Видное место занимал также боярский род Чудиных. Первый из известных Чудиных — Микула, как свидетельствует летопись, в 1072 г. держал Вышгород, был, вероятно, наместником или тысяцким Святослава Ярославича. Брат его Тукы служил у Изяслава и Всеволода Ярославичей, хотя по летописным известиям и невозможно определить в какой должности — тысяцкого или воеводы. Тот факт, что он оставался с князем в течение всего мятежного времени 1068 г., свидетельствует о его высоком положении при дворе Изяслава. В летописной статье 1136 г. Ипатьевской летописи содержится упоминание о муже Ярополка Владимировича Станиславе Добром «Тудъковиче», который, не исключено, был сыном боярина Изяслава Туки.[363]
На продолжении жизни трех поколений прослеживается еще один боярский род, тесно связанный службой с южнорусскими князьями. Основателем его был Нажир Переяславич, служивший, как можно заключить по летописной статье 1162 г. киевскому князю Ростиславу Мстиславичу. Его сын Жирослав Нажирович был воеводой у того же князя. Внук Сдеслав Жирославич, судя по свидетельствам летописных статей 1180 и 1183 гг., был ближайшим помощником князя Мстислава Мстиславича, занимавшего в те годы стол небольшого поднепровского города Треполя. Летописец замечает, что Мстислав выступил в поход на половцев «со Сдеславом Жирославичемъ с мужемь своимъ».
Еще один боярский род в продолжении трех поколений находился на княжеской службе. Первым в нем назван Борис Захарьевич, который служил не то воеводой, не то тысяцким у Владимира Мстиславича. Затем его место занял сын Славн, а внук — Иван Славнич стал тысяцким великого князя киевского Владимира Рюриковича.
Аналогичная служивая династичность боярских родов имела место и в других землях и княжествах Руси. Показательным в этом плане может быть пример с суздальскими тысяцкими, рассказ о которых содержится в Киево-Печерском Патерике. Их род происходил от некоего Африкана, брата варяжского воеводы Ярослава Мудрого — Якуна. Последний, после смерти брата, изгнал его сыновей из принадлежавших им владений. Один из них — Шимон пришел в Русь. Ярослав Мудрый определил его на службу к сыну Всеволоду. Замечание «да будет старей у него» свидетельствует, что Симон (так он стал называться на Руси после принятия православия) являлся, по существу, тысяцким Всеволода. Со временем в аналогичном положении оказался и сын Симона Георгий. Владимир Мономах отправил его в Суздальскую землю со своим сыном Юрием. «Тысяцкому же своему, яко отцю, передасть область Суждальскую».[364] О высоком статусе тысяцкого Георгия свидетельствует тот факт, что он удостоился чести совершить дарение в Киево-Печерский монастырь равное княжескому. «В лѣто 6638 Георгий Ростовский и тысячкой окова гробъ Феодосьевъ, игумена Печерьскаго при игумене Тимофѣи».[365] В Хлебниковском списке содержится и отчество Георгия «Шимонович».
Подводя итог сказанному, можно уверенно утверждать, что тысяцкие занимали в системе княжеской администрации наивысшую должность, в ведении которой находились все гражданские дела, а в случае необходимости и военные. На свои должности тысяцкие назначались князьями из наиболее знатных боярских родов. Практически во всех упоминаниях названы по имени и отчеству, что свидетельствует об их особом статусе в жизни города и земли. Разумеется, никакими представителями вечевых общин они не были. Являлись княжескими слугами и всегда именно так представлены летописцами. В исполнении своих административно-фискальных обязанностей опирались на разветвленный административный аппарат, состоявший из сотских и десятских, а также, возможно, и тиунов, оказывавшихся нередко, как тысяцкие и сотские, объектом народного недовольства.
Что касается происхождения десятичной (сотенной и тысячной) системы на Руси, то вряд ли оправдано связывать это, как утверждал А. Е. Пресняков, только с княжеской властью. Она ведь была практически у всех европейских народов и, по-видимому, восточные славяне не были исключением. В государственный период из военной организации эволюционировала в административно-территориальную, подчиненную княжеской власти. Разумеется, нет никаких оснований и для хронологического расчленения десятично-сотенно-тысячной системы.
