Кенигсберг
13 марта Баграмян сумел отрезать Кенигсберг от Бранденбурга и начал отжимать германскую 4-ю армию к Балтийскому морю. Гитлер разрешил эвакуацию прибалтийских частей при непременном условии — они вывезут тяжелую технику. Немцы ушли из восточно-прусского окружения лишь 29 марта, позволив Василевскому и Баграмяну сосредоточиться на Кенигсберге. «Настоящая» артиллерийская осада началась в первые дни апреля 1945 года. К штурму изготовились четыре армии, 137 тысяч солдат с 5000 орудий, 538 танками, двумя с половиной тысячами самолетов. В крепости Кенигсберг находился примерно равный по численности гарнизон.
6 апреля Василевский начал прорыв обороны в восьми пунктах. Специальные «штурмовые отряды» имели в своем составе специалистов самых различных профилей. Небо было полностью в советских руках, и сотня германских пилотов тщетно пыталась подняться с находящихся под бомбометанием аэродромов (и даже улиц города). К вечеру первого дня штурма передовые отряды были уже в городе. Несколько германских фортов (5-й, 5-А) продолжали держаться, но порыв наступления был просто устрашающ, как и калибр бьющих по городу орудий. В небе повисли советские штурмовики. 500 бомбардировщиков сбросили более 500 тонн бомб. Командир гарнизона генерал Лаш и командующий 4-й армии генерал Мюллер спорили о возможностях отхода до тех пор, пока это не стало абсолютно невозможным. В половине десятого вечера 9 апреля Лаш был вынужден просить о капитуляции. Гитлер обвинил Лаша в «преждевременной» сдаче, приговорил к смерти и арестовал его семью. В ходе штурма 42 тысячи немецких солдат и офицеров были убиты и 92 тысячи (сталинградская цифра) взяты в плен. Гауляйтер Восточной Пруссии сознательно отрезал гражданскому населению пути отхода, и 25 тысяч гражданского населения пали жертвой этого варварского приказа.
5 апреля советское правительство денонсировало пакт о ненападении с Японией. Расформированный Ленинградский фронт начал смещаться на Дальний Восток.
А Гитлер браво манкировал реальностью. В конце марта он заявил, что способность Красной Армии взять Берлин — это миф, и перевел несколько танковых дивизий СС с центрального направления на юг, в Чехословакию и Австрию.
Быстрее всех к Вене мчалась 6-я гвардейская танковая армия Кравченко. В некоторых его бригадах оставалось уже всего по семь танков, но чувство триумфа, победного конца окрыляло. Глава гитлерюгенда Баль-дур фон Ширах объявил Вену фестунгом и готовился держаться стойко, он рассчитывал на 6-ю танковую армию СС, на дивизии СС «Викинг» и «Адольф Гитлер».
Обидно было умирать в конце войны, но кровь лилась обильно. Ставка приказала Малиновскому с севера зайти за Вену. Два фронта вместе начали неистовый штурм 6 апреля. Центр Вены был достигнут 8 апреля. А немцы все более демонстративно вешали дезертиров. Фанатики шли в последний бой. Только в 2 часа пополудни 13 апреля город, заваленный трупами и разбитой техникой, затих.
На протяжении марта советские войска концентрировали свои силы. В эту оттепель над нацистской Германией поднимается огромный меч возмездия. Напротив группы армий «Висла» с ее вечно спящим командующим собиралась грандиозная сила советских армий. Жуков не мог не испытывать ревнивых чувств к Коневу. Тот, завладев Западной Силезией, вышел в Бранденбург и встал вровень с 1-м Белорусским. На правом его фланге — как не мог не видеть Георгий Константинович — стояли две танковые армии, способные на чудеса. Несмотря на все немыслимые трудности со снабжением, на потери и лишения, свой танковый кулак маршал Конев держал за спинами стрелковых армий. Проблемой Конева были германские города-крепости, и прежде всего Бреслау. Эта могучая крепость (40 тысяч человек) отвлекала силы двух армий.
Во время Ялтинской конференции Сталин постоянно напоминал Коневу, что немцы с его южного фланга постараются возвратить себе Силезский промышленный район (население которого уже сократилось с 5 миллионов до 600 тысяч человек). Только через месяц после окружения Бреслау Конев нанес удар по Верхней Силезии. Удачей Конева было то, что Гитлер, в ярости от потери Венгрии, послал лучшую — 6-ю танковую армию на юг. Конев окружил группу германских войск в районе Оппельна. Танковая дивизия «Герман Геринг» не выдержала противостояния с 10-м гвардейским танковым корпусом Белова. Да и другие германские танковые части не смогли вырваться из кольца окружения. 30 тысяч немцев погибли, 15 тысяч сдались. После падения Ратибора и Рыбника Верхняя Силезия была в советских руках, несмотря на то, что Бреслау еще держался.
