Более полная картина происшедшего дана в приказе главнокомандующего от 18 ноября 1921 г. В нем были выделены слова: «Не стало последнего русского корабля, над коим развевался у Царьграда родной Андреевский флаг». Как следует из приказа, «яхта стояла у европейского берега Босфора в стороне от фарватера. "Адриа", пришедшая из Батума и во время прежних своих рейсов никогда не стоявшая рядом с "Лукуллом", на этот раз почему-то быстрым ходом шла прямо на него и начала отдавать якоря и дала задний ход на таком расстоянии, что предотвратить катастрофу было уже невозможно. Никаких тревожных гудков или сигналов с "Адрии" подано не было. Удар пришелся под прямым углом в левый борт "Лукулла" и был настолько силен, что борт был разрезан на протяжении более 3 футов. После удара "Адриа" начала сразу же отходить задним ходом. Яхта наклонилась, в широкую пробоину, пришедшуюся непосредственно в каюту Главнокомандующего, хлынула вода. "Лукулл" продержался не более 2 минут и пошел ко дну. "Адриа" не приняла никаких мер спасения; ни одна лодка не была спущена, не были поданы концы и круги. Всего на яхте было до 50 человек команды, в момент катастрофы, кроме того, было несколько гостей, все были застигнуты врасплох и через одну минуту оказались в воде. После удара катерами и лодочниками все были подобраны. Дежурный офицер мичман Сапунов до конца оставался на своем посту и пошел ко дну вместе с яхтой. Кроме него погиб корабельный повар Краса. На "Лукулле" погибли все документы Главнокомандующего и все его личное имущество»{235}. Все это и еще целый ряд причин дают основание полагать, что столкновение было преднамеренным{236}. Генерал Врангель вынужден был переехать в помещение русского посольства в Константинополе. «Адриа» была арестована английскими властями, а следствие начала вести французская сторона при участии русского военно-морского следователя. В те дни Врангеля посетили многие представители русских зарубежных организаций, начальник штаба командующего французским флотом, делегации иностранных миссий, глава американского Красного Креста полковник Девис.
А в Галлиполи в это время с нетерпением ожидали продолжения эвакуации. Все рассчитывали покинуть пределы полуострова ранней осенью. Однако эвакуация прервалась на очень длительное время. Надежды и расчеты оставшихся уехать до начала холодов рушились. Дождливая осенняя погода снова напомнила о всех тяготах зимовки. Уже с середины октября в лагерях стали рыть землянки, так как шансы переселиться в город были далеко не у всех. В довершение ко всему 9—10 ноября разразился небывалой силы ураган. Палатки лопались, а примитивные пристройки к ним разлетались, как карточные домики. Пострадал и город. В домах вылетели почти все стекла и кое-как заколоченные подручным материалом окна. В считаные минуты лагерь оказался разрушенным. А потом пошел снег, наступили морозы. Жить в галлиполийском корпусе, а точнее — в оставшихся от него частях и подразделениях становилось все трудней.
Однако командование корпуса контроля над ситуацией не теряло, все так же соблюдался распорядок дня, сменялись караулы, у знамен стояли часовые, шла подготовка к зимовке. В такой обстановке подошла годовщина со дня высадки войск в Галлиполи, 22 ноября 1921 г. И трудно представить себе ту радость, с которой была встречена новость о том, что на следующий день в порт прибывают сразу три больших парохода: «Кирасунд», «Ак-Дениз» и «Рашид-паша» и что буквально в течение недели переброска всех галлиполийцев на Балканы будет завершена. Всюду царил необычайный подъем, в городе и лагере живо обсуждали новости из Болгарии и Сербии. На «Кирасунде» должен был прибыть сам Врангель. Большой энтузиазм охватил войска, особенно юнкеров. «"Мы не дадим ему ездить — мы понесем его на руках", заявляли они. Все готовились к этой встрече. Но в момент посадки в Константинополе ген. Шарпи не разрешил ехать ген. Шатилову. Главнокомандующий заявил протест и отказался ехать сам»{237}.
