3. Идя таким путем, постепенно, шаг за шагом, клевеща на оппозицию, извращая все ее мысли, предложения, игнорируя ее предсказания, не скупясь на хлесткие словечки [о] «паникерах», «не верящих в социализм», и т. п., четыре года обрабатывая партию в смысле «большевизации» ее именно по линии крестьянского вопроса, пугая троцкизмом как недооценкой роста крестьян, ЦК развил в верхушке партии элементы, «не видящие классов в деревне и пытающиеся вести работу таким образом, чтобы никого не обидеть в деревне, жить в мире с кулаком и вообще сохранить популярность среди всех слоев деревни» (Правда, 15 февраля).
Власть и партия жили в мире с кулаком, и кулак решил до поры до времени быть в мире с партией. Но как только кулачество закончило свой «восстановительный» процесс, оно вступило в непримиримое противоречие со всей системой государственного хозяйства, поскольку последнее вынуждено развиваться при данных индексах цен. На известном уровне своего развития кулацкое хозяйство начинает бойкотировать государственное хозяйство, бойкотировать госзаготовки, накоплять натуральные запасы, т. е. начинает вести хозяйственно изолированное существование и тем самым захваченная ....—[234] кулацкими элементами часть государственной земли с ее продукцией превращается в орудие срыва государственной политики цен. Это наступление кулачества на государственное хозяйство, лишь намечавшееся в 1925 г., вполне отчетливо выявилось в 1926 г. Предупреждения оппозиции о надвигающейся опасности не только не были приняты во внимание, но послужили стимулом к еще более ожесточенной «проработке» ее с обвинениями в...[235] «социал-демократическом (?) уклоне». Элементы партии, отражающие влияние мелкой буржуазии и кулацких слоев страны, в этих ожесточенных нападках заняли одно из первых мест.
4. В 1927 и в начале 1928 г. кулачество развивает дальше свое наступление. Этот напор на сов[етскую] власть основной крестьянской силы в стране застает государство врасплох — с отсутствием хлебных резервов, с недостаточным фондом промтоваров, с валютой, находящейся в состоянии скрытой инфляции, с ограниченными кредитными ресурсами. Бойкот хлебозаготовок зажиточно-кулацкими слоями не только срывает план хлебного экспорта, тормозит заготовки некоторого вида сырья (лен), но и непосредственно ставит под угрозу срыва всю систему госснабжения городов, семенами бедноту, хлебом сырьевые районы. Хвост ударил по голове с угрозой поставить ей свои крепкие условия. Из создавшегося положения ЦК вышел путем насилия над стачечниками хлебного рынка, над свободой товарооборота между городом и атакующей экономически сов[етскую] власть зажиточной частью деревни. Этот переход партии к государственно организованной борьбе с кулацкими элементами в деревне нашел свое идеологическое выражение в передовице «Правды» от 15 февраля, являющейся, по существу, циркулярным письмом. ЦК не счел нужным отказаться от прежних своих ошибок и неправильности своей линии, не счел нужным хотя бы сводить концы с концами, прежнюю линию и теперешнюю линию, он просто объявил во всем виноватым «стрелочника», того самого советского и партийного аппаратчика, который до сих пор (да и теперь) так аккуратно и подобострастно выполняет все веления советской и партийной власти.
5. Объяснения ЦК до чрезвычайности упрощены и вульгаризированы. Случился кризис не то конъюнктурный, не то экономический, но никак не социальный. В основе его лежит следующее явление: «выросла и разбогатела деревня, вырос и рабогател прежде всего кулак. Три года урожая не прошли даром». Невольно при этом припоминается один факт из недавнего прошлого. Когда Троцкий на одном из пленумов ЦК сказал, что урожай усилит дифференциацию и может создать для нас — при неправильной политике ЦК — большие затруднения, сколько «мудрецов», умудренных опытом и испытанных в применении ленинского анализа, выступили тогда с выводом: Троцкий против урожая, Троцкий против крестьянства. А теперь оказывается: «Три года урожая не прошли даром». Фраза аляповатая. Так и кажется, что автор хочет сказать: «Три года эпидемии урожая», сравнивая урожай не то с чумой, не то с холерой. Понятно, вопрос не в урожае, урожай — вещь хорошая, весь вопрос в правильности экономической политики, которую вел ЦК в течение этих трех лет урожая, а вот на этот вопрос ЦК не желает отвечать, от постановки его уклоняется. Признание кулака заставило ЦК признать положение, выдвигавшееся оппозицией: кулак является хозяйственным авторитетом в деревне, у него смычка с городским спекулянтом, дающим за хлеб дороже, и он (кулак) имеет возможность вести за собой середняка. Почему кулак стал авторитетом, почему у него смычка со спекулянтом? Откуда все это? Ведь нам не так давно проповедовали, что кулаку деваться некуда, ибо общие рамки развития заранее даны строем диктатуры пролетариата, что кулак волей-неволей будет врастать в социализм. Может быть, и здесь виноват стрелочник, чиновник, который допустил такую смычку, а теории ЦК и общая экономическая политика не при чем?
