Однако род-курень был единицей «промежуточной»; объединяющей аилы организацией была орда. Дело в том, что даже большой курень или аил не мог кочевать в степях в полной безопасности. Нередко аилы сталкивались из-за пастбищ, еще чаще происходил угон скота (барамта), а то и захват веж и пленных жаждущими скорого и легкого обогащения удальцами. Необходима была какая-то регулирующая власть. Она вручалась выборным путем на съезде кошевых главе наиболее богатой, сильной и влиятельной семьи (вместе с тем и куреня, к которому она принадлежала). Так аилы объединялись в орды.
Очевидно, глава орды получал высший титул – хан. В русской летописи этому соответствовал титул князя. Мы знаем, что летописцы называли князьями и правителей больших княжеств, и владетелей небольших уделов. Только киевский князь именовался великим князем. У половцев же великим назван только Боняк (правда, в речи Кончака, призывавшего своих воинов к мести и к походу на Русь). О сыне же самого Кончака Юрии было сказано «больший всех половцев». Поэтому по данным русской летописи мы не можем разобраться в высшей титулатуре половцев.
В первой половине XII в. через степи проезжал еврейский купец Петахья, оставивший «путевые записки», в которых он, естественно, писал и о половцах, в частности, об их социальном устройстве: «Куманы не имеют общих владетелей, а только князей и благородные фамилии». По существу, он написал то же, что и русский летописец, разделив всех степных аристократов на две социальные группы. Возможно, что в первой половине XII в., когда половецкие объединения были сильно «потрепаны» русскими походами в степь, социальные градации у половцев действительно несколько стерлись и не бросались в глаза «сторонним наблюдателям». Однако нам представляется возможным использовать для анализа половецкой иерархии позднейшего времени еще один источник, а именно Codex Cumanicus (Половецкий словарь). В нем титулу хана соответствует в латинской колонке слово «imperator», а в персидской – «шах». Следующий за ханом, согласно Словарю, титул «солтан» («гех» – по-латыни). Этот титул большинству исследователей представляется поздним, возникшим в золотоордынское время, тем более что и сам Словарь многие датировали началом XIV в. Однако в конце XII в. в «Слове о полку Игореве» этот титул упоминается в обращении киевского князя к Ярославу Осмомыслу: «…стреляеши с отня злата стола салътани за землями…» Считалось, что в данном случае имелись в виду турецкие султаны, против которых, возможно, могли ходить галичане в числе участников одного из крестовых походов. Мне кажется, что факт упоминания этого титула в двух источниках, имеющих прямое отношение к половцам, позволяет нам все же говорить о существовании его у половцев. Вероятно, солтаны и были главами отдельных орд. Иногда в летописи указывается, что в плен попало несколько «лепших князей» половецких. Может быть, этим определением отделял летописец солтанов от следующего указанного в Словаре титула «бег» (princep – по-латыни). Беги (беки) – главы крупных кошей. Русские называли их князьями, иногда «уньшими князьями». Наконец, «бей» – самый низший половецкий аристократический титул (благородные фамилии, по Петахье), переводился на латынь словом «baron». Русский летописец именовал их, по-видимому, «добрыми мужами», а позже (в конце XII в.) появилось еще одно определение – «господчичи», также относящееся к этому титулу.
Следует еще упомянуть «княжичей», о которых неоднократно писали летописцы, перечисляя половецких аристократов. Так же именовали они и юных сыновей своих (русских) князей, не получивших еще «уделов». Вероятно, и у половцев это были дети ханов, солтанов и беков, не ставшие еще главами собственных аилов.
Такова была иерархия аристократической части половецкого общества. Именно в память об аристократах возводили родичи богатые святилища с каменными статуями. Статуи изготовлялись преимущественно в двух канонических позах: стоящими и сидящими. Характерно, что мужские стоящие статуи обычно изображались с оружием (саблями, луками, колчанами), на сидящих его не было никогда. На поясе у них помещались только ножи и кошельки. Объяснить это различие можно, видимо, разницей в общественном положении предка при жизни. Умершие, изображенные стоя с оружием, были воинами, которые, возможно, погибли в битве; сидящими же изготовлялись статуи аристократов, не участвовавших по той или иной причине в военных действиях, умерших «естественной» смертью.