Посадничество лучше всего изучено на материалах древнего Новгорода. Особенно полно в трудах В. Л. Янина, посвятившего этой теме фундаментальное монографическое исследование.[366] К сожалению, ничего подобного нет о посадниках других русских земель. Разумеется, тема эта не обойдена совсем в исследованиях отечественных историков, но затронута в них скорее попутно, чем специально. То ли потому, что они не видели в ней особой проблемности, то ли потому, что она очень бедно представлена в летописных свидетельствах.
Может больше других уделил внимание посадникам М. А. Дьяконов, считавший их княжескими наместниками в городах и связующим звеном между последними и князьями, которыми они были посажены. Первой их обязанностью, согласно историку, было охранение власти своего князя над вверенной ему областью. Посадникам принадлежала военная и судебная власть. В общем порядке, утверждал М. А. Дьяконов, посадников назначал князь, но в отдельных случаях и вече считало себя вправе вмешиваться в это дело. Что касается социального происхождения посадников, то набиралась они преимущественно из числа старших мужей и бояр. За свою службу князю получали определенную долю судебных пошлин из населения.[367]
По существу, не было среди исследователей и сколько-нибудь заметных разногласий относительно социального статуса посадников. Все они соглашались с известным выводом В. О. Ключевского, уравнивавшем его с княжеским. Точнее, согласно историку, сыновья великого киевского князя правили областями в качестве его посадников и платили, как посадники, дань великому князю-отцу. По мнению А. Е. Преснякова, посадники происходили из старшей дружины князей, члены которой, тем самым, отрывались от княжего двора.[368] Аналогично понимал институт посадничества и С. В. Юшков, утверждавший, что посадники были полномочными представителями княжеской власти на местах во всех ее проявлениях и назначались князьями. Будучи представителями князя в городе они выполняли функции самого князя: судили, собирали дань и разные пошлины, ведали полицейскими делами, руководили военными силами.[369]
Относительное невнимание историков к теме кажется тем более досадным, что посадничество, по своему происхождению, является киевским, а его новгородская эволюция не характеризует явление в целом. На определенном этапе исторического развития социальное содержание посадничества на севере Руси претерпело значительные изменения, тогда как в остальных русских землях оставалось в изначальной своей форме.
Может показаться парадоксальным, но вплоть до второй половины XI в. история южнорусского посадничества полнее всего прослеживается на новгородской жизни. Если не считать мифического Гостомысла, все остальные посадники Новгорода X–XI вв. были киевскими по происхождению. Да, по существу, и по функциональному исполнению обязанностей, поскольку являлись представителями и назначенцами киевских князей.
Впервые о новгородских (киевских) посадниках речь идет в статье 977 г. Повести временных лет. Узнав о том, что Владимир Святославич оставил Новгород и бежал за море, «Ярополкъ посадники своя посади в Новѣгородѣ, и бѣ володѣя единъ в Руси».[370] Некоторое недоумение в этом известии вызывает множественное число посадников. Можно было бы принять это за описку, но такая множественность присутствует и в статье 980 г. Вернувшись из варяг в Новгород, Владимир заявил посадникам Ярополчим: «Идѣте къ брату моему и рцѣте ему: „Володимеръ ти идеть на тя“».[371] Скорее всего объяснение этой множественности заключается в том, что посадники из Киева были посланы не только в Новгород, но и в другие центры земли.
Овладев киевским столом, Владимир, надо полагать, как и его брат, в Новгороде посадил своего посадника. «Володимеръ же посади Добрыну, уя своего в Новѣгородѣ».[372] Наличие давней посадничей традиции в Новгороде подтверждает и летописная статья 1014 г. В это время здесь уже княжил сын Владимира Ярослав, отказавший в выплате дани Киеву. Это было неслыхано, что и счел необходимым отметить летописец. «Ярославу же сущю Новѣгородѣ, и урокомъ дающю Кыеву двѣ тысяча гривенъ от года до года, а тысячю Новѣгородѣ гридемъ раздаваху. И тако даяху вси посадници новгородьстии, а Ярославъ сего не даяше к Кыеву, отцю своему».[373]
