Филиппов рассудил, что слишком накладно и сложно отсылать агентов в уединенное, окруженное полями и перелесками имение, единственная дорога к которому просматривается на несколько верст, что давало возможность преступникам скрыться в лесу. Тогда он отыскал близкую приятельницу убийц, у которой с ними были некие дела и которая от своего имени, по настойчивой просьбе Филиппова, дала молодым людям телеграмму о том, что опасность миновала, можно спокойно возвращаться.
Долматов и фон Гейсмар, которым за две недели надоело торчать в богом забытом имении, были рады телеграмме и ничего не заподозрили. В тот же день они выехали на станцию Преображенскую, куда из Петербурга приехал помощник Филиппова Маршалк с доверенными агентами. Маршалк устроился в буфете, а агенты по очереди выходили на станционную площадь, чтобы не упустить приезда Долматова и фон Гейсмара.
Сидеть в буфете пришлось долго — в день на Преображенской останавливалось четыре поезда, но каким из них решат ехать преступники, было неизвестно.
И вот наконец на улице, ведущей к станции, показался возок, который, судя по всему, вез нужных агентам лиц. Дежурный кинулся в буфет, полковник Маршалк выбежал на площадь, но возка и след простыл.
И лишь от местного городового узнали, что за два квартала от станции есть дом родственников фон Гейсмара. Тамошний слуга с утра взял билет до Пскова, а известные здесь молодые господа в том доме будут чаёвничать.
Маршалк принял решение взять ничего не подозревающих убийц за чаем, нежели рисковать схваткой на станции, где те наверняка будут настороже, а было известно, что у барона есть маузер, а у Долматова — браунинг.
Операция прошла даже лучше, чем предполагалось. Когда прислуга, открывшая дверь, увидела Маршалка — в шубе с бобровым воротником и такой же шапке, она приняла его за важного хозяйского гостя и повела в столовую, где как раз потчевали гостей чаем. Долматов с бароном настолько не ожидали нападения в этой тихой обители, что также решили, что видят какого-то знакомого хозяев, зашедшего на огонек, и потому дали время Маршалку вынуть свой маузер и двум агентам ворваться в комнату. Еще двое агентов оставались за окнами. И потому, когда, сообразив, в чем дело, Долматов кинулся к окну, за ним он увидел улыбающуюся физиономию унтер-офицера.
У молодых людей отобрали оружие, хозяйка билась в слезах и требовала освободить невинных мальчиков, грозила знакомством с губернатором, но Маршалк был, разумеется, неумолим.
На первом же допросе убийцы рассказали всё, как было.
Они выбрали Тиме после первого же проведенного на скетинг-ринке вечера, потому что специально разыскивали подобную жертву — даму с состоянием, склонную к адюльтеру, легкомысленную и неумную. Марианна дала понять, что влюблена в Долматова, и вскоре он уже получил возможность остаться с ней на ночь. Вторую половину ночи он провел, выясняя, где же хранятся драгоценности, но убить даму, хоть он и имел к тому возможности, не решился без барона, тем более зная, что швейцар на ночь запирает двери и ему не уйти — придется ждать утра в компании с трупом.
Подвело убийц на следующий день то, что жертва оказалась куда более живучей, чем они рассчитывали. И хоть, на их счастье, она не кричала, а боролась с ними молча, но когда они намеревались кинуться в спальню в поисках драгоценностей, то оказалось, что Тиме еще жива. Наконец, пока барон стаскивал перстень, Долматов бросился в спальню за шкатулкой, в которой должны были храниться драгоценности, но шкатулки на месте не было — подозрительная Марианна перепрятала ее. Отыскав шкатулку, не смогли найти ключей. А тут пришла горничная и пришлось бежать…
Ни на следствии, ни на суде убийцы ничего не скрывали, и когда был объявлен приговор — 17 лет каторги для фон Гейсмара и 12 лет для Долматова, друзья при всём народе обнялись и поцеловались, а затем, взявшись за руки и не переставая улыбаться, покинули скамью подсудимых. Судье пришлось вмешаться и приказать охране разлучить их.
Через четыре года грянула революция, и, вернее всего, убийцы вышли на свободу куда раньше положенного срока. Но что с ними стало потом, нам неизвестно.
После выхода в свет книги о воскресшем Шерлоке Холмсе феномен слияния образа автора и его героя в глазах читателя стал настолько очевиден, что в письмах к Конан Дойлу, в интервью, в статьях о нем авторы постоянно путались, о ком же они пишут. В самом деле, сыщик всё более терял черты хирурга Белла и приобретал облик автора.
