Как только флот был готов, на всех кораблях взялись за весла. «Однако, когда те, кто был на борту дромонда, увидели, что к ним плывут корабли, они взяли шелковые материи и дорогие вещи и вывесили их за фальшборт, после чего принялись громко кричать и звать их на битву». Они, несомненно, осмеливались бросить вызов норманнам.
Ладьи приближались на полной скорости. Одна пошла к носу, две — к корме, а оставшиеся выстроились вдоль дромонда, борт о борт к нему. Так, по крайней мере, гласит сага. Некоторые дромонды были огромными: про один такой корабль, который захватил Ричард Львиное Сердце, сказано, что в нем помещалось пятнадцать сотен человек. Однако корабли норвежцев также отличались длиной. Девять ладей, теснящиеся вокруг торгового судна, словно пакетботы вокруг линкора, — картина, поражающая воображение.
Ход этой битвы, в общих чертах, очевиден и прост. Сначала сражение зашло в тупик: ни одной стороне не удавалось достать другую. Норманны не могли этого сделать, так как их оружие не доставало людей на палубе дромонда; с другой стороны, их самих во многом защищал изгиб его бортов. «Язычники бросали сверху копья, камни и котлы, полные кипящих смолы и масла»(2), но все было напрасно. Все это либо падало прямо в море, совершенно не задевая ладьи, либо отскакивало от щитов, которые противная сторона держала под углом над своими головами.
Выход из положения нашел епископ Вильям. Он собрал на свой и на два других корабля отборных лучников со всей флотилии и, отойдя и встав на расстоянии от дромонда, стал тревожить его команду тучей летящих стрел. В то время как сарацины в спешке пытались укрыться, люди внизу получили возможность развернуться. По примеру Регнвальда, они выхватили топоры и стали вырубать дыры в соответствующих местах возвышающегося над ними борта: «в тех местах, где он был меньше окован железом». Еще более укрепили положение нападающих лучники с корабля Эрлинга. Он сам взобрался на шток якоря, висевшего на своем месте за кормой. Вместе с несколькими людьми, которых он смог поднять к себе на шток, он прорубил себе путь через левую кормовую часть борта, «и эта выемка была гораздо выше всех остальных». Так что его соратники вынуждены были довольствоваться пробиванием брешей в нижней части корпуса.
Внезапное появление нападающих с различных сторон борта застало команду дромонда врасплох. Хотя они упорно сражались — особенно бывшие среди них негры, — нападавшие постепенно обрели численное превосходство, поскольку на борт судна проникало все больше и больше норманнов. Защитников корабля медленно оттесняли к носу, пока все они не были убиты, за исключением немногих взятых в плен. Ярл очень хотел взять живым одного человека, выделявшегося своим ростом и красотой, и, поскольку парень стойко защищался, норманны навалились на него своими щитами. Его, должно быть, не сильно побитого, отправили с остальными пленниками на корабль епископа.
Основная тяжесть сражения легла на плечи Регнвальда, Эрлинга и их людей, которые вскарабкались на корму. «Когда Эрлинг выскочил на палубу дромонда, он получил большую рану на шее у плеча. Рана была столь серьезная, что с тех пор его голова всегда была вытянута в сторону. Поэтому он получил прозвище Кривой».
Сняв с дромонда «много добра и драгоценных вещей», захватчики подожгли его и отчалили, чтобы посмотреть, как он будет гореть. Увидев пламя, высокий пленник стал вести себя особенно беспокойно, но ни просьбы, ни угрозы не могли заставить его говорить. Однако сильнее всего он расстроился, когда всему этому нашлось объяснение: из гибнущего судна в море хлынул каскад расплавленного металла. Обыскивая корабль, викинги не заметили скрытые в трюме запасы золота или серебра.
Немного грустные, но победоносные пилигримы поплыли на юг к укрепленному населенному пункту на африканском берегу. Чтобы иметь возможность торговать, они заключили недельное перемирие с местными жителями и продали большинство своих пленников. Но тот высокий человек оказался неходовым товаром, какую бы ему ни назначали цену, так что Регнвальд даровал ему свободу, чтобы только отделаться от него. Правда, на следующее же утро тот вернулся с «целой свитой людей», чтобы попрощаться. Он назвался князем этой местности и единоличным владельцем дромонда. Он сообщил, что хотя норманны и были теперь практически в его власти, но он обязан им, по крайней мере, своей жизнью и хорошим обращением. И все же он от всей души надеется больше никогда не видеть их лиц.