«Кто возьмет Берлин?»
К удовлетворению Сталина, генерал Эйзенхауэр (командующий силами западных союзников) прислал в Кремль 28 марта телеграмму, в которой, по существу, отвергалась идея, за которую выступал Черчилль, — взять Берлин с запада. Германская столица оставалась за Красной Армией. В своем ответе 1 апреля Сталин согласился с Эйзенхауэром в выборе района Дрездена — Лейпцига для стыковки двух частей антигитлеровской коалиции. Сталин встретился с американским и британским послами. Это была довольно короткая конференция. Сталин рассуждал о том, где будет «последний редут» немцев, но ничего не сказал, о планах Красной Армии. После этой вечерней встречи, когда американские и британские гости покинули его, Верховный Главнокомандующий подошел к телефону и вызвал в Москву маршалов Жукова и Конева. Это был довольно жесткий разговор: вылететь в Москву немедленно и завтра же участвовать в важном заседании. Из этого ясно, что Сталин едва ли поверил западным дипломатам. Теперь он откровенно опасался броска Эйзенхауэра на Берлин.
Почти две тысячи километров — утомительный перелет, особенно для дозвуковой авиации. Это было видно по Жукову, устало севшему в свой защитного цвета автомобиль, въехавший на брусчатку Красной площади, промчавшийся мимо собора Василия Блаженного и нырнувший в Спасские ворота. Вслед за Жуковым промчался еще один армейский седан с маршалом Коневым. На Спасской башне часы пробили 5 часов пополудни. У колокольни Ивана Великого машины затормозили, объехали Царь-пушку и остановились у трехэтажного здания, покрашенного в желтый цвет. Оба в маршальской форме, Жуков и Конев вышли из своих машин. Дифт поднял их на второй этаж, где находился кабинет Сталина. Они успели переброситься лишь несколькими словами. Идя по коридору, они сошлись в том, что темой обсуждений будет Берлин. Посредине долгого красного ковра следовал поворот направо, в зал конференций. Высокий потолок, огромный стол. Окна задрапированы, на стенах два портрета военных героев России — Суворова и Кутузова. Две огромные люстры свисали с потолка. В конце зала двойные двери вели в личный кабинет Сталина. Оба маршала не раз виделись здесь с Верховным Главнокомандующим.
На этот раз их ждали семеро ведущих деятеля страны — на конференции 1 апреля план взятия Берлина обсуждали семь членов ГКО: Молотов, Берия, Маленков, Микоян, Булганин, Каганович, Вознесенский; представители Генерального штаба — начальник Генерального штаба Антонов, руководитель оперативного отдела Генштаба Штеменко. Конев: «Мы едва поздоровались, как Сталин начал говорить». Первые же слова обозначили тему: «Союзники собираются взять Берлин до Красной Армии».
Сталин обернулся к Штеменко, и тот начал читать письмо Эйзенхауэра. «Айк» планировал уничтожить группировку германских сил в Руре, а затем двинуться в направлении Лейпцига и Дрездена. Почти на пути был Берлин.
Последними словами Штеменко были: «Согласно имеющимся данным, план взять Берлин до подхода Красной Армии считается в союзных штабах абсолютно реалистическим и подготовка к его реализации идет полным ходом».
После этого Сталин обратился к своим лучшим полководцам со словами: «Так кто же будет брать Берлин, мы или союзники?» Конев всю жизнь гордился тем, что ответил первым: Берлин возьмет Красная Армия. «Мы будем, и обгоним англо-американцев». Сталин с недоверием относился к слишком быстрым ответам и спросил Конева, как тот намеревается справиться с такой задачей, если основные его ударные силы сосредоточены на левом фланге. Конев пообещал быструю перегруппировку.
Жуков обратился: «Можно сказать?» И, не ожидая ответа, прочеканил: Первый Белорусский фронт не нуждается в перегруппировке. Мы готовы. Мы устремлены прямо на Берлин. Мы ближе всех к Берлину. Мы и возьмем Берлин». Сталин в полной тишине посмотрел на обоих. «Хорошо. Вы оба пробудете некоторое время в Москве, и совместно с Генеральным штабом подготовите свои планы. Нас очень интересуют даты ваших наступлений». Когда Жуков в беспрекословной манере сказал, что его фронт готов к взятию Берлина, Сталин постарался объяснить Рокоссовскому и Коневу, что они действуют «в одной упряжке» с Жуковым. «Если вы и Конев не будете атаковать, это не получится и у Жукова». Жирным красным карандашом он нарисовал большую стрелу на карте. «Вот как вы поможете Жукову, если наступление Первого Белорусского фронта замедлится». Если Жукова задержат, инициативу должны брать его соседи слева и справа.
