Даже когда автор Пискаревского летописца передает неблагоприятные для царя Василия Шуйского сведения, он старается их смягчить. Так, в заметке о крестоцеловальной записи осуждается не только царь Василий Шуйский, давший запись, но и подданные, потребовавшие ее от царя. В описании царствования Василия Шуйского последний представлен мучеником: «А жите его царьское было на престоле царьском всегда з бедами и с кручины, и с волнением мирским; зачастые с миром приходяше и глаголаше ему снити с царьства и за посох имаше, и позориша его многажды. А он терпя и слезы проливаше безпрестанно Божиим промыслом»[358].
Пискаревский летописец заканчивается под 1613 г. следующей фразой: «А кровь льетца и до нынешнего дни 121-го, а впред Бог весть». После этой фразы помещены сведения о некоторых событиях царствования Василия Шуйского, описанных в предыдущем тексте Пискаревского летописца, но с подробностями, которых там не было. Здесь читаются более обстоятельные известия о восстании Ивана Болотникова, убитые царевичем Петром бояре сравниваются с христианскими мучениками. В заметках после 1613 г. сообщается также о поставлении патриарха Гермогена при царе Василии Шуйском, смерти патриарха Гермогена, когда Москву захватили литовцы. Текст Пискаревского летописца продолжен до 1615 г. рассказано об освобождении Москвы от литовцев, избрании на престол Михаила Романова.
Как мы уже упоминали, о восстании Ивана Болотникова Пискаревский летописец рассказывает дважды: в статье под 1607 г. и после 1613 г. Но обе заметки совершенно различны. В первой статье, до 1613 г., об этом событии сказано так: «И немного спустя почал и мятеж быти в северьских градех и в украинских, и стали говорити, что жив царевич Дмитрей, утек, что был Рострига, не убили его. И с тех мест стали многие называтца воры царевичем Дмитреем за грехи наши всех православных християн. И назвался некоторый детина именем Илюшка, послуживец Елагиных детей боярских, нижегородец, а назвался Петр царевич, сын царя Федора Ивановича, а жил в Путимле и многие крови пролил бояр и дворян, и детей боярских лутчих, и всяких людей побил без числа. А воеводы от него приходили с Тулы со многы людьми: Истома Пашков, сын боярской, веневитин, да Ивашко Болотников, холоп князя Андрея Телятевского. А стояли в Коломенском, и их московские воеводы побили. А Пашков приходил к Москве, а Болотников побежал в Колугу. И воеводы большие ходили с Москвы под Колугу со многою силою и стояли много времяни и крови многие пролили, а Колуги не взяли. И по грехом ис-под Колуги полки все дрогнули и гоними божиею силою и побежали иные к Москве, и иные в Серпухов. А Болотников пошел на Тулу к Петрушке, которой и назвался царевичем. И князь великий ходил под Тулу сам и под Тулою стоял многое время, а взял водою подтопил острог, воду взвел на Упе на реке»[359]. Эта статья напоминает по форме разряды. Возможно, она написана приказным человеком, Нечаем Перфильевым.
Вторая заметка о восстании Болотникова, после 1613 г., содержит подробности, отсутствующие в первой, а также риторические восклицания: «Хто Петрушка-вор, который назывался царевичем и коим образом аки червь гризяше смоквы? Ни от царьского колена, ни от вельможска роду, ни детей боярских сродичи! Колики крови в Путимле и на Туле пролил от бояр и от дворян и от детей боярских!.. Да при том же царе и великом князе Василье Ивановиче Шуйском 114 году поставлен Гермоген, патриарх московский и всеа Русии, на месте Игнатия патриарха гречина, которово был поставил Рострига Гришка Отрепьев 113 году… Паки придем вперед на сказание о сем. И как Иванко Болотников да Истома Пашков прходили под Москву ис Серпухова и ис Коломны, а з другую сторону пошли ис Колуги атаман Солома казак да Васька Шестаков, холоп Андрея Клешнина, а с ними многие дворяне и дети боярские, и казаки. И городы взяли многие: Боровск, и Верею, и Борисов, и Можаевск, и Волок. И как оне пришли в Осипов монастырь, и тут ех, оманом перепоя, старец Деонисий Голицын велел побити, а от радных переимати и послати к Москве ко государю царю и великому князю Василью Ивановичю всеа Русии»[360].
