц. Следует отметить, что в основном большая смертность зависит не от эпидемических заболеваний, а от жилищного и бытового неустройства, причем детская смертность повышается в связи с отсутствием необходимого питания»[15].
Высокий уровень детской смертности входил в число главных причин отрицательного сальдо между рождаемостью и смертностью у спецпереселенцев. Например, в 1932 году в Хибиногорске (Кировске) Мурманского округа у спецпереселенцев родилось 420 и умерло 864 человека, причем среди умерших было 589 детей. Таким образом, в данном случае 68,2 % общей смертности спецпереселенцев приходилось на детскую смертность. К середине 1935 года детская смертность резко снизилась. Так, в том же Кировске в 1935 году она понизились у спецпереселенцев по сравнению с 1934 годом на 40 %[16].
Детская беспризорность в «кулацкой ссылке» вплоть до середины 30-х годов была обычным явлением. Только в труд-поселках «Западолеса» (Западный Урал) в конце 1934 года было установлено 2850 детей-беспризорников, родители которых умерли или бежали[17].
Таблица 2. Показатели рождаемости, смертности и бегства спецпереселенцев (трудпоселенцев) в 1932–1940 годах*
* ГАРФ. Ф. 9479. Оп. 1. Д. 89. Л. 216.
Направление больших масс людей на спецпоселение — следствие государственной политики спецколонизации, т. е. освоения необжитых и малообжитых районов страны посредством насильственных переселений. В постановлении СНК РСФСР от 18 августа 1930 года «О мероприятиях по проведению спецколонизации в Северном и Сибирском краях и Уральской области» указывалось:
«1. Возложить на Наркомзем РСФСР проведение земельного и хозяйственного устройства спецпереселенцев и их семей, занимающихся сельским хозяйством, в Северном и Сибирском краях и Уральской области.
2. Поручить ВСНХ РСФСР, НКторгу и другим хозяйственным органам, по соглашению с НКземом и Наркомвнуделом РСФСР, проведение устройства спецпереселенцев, используемых по линии промышленности и промыслов.
3. Признать необходимым при проведении спецколонизации:
а) максимально использовать рабочую силу спецпереселенцев на лесоразработках, на рыбных и иных промыслах в отдаленных, остронуждающихся в рабочей силе районах, и
б) в сельском хозяйстве устраивать лишь тех спецпереселенцев, рабочая сила которых не может быть использована на лесоразработках и промыслах.
4. Поручить НКзему РСФСР совместно с ВСНХ РСФСР, НКторгом и с соответствующими краевыми (областными) исполкомами и по соглашению с НКВД РСФСР разработать в соответствии с указаниями п. 3 настоящего постановления конкретные хозяйственные мероприятия по использованию спецпереселенцев»[18].
При определении районов расселения специально выбирались места, откуда в силу природных условий побег был бы весьма затруднительным. Так, в одном из документов ПП ОГПУ Сибкрая от 25 апреля 1930 года отмечалось: «Изысканы и детально проработаны под расселение необжитые, отдаленные северные районы… при этом в принципе отвода районов расселения для каждого округа наряду с экономическими соображениями (пригодность их к с/х и промышленному использованию) также учтены были и моменты политического характера, в частности в отводе районов учитывались природные условия, гарантирующие невозможность бегства выселенных обратно (болота, реки, отсутствие дорог)»[19].
В письмах спецпереселенцев чаще всего содержались сетования на свою несчастную судьбу, на проявленную к ним несправедливость. За последние 20 лет опубликовано много таких писем в различных изданиях. В частности, интересная подборка спецпереселенческих писем на имя М. И. Калинина с мольбой о помощи представлена в сборнике «Неизвестная Россия. XX век»[20].
Однако уже в 1930 году от некоторых спецпереселенцев к их родственникам и знакомым, не подвергавшимся выселению, стали поступать письма, в которых выражалась удовлетворенность своей жизнью и судьбой. Правда, их удельный вес в общем потоке спецпереселенческой корреспонденции был крайне незначителен. Так, по состоянию на 10 октября 1930 года, Информационным отделом (ИНФО) ОГПУ было обработано 119 376 писем спецпереселенцев, из них только 622, или 0,52 %, оказались с «положительным содержанием». Ниже мы приводим несколько выдержек из писем такого характера:
«…Слава богу, нужды никакой не видим. Живем очень хорошо, продуктов вдоволь, мяса и рыбы хватает, зарабатываем подходяще от 5 до 10 р. Вы пишите, что у вас скот контрактуют, но это необходимо: нужно рабочих кормить и скорее построить социализм, вы нас будете кормить, мы за это вам дадим апатит для удобрения земли…»;
«…В тундре мне больше нравится, чем дома. Шапку никому не приходится снимать и кланяться, и не боимся обложения, отработали 8 час. и все, советую всем ехать к нам, много можно заработать…»;
«…Мы живем хорошо, да и вообще кто сюда сослан, все хорошо живут.
