Но важнее было то, что «мученичество» Палиццоло способствовало возникновению мощной коалиции, в которую объединились консервативные политические и деловые круги, заинтересованные в существовании комитета «Рго Sicilia», который стал гораздо большим, нежели «официальное представительство» мафии или расширенный вариант лобби компании NGI. Скандал вокруг Палиццоло разгорелся как раз в тот момент, когда все более или менее значительные сицилийские политики- правого крыла уже утратили свое влияние в Риме. Теперь либеральное правительство заигрывало с социалистической партией. Комитет «Рго Sicilia» стал своего рода реакцией сицилийских консерваторов на собственную беспомощность. Эта влиятельная группа просуществовала недолго, но добилась того, что правительство услышало ее голос. Такого рода группировка могла стать важным элементом любой правящей коалиции. Отмена решений суда в Бот лонье вполне могла быть мирным предложением, направленным в адрес тех влиятельных сил, которые сплотились вокруг «Рго Sicilia».
Пятого сентября 1903 года во Флоренции началось повторное слушание дела. К этому времени прошло уже более десяти лет с момента убийства в поезде Термини-Палермо. Теперь на скамье подсудимых сидели только Фонтане и Палиццоло. (Тем, кто был оправдан в Болонье, в том числе и тормозному кондуктору, обвинений заново не предъявляли.) Тем не менее флорентийское судебное разбирательство продолжалось лишь на две недели меньше, чем процесс в Болонье, и во многом его напоминало.
Адвокаты Леопольдо Нотарбартоло вызвали в суд нового и весьма важного свидетеля. Маттео Филиппелло имел репутацию человека, который, действуя от имени мафиозного клана Виллабате, осуществлял связь между мафией и Палиццоло. В 1896 году он был ранен во время спора, разгоревшегося, по слухам, из-за разногласий при дележе оплаты за убийство Нотарбартоло. В Палермо ходили сплетни, что Филиппелло был одним из убийц барона.
Прежде чем Филиппелло согласился приехать на слушания, пришлось пригрозить арестом. По прибытии во Флоренцию он сразу же был арестован за то, что запугивал другого свидетеля й притворялся, что теряет рассудок. За день до того, как ему надлежало появиться в суде, его нашли повешенным на перилах пансиона, расположенного неподалеку от базилики Санта-Кроче, в котором он проживал. Следствие пришло к выводу, что это было самоубийство.
Однако к тому времени общественное мнение пресытилось подобными известиями и отнеслось к этому эпизоду скептически. Прошло почти четыре года с тех пор, как Леопольдо Нотарбартоло сделал в Милане свои ошеломляющие разоблачения. Вначале это дело стало причиной горячей дискуссии, предметом которой была мафия. В печати появилось несколько весьма ценных материалов о ее деятельности, в том числе и отчеты двух сицилийских инспекторов полиции. Однако на каждое полезное исследование, посвященное знаменитой преступной организации, приходилось две или три публикации, которые лишь сбивали с толку. Все еще раздавалось множество голосов (в том числе и голосов весьма авторитетных свидетелей), отрицавших факт существования мафии. Играло свою роль и чрезмерное чувство собственного достоинства сицилийцев — результат продолжавшегося веками угнетения островитян. Некоторые полагали, что мафия — всего лишь термин применяемый сицилийцами в отношении преступного мира, который можно обнаружить в любом городе Европы и Соединенных Штатов.
Поразительно, что на процессе в Болонье даже адвокаты Леопольдо Нотарбартоло придерживались именно такого мнения. Они доказывали, что в Западной Сицилии существуют изолированные друг от друга преступные кланы, у которых иногда бывает один и тот же покровитель. «Что такое современная мафия? Является ли она, как считают некоторые, организацией со своими главарями и их помощниками? Нет. Подобная организация существует лишь в грезах эксцентричного шефа полиции». Такие утверждения имели весомые основания. Было бы крайне неразумно связывать шансы на успешный для обвинения исход судебного разбирательства по делу об убийстве Нотарбартоло с неудачными попытками Санджорджи начать судебное преследование мафии в целом. Однако в ходе дебатов подобные утверждения оказывали на публику большее, чем ожидалось, воздействие.
