веры в свое величие, что не мог он тотчас же почувствовать всю великость опасности, приходившей извне, не мог тогда же привести в своё сознание мысль, что не вечно даже и его всемирное владычество.
Так было до Рождества Христова. После битвы в Тевтобургском лесу (при Августе) германцы стали смелее, и набеги их чаще и опустошительнее. Рим стал придумывать средства к их усмирению. Тиберий был первый, который, после опытов нескольких лет, усомнился в прочности римских завоеваний в Германии. События не замедлили оправдать мысль Тиберия. Каждое вновь возрастающее поколение приносило с собою меньше веры в силу римского оружия, больше страха пред именем германцев. Траян, несколько лет с честью стороживший Империю от нападений северных варваров, принес с собой на престол убеждение - провести постоянную границу между римлянами и германцами. Вследствие его мер и политики римского правительства divide et impera , германцы столько же раз должны были смиряться, сколько возмущались и, следовательно, не имели большого влияния на Империю. С третьего же столетия по Р. Х., когда германский мир вдруг принимает другой вид; когда древние имена описанных Тацитом народов исчезают, а на место их образуются под новыми именами большие массы; когда на севере Германии утвердились саксы, а по юго-востоку разлились готы; когда, вследствие нашествия этих народов, возникли франки и аллеманны, и когда к тому же возродилась персидская нация, с этого времени от Евфрата до устья Рейна воинственные народы в виде большой дуги обложили Римскую Империю и, как бы по данному знаку обнажив мечи, вдруг устремились на неё. Что ни придумывало римское правительство к отражению варваров, огромными массами вторгавшихся в Империю, всё было напрасно. В начале второй половины IV века германцы стали уже твёрдою ногою в Римском Мире; это лучше всего видно из того, что множество римских военных и гражданских чиновников были германского происхождения; но ни нравы, ни образование их не могли ещё иметь господствующего влияния на римскую жизнь; напротив, теперь, когда вдруг целые войска их с жёнами и детьми вторгались в Империю, отношение изменилось и мир, сделавшися теперь повсюду христианским, быстро переходил в характер варварства. Посему нет ничего удивительного, что отец Стилихона и он сам достигли значительных должностей в государстве.
Эти нашествия варваров на Римскую Империю должны были ещё более увеличиться, когда из Азии двинулись гунны и произвели неустройства между готами.
Готская нация разделялась тогда на две различные и политически отдельные части. Поселившиеся со времени Аврелиана в Дакии на Дунае назывались вестготами и были управляемы родоначальниками, носившими название судей. Готы же, поселившиеся в нынешней России, к которым также принадлежали германские племена ругийцы, гепиды, герулы и вандалы, назывались остготами и находились в то время под правлением царя Германриха. Его царство простиралось от берегов Балтийского моря до Дона и по своей обширности и могуществу было славнейшим после римского и персидского. Но оно не выдержало напора гуннов и вследствие этого, остготское дворянство оставило страну; также и вестготы уклонились от борьбы с гуннами и обратились к императору с просьбой о дозволении поселиться на римской земле. Просьба их была исполнена; но вскоре между ними и римскими чиновниками открылись несогласия, а потом дело дошло и до войны.
Разбив римлян наголову при Марцианополе, готы начали опустошать Фракию. С ними соединились другие варвары, с давних времён поселившиеся здесь, или принятые в римскую военную службу; также гунны и аланы перешли через Дунай, никем тогда не охраняемый, и пристали к готам, чтобы делить с ними добычу и опасности войны; фракийские рудокопы также возмутились и показали неприятелям горные проходы. В продолжение всего 377 года действия против готов были безуспешны: они перешли чрез Гемус и опустошали открытую страну до самой Фессалии. Надлежало страшиться за существование государства, если скоро не будет положено конца распространению их опустошений.
В таком положении находились дела, когда Стилихон, в начале 378 года, возвратился из Ктесифона. Император Валент очень был рад успешному окончанию посольства и в награду за это дал Стилихону начальство над несколькими легионами. Присоединив к главному своему войску все легионы, которые прежде находились в Азии, теперь уже, вследствие мира, безопасной со стороны персов, Валент двинулся против неприятелей, между тем как его племянник Грациан шёл к нему на помощь с силами Запада. Но, увлечённый нетерпением, Валент вознамерился решить дело до прибытия Грациана, и 9 августа 378 года, при Адрианополе, напал на варваров. Здесь готы храбро встретили римлян и, пользуясь превосходством своих сил, нанесли им такое страшное поражение, что Аммиан сравнивает его с Каннским: две трети войска и большая часть генералов остались на месте, император погиб. Когда все в римском войске или падали или в безпорядке бежали, Стилихон единственно личной храбростью успел сомкнуть обредевшие колонны своей дивизии, с блестящим успехом отбивался от напиравших на него врагов и благоразумным отступлением спас себя и остаток своих солдат.
После этой битвы победители - готы так усилились в Империи, что она была на один шаг от падения. Император Грациан, соединивший теперь Восток с Западом, чувствовал, что не сумеет управиться с варварами и видел, что только человек с необыкновенными способностями будет в состоянии сколько-нибудь поправить дело, и потому в 379 году вызвал ко Двору Феодосия, который был известен как отличный генерал, а по смерти своего отца жил частным человеком в Испании, занимаясь управлением своего наследственного имения. Император дал ему титул Августа и послал его на Восток, с тем, чтобы очистить его сперва от варваров. Для скорейшего и успешнейшего достижения этой цели Феодосий счёл за лучшее вести войну оборонительную, или, лучше сказать, партизанскую, т. е. нападать на неприятеля там, где он вовсе не ожидал, наносить ему вред в небольших схватках и, разбивая его таким образом по частям, в то же время поселять между самими варварами раздор.
План этот как нельзя лучше сообразовался со стеснённым положением Империи и с характером самих варваров, обыкновенно при всяком нападении действовавших всеми своими силами, и есть несомненный признак гения Феодосия.
Но, очевидно, такой многосложный образ действий требовал для Феодосия помощников, которые, в совершенстве понимая его виды, в то же время имели бы способность осуществить их и на деле. Стилихон, хорошо знакомый с нравами и военными приёмами варваров, наводнивших Империю, бывший ещё в полной силе и в первом цвете лет, выступивший в свет с горячею любовью к деятельности, успевший своим посольством составить себе репутацию искусного дипломата и, что