6. Если кулак имеет возможность вести за собой середняка, а в партии народились элементы, пуще всего желающие быть в мире с кулаком, то в случае больших событий и осложнений, еще больших, чем в деле с заготовками, сие обстоятельство даст очень больно и сильно знать себя. Не только может, но и должно. Если ЦК стал на эту точку зрения, он должен был понять всю опасность, идущую справа от этих чуждых партии и рабочему классу элементов, т. е. опасность термидорианских элементов в стране. А если ЦК это понял, то он должен повернуть огонь уж не «налево», как было до сих пор, а «направо». Так поступил бы всякий политик, умеющий продумать положение вещей. Но последовательность не свойственна центристам. Их отличительная черта -неспособность предусмотреть что бы то ни было, несоответственность мыслей, планов, мероприятий, крохобор-чество, отставание, «хвостизм» руководства. Центристы менее всего отражают массовые настроения, но зато они пытаются всегда и часто не без успеха подменить собой партию. Эта подмена совершается аппаратным путем. Слой служащих в партийных, советских, профессиональных и кооперативных органах у нас насчитывает сотни тысяч людей. Власть этого слоя громадна. Этот слой управленцев требует «покоя», «деловой работы», боится социальных кризисов, все надменно рассматривает сверху: и партию, и сов[етскую] власть, и профсоюзы, и кооперативы. Этот слой видит главного врага в революционных ленинцах, вечно анализирующих, смущающих дух покоя, «мечтающих» о мировой революции, когда можно ограничиться «полным построением социализма в одной стране». Вражда к оппозиции бешеная, почти зоологическая ненависть к идеологам ее, особенно к Л. Д. Троцкому, сближает людей центра с правой группой, которая в своем оппортунизме и [...] [236] в значительной мере отражает интересы «хозяйственно мощного» крестьянства. Вот почему вместо того, чтобы повернуть огонь направо, группа центра одновременно с государственной борьбой против кулачества еще более усиливает преступную, ничем не оправдываемую расправу с большевиками-ленинцами арестами и ссылками. Под влиянием этих расправ, под воздействием целой кампании, предпринятой ЦК, отдельные колеблющиеся единицы отошли от оппозиции, но последних гораздо меньше, чем арестованных, высланных, сосланных. Эти отходы, понятно, не меняют дела в основном, они знаменуют только некоторые личные перегруппировки в трех основных течениях, намеченных в платформе большевиков-ленинцев (оппозиции) к XV съезду ВКП[237].
7. В данное время классовые противоречия в стране углубились. Выражением их служит новая вынужденная хвостисто-отсталая позиция центра в аграрной политике. Есть ли это левый курс или левый зигзаг? Левый курс вынужденным никак не бывает. Вынужденный левый курс этим самым говорит о временности зигзага в политике. Данный зигзаг отличается предательской замысловатостью: он взял — правда, неопрятно, грубо, неряшливо — некоторые положения оппозиции, но сделал это по-воровски, крадучись, ни словом не обмолвившись о своих ошибках и не пытаясь связать эти новые положения со старыми своими утверждениями и не пере сматривая своих отношений к оппозиции. Перед нами не только левый зигзаг, но и причудливое, уродливое отражение его в кривом зеркале. Вносит ли этот зигзаг новое во взаимоотношение центра к оппозиции? Да, вносит: репрессии усилились. Это характерно, показательно, ибо в этом сущность центризма. Отношение к оппозиции это оселок, о который точится левизна, это лакмусовая бумажка, по которой можно узнать правизну или левизну курса. Кулак, выросший и осмелевший благодаря оппортунистическому руководству ВКП, хочет сыграть в нынешней социальной революции ту же роль, какую во времена Керенского хотел сыграть Корнилов, тоже выросший и осмелевший благодаря политике Керенского. Керенский возвел его к Советам и, казалось, повернул руль. Надолго ли? Керенским тоже как бы был взят тогда «левый курс». А большевики тогда противопоставляли этому курсу Керенского — его отношение к большевикам и к основным вопросам революции, формулированным большевиками. Теперь наши коммунистические «керенские» как будто поворачивают руль в крестьянском вопросе. Вполне естественно и законно спросить: а каково их отношение к большевикам-ленинцам (оппозиции) и к коренным вопросам, формулированным оппозицией в знаменитой платформе? И что же? Платформы не признают, с большевиками-ленинцами дико расправляются. Почему? Да потому, что эти коммунистические «керенские» есть, были и будут оппортунистами, колеблющимися центристами с хвостистской колеблющейся политикой.
