Победа смешанного земского и опричного войска показала его силу по сравнению с чисто опричными войсками. Штаден прямо связывает ликвидацию опричнины с битвой при Молодех. «С этим пришел опричнине конец, и никто не смел поминать опричнину, виновного обнажали по пояс и били кнутом на торгу. И все земские, кто [только] оставался еще в лживых, получили свои вотчины, ограбленные и запустошенные опричниками».5
Летом 1572 г. мысли Грозного были заняты открывшейся перспективой занятия польского трона им самим или царевичем Федором. 7 июля 1572 г. умер польский король Сигизмунд II Август, и литовские паны, чтобы отвлечь Грозного от военных приготовлений, начали поговаривать о желательности его избрания на престол в Речи Посполитой. Незадолго до отъезда из Новгорода Грозный направляет послов в Швецию, которые должны были напугать короля походом, намечавшимся на декабрь. Это была еще одна неудачная попытка решить ливонский вопрос мирными средствами. Шведские представители так и не появились.
Военные действия 1572 г. показали, что опричнина полностью изжила себя. Этим годом и принято датировать ее конец. Имена опричников на века остались в памяти народной как имена палачей и душегубов. Первым из них стал Малюта Скуратов. В конце жизни он занимал видное положение при дворе. Выдав замуж дочерей, он породнился с братом царя — И. И. Глинским и его любимцами — Б. Ф. Годуновым, Д. И. Шуйским. У истоков опричнины стояли такие деятели, как Алексей и Федор Басмановы, князь Д. И. Вяземский. Храбрые и опытные воители, как показало дело под Рязанью, они были безжалостными палачами. Ради спасения своей жизни Федор Басманов не остановился перед убийством собственного отца. Жестокость и распущенность слуг были под стать самому царю. «Прескверные паразиты и маньяки», «прегнуснодейные и богомерзкие Бельские с товарищи», «опришницы кровоядные», по определению Курбского, вошли в историю как символ насилия и беззакония. В. И. Ленин применял термин «опричники», говоря о слугах самодержавия, палачах освободительного движения. В разгар революции 1905 г. он писал: «Старый порядок разбит, но он еще не уничтожен, и новый, свободный строй существует непризнанный, наполовину таясь, сплошь да рядом преследуемый опричниками самодержавного строя».6
Задачу ликвидации удельно-княжеского сепаратизма опричнина выполнила. В XVII столетии уделов уже не существовало.
Цена, которую уплатила Россия за ликвидацию политической раздробленности, не превосходила жертв других народов Европы, положенных на алтарь централизации. Первые шаги абсолютной монархии в странах Европы сопровождались потоками крови подданных, подчас более упорных в сохранении старины, нежели русские княжата. Это — гражданские, или религиозные, войны во Франции, занявшие всю вторую половину века. Это — движение в Нортумберленде и Уестморленде в 1568 г. в Англии. Это — бесконечные аутодафе в Испании, под религиозной оболочкой которых скрывалась борьба за укрепление королевской власти.
Из восточных и юго-восточных европейских государств Россия была единственной страной, не только сумевшей отстоять свою государственную независимость (в отличие от Болгарии, Сербии, Великого княжества Литовского, Венгрии, Чехии и других), но и уверенно продвигавшейся по пути централизации. Естественно, ее политическое развитие можно и нужно сравнивать с эволюцией тех европейских государств, которые несколько раньше или несколько позже (например, Швеция) проделывали тот же путь развития.
Россия пришла к середине XVI в. менее централизованным государством, чем, скажем, Испания, Англия или Франция, где отношения королевской власти с церковью были урегулированы в пользу королевской власти. Принцип «чья власть, того и вера» утвердился на всей территории «Священной Римской империи» после Аугсбургского собора 1555 г. В Англии еще до 1547 г. произошло подчинение церкви королевской власти. Лишь в немногих оплотах католичества церковь сохранила свое влияние и силу. Русская же церковь оставалась могущественным оплотом феодальной децентрализации. Борьба за и против централизации в развитых европейских странах (Англии, Франции) в качестве активных сил выдвинула широкие массы дворянства, буржуазии, ремесленников и крестьянства. В Швеции и Испании нажим правительственного аппарата не встречался с активным противодействием широких масс населения. В России же уничтожались не только оплоты или возможные очаги сепаратизма такие, как церковь, Новгород или Старицкое княжество, но подавлялась и сама идея противодействия царской власти.
Опричнина была очень сложным явлением. Новое и старое удивительно причудливо переплеталось в ней. Ее особенностью было то, что централизаторская политика проводилась в крайне архаичных формах, подчас под лозунгом возврата к старине. Так, ликвидации последних удельных владений правительство стремилось добиться путем создания нового государева удела — опричнины. Варварские, средневековые методы борьбы (впрочем, для иных методов условий было немного) царя Ивана с политическими противниками, его безудержно жестокий характер накладывали на все мероприятия опричных лет зловещий отпечаток деспотизма.