Правда, ученый сыщик за прошедшие десять лет значительно отстал от криминалистики. Он предпочитал по-прежнему раскрывать преступления силой логики. Шерлок Холмс не хотел признаться в том, что баллистические испытания, анализ остатков ядов при эксгумации трупов, определение группы крови и прочее было за пределами его возможностей. Шерлок Холмс символизировал собой совершавшуюся революцию в криминалистике, но, когда она произошла, он остался в прошлом. В некоторых рассказах Конан Дойл еще поднимался до высот прошлого, но в большинстве они стали, как писал Корней Чуковский, «схематичны, бесцветны, лишены остроумия».
Мир вокруг изменялся с невероятной быстротой. Великие европейские державы катились к мировой войне. Техническая революция, лишь набиравшая темп к концу девятнадцатого века, в первые годы следующего привела к принципиальным переменам в жизни Европы. Подумайте, буквально в несколько лет появились автомобили, поднялся в воздух первый самолет, зазвонил телефон, в небе реяли дирижабли. В военных лабораториях разрабатывались отравляющие газы, заводы Круппа строили первые дальнобойные орудия, а на верфях спускали в воду линкоры. Как ни парадоксально, во многом мир 1905 года ближе к нашим дням, чем к миру 1890 года. Некоторые писатели осознали это, в первую очередь перемены уловил и отразил в своих романах современник и приятель Конан Дойла — Уэллс, но сам Конан Дойл, находясь в тисках личной трагедии, в литературном кризисе, не был готов к тому, чтобы сделать шаг вперед в литературе, и его Шерлок Холмс остался в девятнадцатом веке.
…Лето 1906 года было очень жарким. Даже в доме Конан Дойла, спрятавшемся в сосновом лесу для того, чтобы поддерживать жизнь Туи, было трудно дышать. Писатель был обеспокоен состоянием жены и уже подумывал, не отправиться ли снова в Швейцарию, но неожиданно наступила развязка. Тринадцать лет Конан Дойл делал всё, чтобы спасти свою Туи, но болезнь оказалась сильнее. В середине июня ей внезапно стало плохо, пошла горлом кровь. Туи потеряла сознание. Утром приехали из Лондона врачи, ничего утешительного они сказать не могли. Очевидно, Туи уже несколько недель чувствовала себя плохо, но сумела скрыть ухудшение от Артура. Когда приступ прошел, она, как прежде, улыбалась, успокаивала близких, но встать с постели уже не смогла, и врачи категорически запретили Конан Дойлу даже и мечтать о том, чтобы трогаться в путь.
Три недели после случившегося Конан Дойл ни на минуту не .отходил от ее постели. Доказательством этому остались его ежедневные открытки — доклады брату, которые он отправлял. Он не терял надежды до последнего дня, хотя как врач понимал беспочвенность своих надежд. Умерла Туи 4 июля 1906 года, не выпуская руки Артура. Было ей сорок девять лет.
Похоронив Туи, Конан Дойл заболел. Впервые в жизни он заболел так тяжело, что некоторое время врачи боялись за его жизнь. Диагноз поставить не смогли. Сам же он говорил: «Нет у меня никаких симптомов. Только слабость». Потом уже, еще не в силах подняться, он писал матери: «Я всю жизнь старался делать так, чтобы у Туи не было ни одной несчастной минуты: я отдавал ей всё внимание, делал всё, чтобы ей было лучше. Смог ли я это сделать? Как я надеюсь, что это так! Господь знает, что я честно старался».
Он казнил себя за несчастную любовь к Джин, которую скрывал девять лет, но которая, как ему казалось, могла отнять у Туи то внимание, в котором она нуждалась. И тяжелая болезнь Конан Дойла была вызвана не только потерей близкого человека, но и угрызениями совести.
Лишь через полгода исхудавший, бледный Конан Дойл начал вставать с постели. Он заметил, что за окном снег, наступает Рождество… Как-то он прошел к себе в кабинет, где его секретарь откладывал для него некоторые письма из тех двух тысяч, что поступали ежемесячно. Несколько вечеров Конан Дойл просидел, разбирая почту. Наконец, он открыл толстый конверт, набитый вырезками из газет, посвященными уголовному делу трехлетней давности. Он начал читать вырезки и зачитался, к ним было приложено письмо. Его автор умолял о помощи, потому что надеялся, что Шерлок Холмс и Конан Дойл — один и тот же человек, что писатель, подобно сыщику, не оставит в беде невинно осужденного.
Деревня Грейт Вирли находится неподалеку от Бирмингема. Среди полей кое-где поднимаются копры и терриконы старых угольных шахт. Там живут и фермеры и шахтеры.
