Обо всем этом более подробно пишет Мартынов: «…у него (Тита Ливия. — Авт.) мы находим указания на следующие три памятника. могущие быть приняты как ежегодные летописи: Анналы Понтифика (т.е. Великие Анналы), фасты и, наконец, так называемые Полотняные книги, libri lintei. Казалось бы, перечисленных памятников вполне достаточно, чтобы признать римские летописи полными и даже весьма обширными. На деле же оказывается совершенно другое. Остановимся прежде всего на так называемых Великих Анналах. Как известно, так назывался полу–летописный, полу–календарный свод, изданный (!? — Авт.) в 80 книгах в 126 г. до Р.Х. великим понтификом Муцием Сцеволой и составленный из так называемых album pontificum, т.е. беленых досок, на которых великий понтифик изо дня в день заносил свои замечания, и которые выставлялись на форуме для всеобщего пользования» ([35], стр. 4—5).
Казалось бы, такие замечательные книги должны служить неисчерпаемым источником цитат для всех последующих римских историков. Однако тут–то и начинается что–то странное: «…почти ни у кого из историков мы не находим ссылок на Великие Анналы. Правда, у Авла Геллия находится указание на то, что из них заимствован один из его рассказов, да и тот не исторического содержания, а из области прорицательства… Что касается до Ливия, то у него в первых десяти книгах Великие Анналы, или, как он их называет, комментарии понтифика, упомянуты всего лишь дважды» ([35], стр. 5).
Мартынов излагает те два места, в которых Ливий говорит об этих «комментариях». Упоминания эти весьма неопределенные, однако Мартынов склонен считать, что они свидетельствуют о возможности «присутствия летописных данных в Великих Анналах, раз Ливий упоминает о них как о памятнике письменности, потеря которого была для историков чрезвычайно чувствительна… Перейдем теперь к фастам. Всякому известно, что они из себя представляли. Это уже, несомненно, богатый материал для историка, могущий служить ему весьма значительным подспорьем. Главное, что это уже нечто достоверное, положительное: из года в год записывались в фастах высшие должностные лица республики: консулы, военные трибуны, диктаторы, начальники конницы… Но как же согласовать с этим постоянные разногласия, какие мы встречаем у Ливия на каждом шагу в именах консулов, более того, частый пропуск их и вообще полный произвол в выборе их имен? Как согласовать с этим невозможную путаницу в именах военных трибунов, consular potestate, о которой нам еще придется поговорить? Приходится признать, то фастам до галльского погрома нельзя доверять, так как они, вероятно, сгорели во время пожара и, во всяком случае, подверглись дальнейшей обработке…» ([35]. стр. 6,7).
Мы видим, что в отношении надежности фаст Мартынов сам себе противоречит.
Другой источник — Полотняные книги — известен нам из сообщения анналиста Лициния Макра, который якобы нашел их в храме Юноны Монеты. По Макру, они представляют собою списки магистратов, сделанные почему–то на холсте. Ливий не особенно доверяет этим книгам (а точнее, цитатам из них в передаче Макра), а Моммзен даже объявил «полотняные книги» поддельными, назвав Лициния вором (см. [34], стр. 42). Мартынов сообщает, что «…еще Бофор указал, что эти списки следует признать неофициальными… К этому следует еще добавить, что упоминания о libri lintae начинаются у Ливия с 310 года и кончаются на 320 годе, и ни раньше ни позже мы не встречаем ни малейшего намека на них, из чего можно заключить, что эти списки сохранились всего лишь за десятилетний период. Что касается до их значения для историков, то можно очень легко убедиться из самого Ливия, какого доверия они заслуживают. Так, говоря о консулах 320 года, он называет две различные пары имен, для первой из которых он ссыпается на Лициния Макра, для другой — на Туберона…» ([55], стр. 7). Но в другом месте Ливий сознается, что вся эта информация почерпнута им из Полотняных книг, в связи с чем Мартынов справедливо отмечает, что «для вас интересно то, что можно было утверждать совершенно противоположное и тем не менее ссылаться на одни и те же полотняные книги, из этого можно видеть, что доверия к ним нельзя иметь никакого, в чем признается и сам пользовавшийся ими Туберон» ([35], стр. 7).
Кроме этих основных источников, Ливий указывает также на некие списки постановлений сената (которые тоже до нас не дошли); однако анализ текста Ливия показывает, что ранее 305 г. до н.э. эти списки не заслуживают никакого доверия, что отмечали сами «римские историки»; а после этой даты неизвестно, где находились эти списки до того момента, когда были утрачены, и использовал ли их кто–нибудь (см. [35], стр. 8).
