Однако сёгунат несомненно не оставался настолько слепым и косным, каким его изображали даймё Запада. В 1862 г. Эномото Такэаки (1836–1908) официально выехал в Голландию с очень конкретной миссией: разобраться в кораблестроении, постичь тайны тех кораблей, техническое превосходство и огневая мощь которых вынудили Японию отказаться от традиционной политики закрытости. Позже этот человек станет важным политическим деятелем, но это уже другая история.
Так, в одном году больше, в другом меньше и часто с целями, противоречащими одна другой, японцы вновь начали разъезжать по миру, как в крепко забытую эпоху, когда они занимались пиратством у юго-восточного побережья континента. В 1862 г. японское судно прибыло в Шанхай; за ним постепенно последовали и другие, и издатели архипелага дрались за рассказы о путешествиях в Китай, который вызывал такое восхищение; однако с годами рассказчики создавали все более общедоступный и реалистичный образ Китая, ставший под конец негативным.
Ёсинобу и конец режима
В 1867 г. пост сёгуна вследствие смерти отца перешел к Токугава Ёсинобу. Он принял это бремя, или эту честь, с настороженностью, и будущее подтвердило, что он был прав (он этого еще не знал или уже предчувствовал?): его правление не продлилось и года. Тем не менее этот человек, не отрекаясь от своей участи, смело пошел по пути реформ: пусть никто толком не знал, куда они могут или должны привести, они представлялись неизбежными. В самом деле, уже больше десяти лет в Японии копилась гремучая смесь: непрерывно укреплялось иностранное присутствие, происходил неконтролируемый рост центробежных сил внутри самого сёгунского правительства и усиливалось все более мощное националистическое течение, призывавшее к реставрации императорской власти.
Поняв, до какой огромной степени иностранцы влияют на Японию, Ёсинобу не пожалел усилий, чтобы включить страну в новое мировое сообщество самых передовых наций, велев подготовить делегацию, которая поедет в Париж на Всемирную выставку, намеченную на 1867 г. Случай был тем удобней, что Леон Рош, занимавший с 1864 г. пост представителя Франции в Эдо, неоднократно обещал сёгунату поддержку — на взгляд французского дипломата, это давало возможность сравняться в количестве козырей с британцами; в самом деле, последние, несмотря на быстро забытые столкновения, теперь открыто опирались на партии Тёсю и Сацумы, которые устраивали все новые инциденты и попытки путчей в пользу Киото. И разъяренный Ёсинобу стал набирать войска, чтобы сохранить власть бакуфу, дававшую возможность централизации; он напоминал о значении стабильности, которая необходима в стране, где полным ходом идут перемены; в Японии, где вспышка регионализма когда-то вызвала столько губительных последствий, эта угроза не принадлежала к числу пустых фантазий.
Однако ситуация выводила наружу противоречия, которые слишком долго сдерживал конфуцианский, то есть теоретически добродетельный, но при этом полицейский режим. Впервые в истории архипелага сёгун — светская рука императорской власти — открыто выступал с оружием в руках против сторонников своего императора, того самого, который обеспечивал его легитимность. Мир перевернулся.
Однако ненадолго: 9 ноября 1867 г. император в ответ упразднил должность сёгуна. И в соответствии с обычаями, хоть их так давно никого не заставляли соблюдать, Ёсинобу подчинился; он с полным почтением вручил сюзерену прошение о своей отставке. Сделав это, он тем не менее не терял лица. Фактически он соглашался на почетный компромисс, который стороны могли бы рассматривать как восстановление равновесия: император вновь получал политическую, административную и судебную власть, но представитель Токугава — бывший сёгун — сохранял свои земли, площадь которых в Канто была огромной, и исполнял должность премьер-министра. Однако через два месяца войска даймё Тёсю и Сацумы — последний только что отправил в Париж собственную делегацию, отдельную и независимую от сёгунской, — самовольно обосновались в императорском дворце в Киото. Они провозгласили, что светская власть отныне вновь принадлежит исключительно юному императору, официально царствующему с 1867 г.; ему было четырнадцать лет, и его звали Муцухито, но во всем мире он стал известен по названию эры, пришедшейся на его царствование, — Мэйдзи, буквально «время просвещенной политики».