Таким образом, несмотря на то что разбирательства в Милане и Болонье пролили свет на деятельность мафии, она как и прежде оставалась чем-то неясным и бесформенным. Мафия должна была сдать свои позиции. Пойдя на это, она избежала чреватого разнообразными неприятными для себя последствиями общественного негодования, причиной которого стал бы оправдательный приговор.
Адвокаты обвиняемых извлекли пользу из генеральной репетиции в Болонье и во Флоренции действовали гораздо успешнее. Дон Раффаэле отказался от слезливой риторики прежних выступлений и принял позу смиренного инвалида, которому необходима помощь карабинера для того, чтобы стоя давать свидетельские показания.
На сей раз обвинению не удалось достичь тех результатов, которых оно добилось в Болонье. Теперь не возникало прежнего ощущения, что противоречия и запутанность показаний свидетелей защиты доказывают виновность обвиняемых.
Двадцать третьего июля 1904 года большинством в два голоса присяжные оправдали обвиняемых ввиду недостаточности улик. Во время оглашения вердикта Палиццоло упал в обморок.
Несмотря на удивительно быстрое улучшение здоровья, которое восстановилось в течение недели после окончания суда, дон Раффаэле снова упал в обморок, когда 1 августа, уже будучи на свободе, он сорвался с мостков гавани Палермо. Чтобы устроить его триумфальное возвращение с материка, комитет «Рго Sicilia» нанял пароход компании NGI.
В тот день ликование сторонников Палиццоло достигло предела. Газета Флорио «Д'Ога» писала, что флорентийские присяжные избавили город от кошмара. Сторонники Палиццоло прикрепили к лацканам его портреты. Чтобы позволить возвращающемуся герою принять участие в празднике Мадонны дель Кармине, праздник перенесли на более позднее время. Когда Палиццоло пришел в себя, он обнаружил, что его сопровождает домой веселая толпа, что его дом украшен горящими лампочками, из которых сложена фраза: «Viva Ра-lizzolo!» Когда он вышел на балкон, оркестр грянул гимн, сочиненный в честь его победы. Один подхалим оставил письменное свидетельство своего радостного настроения.
«После 56 месяцев ужасного мученичества, вернувшийся с триумфом Раффаэле Палиццоло купался в ослепительном сиянии ореола Страданий и Мужества. Его Страдания и Мужество были освящены возвышенным самоотречением, которое он проявлял в течение пяти лет ни с чем не сравнимой пытки. Чтобы скоротать безрадостные часы заключения он, питая любовь к поруганной Сицилии, сплетал покрытые шипами бутоны Страдания и Мужества в гирлянды жестокой боли».
Сторонники мафии редко отличались сдержанностью. Многие сицилийцы испытывали чувство досады, причем даже те из них, которые считали, что собранные против дона Раффаэле улики были недостаточно убедительны для того, чтобы признать его виновным.
Но ликование продолжалось недолго. В ноябре «мученик Болоньи» с треском провалился на выборах в парламент. Несмотря на триумф, он слишком себя скомпрометировал и лишился поддержки могущественных друзей. Лежа в постели, Палиццоло как и прежде устраивал аудиенции просителям, ведь он все еще оставался членом местного парламента, но безвозвратно ушли в прошлое времена, когда вокруг него собиралась самая многочисленная на Сицилии армия клиентов.
Незадолго до триумфального возвращения Палиццоло в Палермо вернулся Леопольдо Нотарбартоло. Без лишнего шума он прибыл на почтовом пароходе. Его встречала лишь маленькая группа друзей. Сняв шляпы, они молча его приветствовали. Когда он вновь увиделся со своей сестрой, на глаза у обоих навернулись слезы. Попытка продолжить борьбу отца с Палиццоло обошлась дорого. Чтобы оплатить судебные издержки, пришлось продать поместье Мендолилла.