О существовании фамильных записей (не путать с частными) нам тоже известно из Ливия, однако ни одна из этих записей до нас не дошла. Несмотря на это, историки уверенно характеризуют их роль:«фамильными записями патриции внесли в нее (римскую историю. — Авт.) бесчисленные искажения; их честолюбие и славолюбие совершенно изменили факты: придали ложное освещение другим и, вообще, исказили римскую историю до неузнаваемости… Говоря о publica monumenta, Ливий, конечно, имел в виду те многочисленные искажения, внесенные патрициями во все памятники государственной летописи, которые теперь так затрудняют работу доискивающегося истины историка… Ведение государственной летописи, Великих Анналов, фастов, триумфальных списков и т.д. всецело находилось в руках этой чисто патрицианской коллегии понтификов, которые, таким образом, имели полную возможность искажать факты по своему личному усмотрению.И этой возможностью они пользовались в самых широких размерах, в чем убедиться более чем легко» ([35], стр. 8).
Когда же начались фамильные и государственные хроники? Радциг пишет: «На этом вопросе мнения историков расходятся. Одни относят существование синхронических записей в Риме к очень раннему периоду, другие отодвигаются чуть ли не до самых Пунических войн, третьи, хотя и признают, что записывание погодно событий началось весьма рано, но думают, что все эти записи погибли во время галльского нашествия. Связь последнего с достоверностью римской истории, таким образом, непосредственная, а потому и приходится теперь же дать ответ на вопрос, в каком отношении стоит галльский погром к римской истории» ([34], стр. 31).
Дальше следует поразительное «логическое» исследование Брекера, с помощью которого Радциг «показывает», что какие–то (?) документы все–таки сохранились и после этого погрома:
«Этот вопрос прекрасно разрешает Брекер. Он сравнивает книгу Ливиевой истории до погрома, т.е. V, с книгой его же после погрома, т.е. VI, и тут ни в изложении, ни в характере ведения исторического рассказа нет никаких таких перемен, какие случаются тогда, когда история вдруг встречает надежную точку опоры — непрерывную сеть синхронических записей. Значит (!? — Авт.), если бы погром действительно истребил ранее существовавшие документы, то изложение во II, III, IV и V книгах Ливия существенно отличалось бы от изложения в последующих книгах» ([34], стр. 31).
А не доказывает ли это, что «Почтенный Ливиец» писал настолько позднее описываемых им событий, что наличие или отсутствие каких–либо обрывков информации уже не сказывалось на его историческом романе?
Это смущает и Радцига, потому что он тут же заявляет: «С другой «стороны, как объяснить сообщение Ливия о гибели источников в древнеримской истории? Ведь нельзя же безусловно отвергать такое авторитетное заявление» ([34], стр. 31).
Мы видим, таким образом, что Радцигу не хочется верить именно этому месту у Ливия, о потере всех древнеримских документов. Другим местам, как мы уже видели, он верит безусловно, снабжая их словами «конечно» и «несомненно».
«Что же касается его же сообщения о том, что после отступления галлов римляне стали пополнять свои пострадавшие записи, именно союзные договоры, по записям других городов, то это заявление должно иметь громадное значение для достоверности римской истории (вот так доказывается достоверность древнеримской истории! — Авт.), только время таких справок, т.е. тотчас же за удалением врагов, вряд ли может внушать доверие… Таким образом, пополнение римских записей в этот момент является весьма подозрительным, хотя, с другой стороны, факта отрицать нельзя» ([34], стр. 31). Невольно вспоминается бессмертное присловие: «С одной стороны, нельзя не признаться, с другой стороны, нельзя не сознаться».
На протяжении нескольких страниц Радциг настойчиво повторяет что документы Рима не могли полностью погибнуть во время погрома, и что, «конечно», часть из них сохранилась. В этом своем стремлении убедить читателя в том, что необходимо верить в существование каких–то (не дошедших до нас) записей, Радциг взывает не только к разуму, но и к эмоциям. «Что же удивительного, что документы письменности, которые, конечно, не могли быть предметом жадности корыстолюбивых сынов севера, пережили пожар и разрушение города?!» ([34], стр. 32). Но оказывается, что, несмотря на эти постоянные заклинания, другие нашли достаточно оснований для того, чтобы четко заявить о фактически полном отсутствии достоверной информации о древнеримской истории первого периода: «Из всего сказанного видно, что Брекер, доказывая, сколь малое отношение имеет галльский погром к достоверности ранней римской истории, был в этом отношении совершенно прав. Но, с другой стороны, против его аргументов в защиту правильности Ливиева рассказа могут сделать то возражение, что характер изложения в V и VI книгах его истории потому близко подходит один к другому, что оба они одинаково недостоверны (вот оно! — Авт.). Этот ультраскептический взгляд, отвергающий достоверность целой I декады Ливия, имеет в науке немало представителей (Льюис, Моммзен, Ранке и др.), и спор между ними и сторонниками достоверности идет уже с давних пор. Нибур первый поставил скептицизм на законную почву, а после него пошли дальнейшие исследования в том же направлении. Однако эти работы можно разделить, главным образом, на 2 типа. Одни ученые (например, Ранке, Льюис и др.) считают древний период римской истории в пределах I декады Ливия погибшим для нас безвозвратно. Другие, отказываясь от веры в ее показания, тем не менее стараются так или иначе истолковать эти показания и на основании самой же традиции реконструировать и критически восстановить древность» ([34], стр. 32).