Регнвальд понял намек и отбыл в сторону Крита, вблизи которого паломники некоторое время плавали по воле ветра, пока тот не подул в сторону Палестины. Их успешное прибытие к цели — к Акре — стало поводом для настоящей церемонии, ведь люди из далекого Севера не каждый день заходили в эти воды. Они «прибыли в Акребург рано утром в пятницу и причалили с такой пышностью и великолепием, которое тамошние жители редко видели».
И тем не менее Акре суждено было оставить у викингов скверные воспоминания. Пока они оставались в самом городе, какая-то эпидемия стала причиной смерти «многих знаменитых людей» в их рядах. Выжившие оставили город и «посетили все святые места в земле Иудейской. Они все ездили к Иордану и погружались в него». Ярл и еще один человек «переплыли его и выбрались на противоположный берег, а на той стороне оказались заросли кустарника. Они связали там большие узлы». Несомненно, узлы эти обязывали определенного человека тоже отправиться в паломничество и развязать их. «После этого они вернулись в Иерусалим», и о Святой Земле в саге больше не сказано ни слова. Жаль, что сага здесь не уделяет внимания деталям, и мы тщетно напрягаем воображение, пытаясь мысленно нарисовать себе образ этой компании тысячи потрепанных щеголей, кротко марширующих по Палестине.
Следующим по важности после «земли Иудейской» был Миклегард, «Великие Гарды», во все века притягивавшие к себе, словно магнит, странствующих викингов. Летом они вернулись к своим кораблям и отплыли в Константинополь.
Осень застала их на длительной стоянке, вынужденной остановке в одном порту, и единственным событием, произошедшим в это время, было то, что горожане искупали «сильно пьяного» Эрлинга Кривого, в грязи в гавани. Следующее место, где они бросили якорь, о котором известно, было близ Галлиполи. Ожидая попутного ветра, который без хлопот пронес бы их через Дарданеллы, они проводили дни, украшая и надраивая до блеска свои ладьи ради эффектного прибытия в Константинополь. «Они тогда старались изо всех сил и приплыли с большой пышностью, так как они слышали, что так делал Сигурд Крестоносец».
Их соотечественники из среды варягов, да и вся столица были им рады. Император Мануил I осыпал Регнвальда подарками и еще более щедрыми посулами пытался убедить его людей остаться. «Той зимой они оставались у него недолгое время и были очень всем довольны».
Ложкой дегтя оказалось то обстоятельство, что их бывший проводник-дезертир Эйндриди в тот момент был в большом фаворе при дворе императора. Прилагая все усилия к тому, чтобы избежать встречи со своими былыми товарищами, Эйндриди продолжал сеять вокруг смуту. В силу случайности конец его жизни также оказался связан с путешественниками в Йорсалир, поскольку через два года, будучи вождем восстания в Норвегии, Эйндриди был убит не кем иным, как Эрлингом Кривым.
Ярл Регнвальд со своими спутниками избежал в ту зиму всех соблазнов Константинополя. Время едва ли располагало к длительным путешествиям, но ярл внес в свои планы коренные изменения. Через Дураццо он двинулся со своим флотом к восточному берегу Италии, чтобы добавить последний штрих к образу своего паломничества. Вместе с епископом, Эрлингом и «всеми самыми знатными людьми» он попрощался с морем и поехал верхом в Рим.
С этого самого момента со страниц повествования странным образом исчезают его ладьи. Конунг Сигурд во время предыдущего морского паломничества подарил свои корабли императору в Константинополе, после чего вернулся домой посуху. Регнвальд же, похоже, оставил ладьи на берегу с уменьшенной в численности командой на борту. О том, что с ними стало дальше, ничего не говорится. Все внимание саги сконцентрировано на Регнвальде и его окружении. Из Рима всадники отправились в длительное путешествие через Европу в Данию, а оттуда — в Норвегию.
Гостеприимный норвежский двор оказал им великолепный прием; все лето и следующую зиму они оставались там в качестве гостей. Их поездка сделала их такими же знаменитыми в их мире, как у нас знамениты исследователи космоса. Всю оставшуюся жизнь каждый путешественник в Йорсалир был словно окружен ореолом своего подвига, не менее осязаемым, хотя гораздо более редким, нежели зеленый тюрбан хаджи.
Однако пребывание Регнвальда в Норвегии недолго оставалось безмятежным. В его отсутствие узурпатор захватил его долю оркнейского владения, и острова погрязли в пучине заговоров и контрзаговоров. В Норвегии Регнвальд позаимствовал корабль и весной бросился в самую гущу событий, вновь втянувшись в лихорадочную борьбу за власть, конец которой положила только его жестокая смерть.