Мы уже говорили, какую огромную роль играли женщины в общественной жизни половцев. Об этом прежде всего свидетельствует большое количество сооруженных в их память статуй. Их было даже больше мужских – во всяком случае, сохранилось их больше. Женщины, как и мужчины, изображались стоящими и сидящими. Следует отметить, что стоящие, как правило, были одеты в более роскошные платья и сопровождались большим количеством вещей на поясе, что, безусловно, подчеркивает их более высокое положение в обществе. Не исключено, что в результате гибели мужа в походе его жена становилась на какое-то время главой коша. Вот ее после смерти и изображали в виде стоящей фигуры, а обычных жен богатых и знатных кошевых – сидящими. Характерно, что единственная дошедшая до нас статуя женщины-амазонки (с саблей, колчаном, луком) изображена стоящей (как и стоящие мужские статуи).
О высоком положении женщины у половцев можно судить также по уникальной статуе с ребенком. Женщина изображена с подчеркнутыми признаками пола. К груди у нее приник младенец, вероятно, долженствующий означать «продолжателя рода». Однако ребенок не мальчик, как следовало бы ожидать, исходя из данных о патриархальности половецкого общества, а девочка. Статуя, очевидно, символизирует образ женщины, дающей силы женщине же – непосредственной продолжательнице рода. Очевидно, счет родства в некоторых половецких родах долгое время оставался матрилинейным (от матери к дочери). Это подтверждается также и сохранившимся у половцев и упомянутым летописцем пережиточным обычаем «левирата» – обычаем жениться «на ятрови», т.е. на женах своего отца: жены как бы принимали нового «хозяина» в свой род.
На низших ступенях иерархической лестницы стояли главы небольших кошей – «кощеи» (рядовые воины) и простые пастухи, которые не были «кощеями», так как для этого нужно было иметь кош – пастбища и достаточное для кочевки количество скота. Пастухи, как правило, попадали в экономическую зависимость от богачей-аристократов, которые давали им скот «на выпас» с условием выплаты половины приплода (феодальный степной закон «суана»). Это давало возможность пастухам в хорошие годы прокормиться вместе с семьей (женой и детьми). Нередко разорившиеся кошевые попадали в это зависимое сословие. Выходцы из этого сословия становились ремесленниками и даже изредка занимались земледельческим трудом, распахивая небольшие участки земли у зимних стойбищ. Разорение пастуха вело к невыполнению обязательств, а это становилось причиной уже полного закабаления и перехода более или менее самостоятельного пастуха в число «челяди» в большой семье – коше. В число челяди входили и «чаги» – женщины-служанки. И наконец, на самом низу стояли «колодники» – взятые в плен русские или иные домашние рабы. Большинство захваченных пленных шло, как говорилось, на рынки, но часть оставалась в кочевьях. В «Сказании о пленном половчине» автор прямо указывает на существование этой социальной категории в половецком обществе: «…повеле рабам своим нарядится и стадо коней отлучити…» (Сказание…, с. 73-74). Тяжкая участь рабов многократно трагически описывалась в летописях и других древнерусских произведениях. Под 1170 г. летописец перечисляет всех захваченных в половецких вежах зависимых людей. Русские ополонились тогда: «…и колодникы, и чагами, и детми их, и челядью, и скоты и конми, хрестьяны же отполонивше пустиша на свободу…» (ПСРЛ, II, с. 540). Интересно, что начато перечисление с колодников, поскольку это были пленные половецкие воины, шедшие в рабство на Русь, освобождение которых было возможно только за большой выкуп. Чаги с детьми и прочая челядь захватывались в плен и фактически переселялись на Русь до конца жизни, вливаясь в число русских челядинцев в качестве домашних слуг, нянек и пр. «Хрестьяны» – русские пленные рабы – освобождались при взятии половецких кочевий.
В эпоху военной демократии все могущие носить оружие, даже молодые женщины, участвовали в военных действиях. С переходом к классовым отношениям эта «практика» поголовного привлечения людей в походы и набеги продолжалась. Даже пастухи, если у них были кони, примыкали к той или иной «ватаге», идущей на Русь или еще дальше – на Дунай и Балканы. Поэтому очень часто количественно половецкое войско бывало очень значительным. Так, например, в 1060 г. в Черниговское княжество прихлынуло 12 тыс. половцев, в 1128 г.- 7 тыс., в 1159 г. на Киевскую землю прикочевало 20 тыс. Мы уже говорили, что, возможно, иногда половцы являлись на русскую землю вместе с вежами, но это случалось только тогда, когда они не опасались разгрома. Обычно же приходило «военизированное» население. Однако участие в войске большого числа недостаточно квалифицированных воинов приводило к тому, что половцы нередко терпели сокрушительные поражения: «…не възмогоша и стяга поставите», т.е. бежали при приближении русских, не принимая боя.