Как видно, вторая заметка касается преимущественно иерархов церкви: в ней сказано о поставлении патриарха Гермогена, описано участие старца Иосифова монастыря Дионисия Голицына в аресте атамана Соломы и казака Василия Шестакова. Далее говорится о том, что великий князь Василий Иванович послал своего боярина князя Андрея Васильевича Голицына в Каширу, а сам пошел в Серпухов. Под Каширу из Тулы «царевич» Петр послал своих воевод. Затем описывается их сражение с войсками Голицына на реке Восьме, окончившееся победой последних. О взятии Тулы, где укрылся Болотников, сказано кратко, что царь Василий Шуйский пошел под Тулу и взял ее. Вторая заметка, в отличие от первой, гораздо меньше внимания уделяет военным действиям. Скорее всего, она принадлежит не Нечаю Перфильеву, всегда детально описывающему военные походы, а другому автору, продолжившему летописец.
В Пискаревском летописце дважды упоминается не только восстание Болотникова, но и Лжедмитрий II. В первой статье, до 1613 г., сказано: «И после того назвался иной вор царевичем Дмитреем, а сказывают сыньчишко боярской Веревкиных из Северы, и пришол под Москву в Тушина со многими людьми с литовскими и рускими… И стояли у Москвы больши дву годов и били, безпрестанно кровь христьянскую лили… А сам князь великий стоял за городом на Ваганькове в обозе многое время и вся рать, бояре и воеводы, с ним… И того вора литва хотела изымати и в Литву х королю отвесть. И он не со многими людьми побежал из Тушина в Колугу. И в ту пору многие руские люди разделилися: бояре и дворяне, и дети боярские, и стрельцы, и казаки, и тотарове, князь Петр Урусов с товарищи, и всякие служилые и жилецкие люди, и иные осталися в Тушине у литвы, а иные отъехали к вору в Колугу, а иные к Москве»[361]. Во второй статье о Лжедмитрии II, после 1613 г., речь идет о нападении Тушинского вора на Ростов: «И после того опять грехом крестьянским назвался вор царевичем Дмитреем, которой стоял в Тушине. А писано о нем и о Петрушке выше сего. И тот вор посылал ис Тушина под Ростов литву и черкас многих людей. И Ростов взяли, и выжгли, и высекли, и образы и раки у всех святых ободрали, и монастыри разорили, и митрополита Филарета Романова взяли в церкве, и сан с него сняли, и надели на него мирское платье и шапку»[362]. Дополнительные сведения Пискаревского летописца о Ростове касаются в основном разорения ростовских церквей и монастырей, в них описывается пленение митрополита Филарета Романова. Вероятно, автор хотел дополнить вторую заметку отсутствующими в первой сведениями о церковных делах. Нечай Перфильев проявлял интерес преимущественно к светским сюжетам, поэтому нельзя исключать, что все дополнения принадлежат другому лицу.
Известия обеих статей памятника об убийстве князем Петром Урусовым Лжедмитрия II дублируют друг друга. В заметке до 1613 г. об этом повествуется подробнее: «А того вора колуского литва от Москвы отогнала, и он побежал опять в Колугу, и в Колуге был немного, и убил его князь Петр Урусов»[363]. Во второй заметке, посвященной Марине Мнишек, о Воре сказано коротко: «И после того князь Петр Урусов того вора убил в Колуге»[364]. Автор, дополняя новыми подробностями повествование о событиях, о которых уже шла речь в первой части летописца, скорее всего, использовал повторение об убийстве Вора в Калуге просто для связного рассказа, так как в заметке не сообщается ничего нового. Эта статья похожа больше на черновую заметку летописца для себя, а не для читателя. Второй автор, вероятно, не успел отредактировать свой труд.
Повторение известий об Иване Болотникове и Лжедмитрии II можно объяснить следующим образом. Скорее всего, обращая внимание на церковный характер дополнений, можно предположить, что летописец продолжил не Нечай Перфильев, а другой автор. Нельзя оставить незамеченным также то обстоятельство, что в заметке о строительстве Смоленского кремля Нечай Перфильев был упомянут в третьем лице, что было нетипично для древнерусского летописца, вряд ли он сам писал так о себе. Все эти соображения, вместе с разнообразием статей Пискаревского летописца, заставляют предположить, что повествование продолжил другой автор. Если Нечай Перфильев оборвал свой труд в 1613 г., то можно предположить, что его перу принадлежит описание событий опричнины и Смутного времени. После 1613 г. Пискаревский летописец писался, возможно, компилятором, создавшим весь свод. Этот составитель соединил заметки Нечая Перфильева с источниками, содержащими дополнительные подробности о некоторых событиях Смуты, а также статьями начальной части Пискаревского летописца. Он же мог продолжить повествование Пискаревского летописца статьями о царствовании Михаила Романова.
