иммиграцию, сделав таким образом успокоительный жест в сторону арабов. Все это было свидетельством того негативного воздействия, которое не мог не оказывать на Израиль процесс активного формирования Багдадского пакта. Эта амбициозная структура, в рамках которой предполагалось объединить ближневосточные страны и страны западной демократии, со всей очевидностью основывалась на допущении, будто существует возможность исключения одной страны из общей системы — причем самой уязвимой страны региона.
А затем — как будто у израильтян к тому моменту было недостаточно поводов для тревоги — Лондон и Вашингтон решили оказать дополнительное давление на Израиль, потребовав от него территориальных уступок, чтобы таким образом воспрепятствовать совершению оружейной сделки Египта с советским блоком. В своей речи, произнесенной в августе 1955 г. и определявшей перспективы внешней политики США, Даллес подчеркнул, что указанные в ходе переговоров на Родосе в 1949 г. линии перемирия вовсе не должны были стать постоянными границами. “Проблема усугубляется тем обстоятельством, что ценность даже бесплодных земель приобрела значение, причем скорее духовное”, — добавил Государственный секретарь, явным образом намекая на пустыню Негев. А 9 ноября 1955 г. премьер-министр Великобритании Энтони Иден сказал — в отличие от Даллеса, прямым текстом, — что необходимо достижение “компромисса” между границами, определенными Резолюцией ООН от 1947 г., и предложенными в 1949 г. линиями перемирия. Позже Иден признал, что он, возможно, выбрал не лучший момент для произнесения этой речи. “В то время как русское оружие стало прибывать в Египет, — писал он в своих мемуарах, — по всей видимости, не следовало поднимать вопрос о границах”.
Вышло так, что осложнение отношений Израиля с Великобританией и США пришлось на то же время, когда Советский Союз стал увеличивать военную и дипломатическую поддержку, оказываемую Египту и Сирии. Выступая на сессии Верховного Совета СССР 29 декабря 1955 г., первый секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущев [5] высказался по поводу Израиля с особой резкостью:
“Заслуживают осуждения действия Государства Израиль, которое с первых дней своего существования выступало с угрозами в адрес своих арабских соседей и осуществляло по отношению к ним недружественную политику. Ясно, что за спиной тех, кто проводит такую политику, стоят империалистические страны, которые и пытаются использовать Израиль в качестве орудия против арабских народов”.
Возмущенные протесты Израиля не были приняты во внимание. Москва в дальнейшем даже не пыталась скрывать свое враждебное отношение, регулярно осуждая еврейское государство на сессиях Совета Безопасности ООН и обвиняя Бен-Гуриона в попытках развязать войну против арабских стран. Ясно, что ничего хорошего от Советского Союза Израилю ожидать не приходилось.
Впрочем, ничего хорошего не сулила также позиция, занятая Вашингтоном и Лондоном. Обе страны явно отходили от положений Трехсторонней декларации 1950 г. В начале зимы 1956 г. Иден и Эйзенхауэр выступили с совместным коммюнике относительно “[взаимных] дискуссий по поводу характера действий, которые должны быть предприняты [на Ближнем Востоке] в случае, если возникнут непредвиденные обстоятельства”. Этот документ представлял собой явный отход от первоначальной сути Декларации, которая гарантировала неприкосновенность границ. В феврале 1956 г. Энтони Наттинг, заместитель министра иностранных дел Великобритании, высказал несогласие по поводу территориальных уступок в ситуации, когда “границы еще не определены”. Трехстороннему соглашению был нанесен coup de grace (фр. “завершающий удар”) в апреле 1956 г., когда Вашингтон заявил, что в случае новой арабо-израильской войны США намерены действовать в основном в рамках Организации Объединенных Наций. Такой подход, вне всякого сомнения, означал согласие с тем, что любые решения Совета Безопасности будут заблокированы советским вето.
В складывающихся безрадостных обстоятельствах израильтянам лишний раз напомнили, что национальная безопасность зависит прежде всего от внутренних ресурсов страны, а в данной ситуации — от ее военного потенциала. К счастью для еврейского государства, отсутствие политического единства в арабском мире после 1948 г. дало Израилю пять драгоценных лет, на протяжении которых увеличилось его население, развилась экономика и — что также немаловажно — окрепли вооруженные силы. После подписания соглашений о перемирии в 1949 г. стало возможным рассматривать обоснованные и долгосрочные планы создания регулярной армии. Ограниченные людские ресурсы страны диктовали необходимость военного строительства, основанного на использовании резервистов. Игаль Ядин, занимавший командные посты во время Войны за независимость, в 1949 г. находился на отдыхе в Швейцарии, где получил известие о назначении его на пост начальника Генерального штаба Армии обороны Израиля. На него произвела большое впечатление организация швейцарской мобилизационной системы, и по возвращении домой Ядин убедил кабинет министров адаптировать швейцарский опыт к израильской действительности, используя при этом практику Гаганы, а также Великобритании, США и ряда европейских стран. В сентябре 1949 г. кнесет принял всеобъемлющий Закон о воинской службе, в котором были определены юридические основы существования Армии обороны Израиля.
Согласно этому Закону, личный состав вооруженных сил делился на две категории: проходящие действительную службу и резервисты. На действительной службе находилось ограниченное число офицеров и младшего командного состава, а также солдат-призывников. Призыву подлежали все мужчины и женщины, достигшие 18-летнего возраста. Срок службы для мужчин составлял 26 месяцев, для женщин — 20 месяцев. Мужчины проходили боевую подготовку, женщины выполняли обязанности канцелярских работников, машинисток, водителей, связистов, а также учителей и социальных работников в центрах абсорбции репатриантов. По окончании срока службы призывники переходили в резервные части; в резерве годные к военной службе мужчины оставались до 45 лет, незамужние женщины — до 35 лет. Мужчины в возрасте до 40 лет ежегодно призывались на воинские сборы продолжительностью не менее месяца (без перерыва), мужчины старше 40 лет — на двухнедельные сборы. Помимо этого, они должны были посвятить воинской службе 12 дней в году; офицеры резерва служили дополнительно в течение недели ежегодно. Согласно закону, принятому в июне 1953 г., все мужчины в возрасте 45–49 лет входили в состав гражданской обороны, и у них была своя система подготовки. В дальнейшем сроки службы как призывников, так и резервистов были увеличены. В 1950-х гг. воинская мобилизация стала неотъемлемой составляющей повседневной жизни Израиля. Каждый ребенок видел, как его отец надевает военную форму и отправляется на военную службу — один день ежемесячно и один месяц ежегодно. Его старший брат или сестра либо проходили действительную службу, либо состояли в резерве. Если ребенок жил в городе развития, то его учительницей могла быть солдатка действительной службы; служащие формирований, совмещавших военную службу с сельскохозяйственной деятельностью (формирования Нахаль [6]), могли быть его спортивными инструкторами, вожатыми или культурными работниками. Иными словами, практически каждый израильтянин состоял на военной службе — либо на действительной, либо в резерве.
С первых дней провозглашения независимости Бен-Гурион сам возглавил Министерство обороны, и отпечаток его волевого, целеустремленного характера лежал на всем, что было связано с процессом роста и развития вооруженных сил страны. Осадное положение, в котором существовал