Все работают кто что. К нам много высланных скобарей приехало в лаптях, а сейчас ходят в желтых туфлях, да в макинтошах, начинают жить уже по-городскому…»;
«…Вырабатываю в месяц 120 р., так что жить можно. Узнайте, если и вас высылают, то ничего, и в холодном краю можно жить. Приезжайте и не бойтесь…»;
«…Как нам пишите, что дома плохой урожай. Хорошо, что нас отправили сюда. Здесь мы живем очень хорошо, продукты получаем очень хорошие. Кроме того— дети получают детский паек…»[21].
В «положительных» письмах спецпереселенцев проскальзывала идея о том, что доходы от заработка и премиальных рабочего-ударника выше прежних доходов от ведения кулацкого хозяйства. Но дело в том, чтобы стать ударником, надо было постоянно перевыполнять нормы выработки. А эти нормы были весьма непосильные (особенно на лесоразработках) почти для всех женщин (за редкими исключениями), да и далеко не каждый мужчина мог их выполнить, а тем более перевыполнить.
О том, что женщинам физически невозможно выполнить установленные нормы выработки на лесоразработках, отмечалось и в письмах спецпереселенцев. Так, в обзоре выдержек из документов высланного кулачества, подготовленном ИНФО ОГПУ по состоянию на 10 октября 1930 года, приводились выдержки из письма одной девушки-спецпереселенки, в котором имелись такие строки: «Сейчас зачли приказ, чтобы все от 15 и до 55 лет шли на работу, а кто не пойдет, тому не дадут паек, дадут принудиловки или посадят в тюрьму, а работа не под силу, я ходила кое-как, одну спилила, комары облепили все ноги, руки и лицо все очутилось в крови, и с лица текла кровь. Платят 43 к. за куб. м, на другой день все вспухло, на руках кровяные мозоли, и мы больше не пошли на работу, лучше пускай лишают пайка, сажают в тюрьму, но эта работа нам не под силу»[22].
В отдельных областях спецпереселенцы стали превосходить по численности местное коренное население. Так, в 1929 году население Кольского Севера составляло около 27 тыс. человек (только постоянные жители), а спецпереселенцев в 1930–1935 годах поступило свыше 35 тыс. Это, однако, не означало, что спецпереселенцы стали составлять абсолютное большинство в населении указанной территории, так как одновременно со спецпереселенческим потоком шло еще более интенсивное прибытие добровольных переселенцев и вербованных: за 1930–1935 года около 45 тыс.[23]. Таким образом, в 1935 году в составе населения Кольского Севера на первом месте по численности находились добровольные переселенцы и вербованные, прибывшие в 1930–1935 годах, на втором — спецпереселенцы, на третьем — местное население, проживавшее здесь до 1929 года.
В ряде северных и восточных районов РСФСР высланные кулаки составили серьезную «конкуренцию» местным жителям в работах, являвшихся для последних традиционными отхожими промыслами (лесоразработки, торфоразработки и др.). Так, в обзоре выдержек из документов высланного кулачества, подготовленного 3-м отделением ИНФО ОГПУ по состоянию на 1 июля 1930 года, приводилась выдержка из письма одного спецпереселенца, в котором говорилось о том, что местные жители «в селах сами голодные как собаки и проклинают нас, потому что раньше они зарабатывали и кормились, а теперь их на работу не берут, а гонят нас за несчастный паек»[24]. Хозорганам по ряду причин было выгоднее использовать на работах именно спецпереселенцев, а не местных жителей, ибо первым можно было и не доплатить, и задержать зарплату, а со вторыми такие «операции» проделывать было сложнее. Для местных жителей (особенно крестьян) это был чувствительный удар, так как раньше (до появления спецпереселенцев) заработки на отхожих промыслах составляли весьма солидную часть доходов их семей. Поэтому они, как отмечалось в письмах спецпереселенцев, «проклинают нас», хотя эти проклятия шли явно не по адресу, ведь проклинать надо было не спецпереселенцев, а тех, кто их сюда пригнал.