Первым пришел пароход «Кирасунд», и 25 ноября на нем отбыли в Болгарию штаб пехотной дивизии и пехотный полк генерала Маркова с артиллерийским дивизионом. Через два дня на большом пассажирском пароходе «Ак-Дениз» убыли Алексеевское и Корниловское училища, Корниловский ударный полк с артиллерийским дивизионом и 6-й артиллерийский дивизион. Еще через два дня, 29 ноября, на пароходе «Рашид-паша» в Болгарию были отправлены инженерное училище и школа, а также 4-й и 5-й артдивизионы, артшкола, госпитали — Красного Креста и № 4. Через неделю в Галлиполи вернулся «Кирасунд», и на нем в греческий порт Салоники и далее в Сербию убыли Николаевское кавалерийское училище, часть технического полка, 7-й передвижной отряд Красного Креста и другие мелкие подразделения. И наконец еще через неделю, 14 декабря, прибыл пароход «Ак-Дениз» за последним эшелоном, отправлявшимся в Болгарию. С ним уезжал сам Кутепов со своим штабом, а потому отправка этого эшелона была обставлена особенно торжественно.
Считалось, что этим официально завершается исход корпуса на Балканы. Поэтому накануне дня отплытия парохода прошли прощальные приемы у командира корпуса, у представителя французского командования и у мэра Галлиполи. При этом местные власти сообщили Кутепову, что в память пребывания русских войск одна из улиц города будет носить имя барона Врангеля{238}.
В день отъезда, 15 декабря, на городском футбольном поле в присутствии командования французским гарнизоном, греческих властей и митрополита Константина был отслужен торжественный молебен, после которого начались последние сборы перед отплытием. Кроме штаба корпуса с этим эшелоном уходили Константиновское и Сергиевское военные училища, еще одна часть технического полка, гимназия, эвакопункт и аптечный склад.
Уже смеркалось, когда стали убирать трап. Кутепов попрощался с французскими офицерами и последним взошел по трапу на пароход. Трубы заиграли «зарю», стройный хор юнкеров пел «Спаси, Господи, люди Твоя», с берега снова неслось «ура». Это кричали остающиеся из состава учебно-кавалерийского и технического полков под общей командой генерал-майора Мартынова. Они были предназначены к отправке в Сербию, однако твердое обещание сербов принять их в ближайшее время не было выполнено. В течение еще долгих двух лет эти последние «сидельцы» небольшими группами перевозились в Венгрию, откуда со временем они смогли перебраться в Югославию{239}.
В прощальном приказе Кутепов сказал: «Глубоко убежден, что наступит время, когда каждый из нас у себя на Родине будет с гордостью говорить — я был в Галлиполи»{240}.
«Вскоре после отъезда Кутепова, — пишет В.Х. Даватц, — город перешел под власть турок, но генерал Мартынов, старший над оставшимися, сумел и при них сохранить независимость и достоинство русских»{241}. Только в мае 1923 г., когда все галлиполийцы уже были устроены на службу и работы в Сербии, Болгарии, Греции и Венгрии, последние «сидельцы» покинули Галлиполи. Об этом событии генерал-лейтенант П.А. Кусонский специально докладывал Врангелю: «Вечером 2 мая в Галлиполи была отслужена всенощная, а в четверг, 3 мая, — литургия, после чего церковь, в которой в течение двух с половиной лет молились галлиполийцы, была передана на сохранение французскому коменданту.
Перед отъездом ген. Мартынов письменно просил турецкого губернатора передать всем жителям Галлиполи от лица армии сердечную признательность за теплое гостеприимство, оказанное им в течение двух с половиной лет русским. Кроме того, с разрешения турецких властей по городу была разослана составленная на турецком языке благодарность жителям… На пристани ген. Мартынов снял с себя галлиполийский знак, вдел его в заранее приготовленную розетку из лент национальных цветов России и Франции и просил майора Буане (новый французский комендант. — Н.К.) принять в память совместного пребывания в Галлиполи и укрепившейся дружбы, добавив, что галлиполийский устав не позволяет его просить майора Буане надеть этот знак на себя»{242}.
В этом же отчете Кусонский сообщал, что увозил галлиполийцев английский тральщик «Вальтер Бург», а в Килии их пересадили на океанский пароход «Гекуба», который доставил всех в Константинополь. Оттуда солдат и офицеров переправили по железной дороге в болгарский город Париброд, где их торжественно встретил генерал А.В. Фок с группой офицеров. Прибывшим сообщили о месте жительства и работы{243}. «Всего, по данным штаба Русской армии, перевезено воинских чинов из военных лагерей и района Константинополя: в Болгарию — 17 000, в Королевство СХС — 11 500, в Чехословакию — 1000, в Грецию — 3000, в Венгрию — 300, в Бизерту — 6000 человек. Итого 38 800 человек»{244}.