Здание централизованного государства строилось на костях многих тысяч тружеников, плативших дорогой ценой за торжество самодержавия. Усиление феодально-крепостнического гнета в условиях растущего разорения страны было важнейшим условием, подготовившим окончательное закрепощение крестьян. В России между нажимом на трудовое население, достигшим в годы опричнины одной из своих вершин, и его ответной реакцией, принявшей в конечном итоге форму крестьянской войны, оказался разрыв в 50 лет. Это объясняется разобщенностью и забитостью крестьянства, неразвитостью его сословного самосознания, слабостью городов. Опричнина показала силу царской власти. Ее слабость обнаружит XVII столетие, когда вслед за крестьянской войной возродится и сословное представительство в виде земских соборов.
КНЯЗЬ ИВАНЕЦ МОСКОВСКИЙ И НАСЛЕДНИК ПРУСА
1 января 1573 г. русские войска, возглавлявшиеся Иваном IV, взяли Вайсенштейн (Пайду), крупнейшую после Ревеля крепость Эстонии. И только гибель под ее стенами ближайшего сподвижника, Малюты Скуратова, омрачала радость царя. Опричнина уже не существовала. Запоздалым эхом периода репрессий была казнь в апреле 1573 г. трех виднейших воевод — Михаила Воротынского, Никиты Одоевского и Михаила Морозова.
Подорвав опричнину, Грозный вернул прежнее значение Боярской думе. Она снова стала принимать самое деятельное участие в управлении государством. Стабилизация внутреннего политического положения страны выразилась в возвращении в 1573 г. сыну Владимира Андреевича Старицкого Василию отцовского удела — г. Дмитрова. Этот удел просуществовал только до 1574 г., когда князь Василий умер. Торжественное бракосочетание его сестры Марии с принцем Магнусом 12 апреля 1573 г. должно было укрепить связь царя Ивана с вассальным ему «ливонским королем». Внешнеполитическая обстановка, казалось, складывалась благоприятно для Ивана IV. После смерти Сигизмунда II Августа часть шляхты даже поддерживала его кандидатуру на польский престол. Опасаясь возможного успеха царя, Андрей Курбский пишет памфлет «История о великом князе Московском», в котором, подробно расписывая опричные ужасы, предостерегает от избрания Ивана IV на польский престол. Ведя весной и летом 1573 г. в Новгороде переговоры с польскими послами, царь Иван выставлял явно нереальные требования: наследственность трона, соединение Речи Посполитой с Россией на века, присоединение Ливонии и Киева. Польский сейм предпочел избрать королем наследника французского престола Генриха Анжуйского.
От активных действий на западном театре военных действий русское правительство временно вынуждено было отказаться. Положение на юге и востоке было тревожно: восстания в Поволжье и набеги крымцев отвлекали значительную массу вооруженных сил. К 1575 г. международное положение изменилось в пользу России. Новое польское бескоролевье совпало с успехами союзника Ивана IV — принца Магнуса, который летом 1575 г. взял крепость Пернов. Со Швецией в том же году было заключено двухлетнее перемирие. Снова встал вопрос о возможности русской кандидатуры на польский престол. Грозный вступил в переговоры с австрийским императором Максимилианом и предложил ему разделить Речь Посполитую: Польшу — эрцгерцогу Эрнесту, а Великое княжество Литовское — Федору, сыну Грозного. К этому предложению имперская дипломатия отнеслась одобрительно. Но она не хотела согласиться на передачу Прибалтики Ивану IV и стремилась втянуть Россию в бесперспективную войну с Османским султанатом. Переговоры затягивались.
Летом 1575 г., узнав о готовящемся набеге крымцев, Иван Грозный поспешил в Серпухов. Опасения его не оправдались. Мнительный правитель, вернувшись в столицу осенью того же года, казнит боярина Петра Куракина, а также бывших опричников, недавних фаворитов, одного из своих любимцев — боярина В. И. Умного-Колычева, окольничего Бориса Тулупова и до 40 дворян по обвинению в «злых умыслах» против царя. Опале и казни подверглись и представители духовенства. 20 октября был убит новгородский архиепископ Леонид, по сведениям англичанина Горсея якобы занимавшийся колдовством с помощью «ведьм». Грозный, вызвав его в Москву, «сан на нем оборвал и, в медведно ошив», собаками затравил.1 В Новгороде вместе с ним были казнены «15 жен, а сказывают ведуньи волхвы».2 Головы казненных по приказу Грозного были брошены по дворам митрополита Антония и многих правителей земщины. Угроза недвусмысленная. Но дальше этого пока дело не пошло. Это была последняя вспышка массовых казней при Иване IV.