Странная гражданская война, тлевшая с 1866 г., 31 января 1868 г. вступила в открытую стадию; войска сёгуна не могли очень долго держаться против людей Тёсю и Сацумы, превосходно вооруженных и обученных британцами; последние поставили всё только на одного из участников борьбы — императора. Бывшему сёгуну Ёсинобу лично ничто не грозило, но он потерял свои земли и был низведен до уровня простого даймё, такого же, как и другие. Ему предстояло вернуться в Киото только через тридцать лет, в 1897 году. Что касается гражданской войны, то на северном острове Хоккайдо, в Хакодатэ, она тянулась до мая 1869 г. — флот сохранил верность сёгуну и не пожелал признавать его последнее решение удалиться без боя; моряки, которых теснили все дальше к северу вдоль берегов главного острова, предпочли почти до последнего пасть от рук соотечественников — во имя чести, которая во всей стране уже поменяла объект.
Великий сдвиг эры Мэйдзи (1868–1912)
Все активные участники японской политической жизни во второй половине XIX в., отмеченной выходом Японии на мировую арену, более или менее — так же как великие полководцы и диктаторы XVI в. — напоминали раскаявшихся разбойников или смутьянов: общим для этих деятелей разных эпох было то, что они стали истовыми ревнителями порядка, после того как немало сделали для воцарения беспорядка.
Ито Хиробуми
Самый знаменитый из них, Ито Хиробуми (1841–1909), поначалу отличился тем, что оказал помощь диверсионной группе, которая пыталась поджечь здание британской миссии в Эдо. Как следствие, даймё Тёсю проникся большим уважением к этому крестьянскому сыну, которого в 1863 г. разрешил усыновить самураю, благодаря чему молодой человек приобрел привилегии того класса, чьим активным и просвещенным представителем он стал. В самом деле, ему не понадобилось много времени, чтобы после обстрела Сацумы осознать подавляющее техническое превосходство западного вооружения; с тех пор Хиробуми призывал к открытию страны и принял личное участие в создании первой железной дороги в Японии (между Токио и Иокогамой), в разработке монетной системы по образцу монетной системы США, а также в выработке конституции по прусскому образцу. В долгосрочном плане его деятельность имела эффект: в 1898 г. японцы, по зрелом размышлении, предпочли немецкий гражданский кодекс первому проекту, хотя тот и готовился десять лет под руководством французского юриста; германский императорский режим им показался более близким японскому духу, чем французская республиканская система. Тем не менее двадцатилетний мятежник стал защитником законности, права против силы.
Однако не все герои Мэйдзи пошли тем же путем: некоторые так и не забыли — возможно, к лучшему, но порой и к худшему — своей бурной молодости.
Сайго Такамори
Сайго Такамори (1827–1877) прожил жизнь до крайности романтическую. Сын самурая из местности Сацума, он был воспитан по-старому, в духе того жертвенного рвения, какой был характерен для военных родов в Японии. Достигнув возраста мужчины, он последовал за своим сеньором в Эдо, чтобы отстаивать идею священного союза императора и сёгуна в борьбе против иностранцев, но ему, как и его господину, пришлось спешно возвращаться в Сацуму, когда ветер переменился и сторонники императора выступили против приверженцев сёгуна. Через некоторое время его сеньор умер; Такамори решил покончить с собой, чтобы сопровождать его, чего в принципе не имел права делать без разрешения сёгуна, но все-таки попытался, потому что его клан как раз не признавал сёгунскую власть. Итак, Такамори бросился в бухту Кагосима, твердо решив утонуть в темно-синих водах Тихого океана. Однако случаю было угодно, чтобы рыбаки вытащили его из воды, и кандидат в самоубийцы был на три года отправлен в ссылку на остров за то, что не испросил разрешения умереть. Едва он вернулся, как из-за разногласий с тогдашним сеньором снова был сослан, пока его даймё в 1864 г. наконец его не амнистировал. Даймё в свое время верно оценил строптивца: через четыре года Такамори первым разбил сёгунские войска и двинулся на Эдо. Император вознаградил его, назначив главнокомандующим.
Однако между этим вспыльчивым солдатом и правительством юристов, ставших технократами раньше, чем следовало, отношения быстро испортились. В 1873 г. Такамори призвал к военной интервенции в Корею, а советники императора благоразумно отклонили этот план. Разъяренный Такамори удалился в Сацуму и в 1877 г. в конечном счете поднял открытый мятеж против государства, потому что последнее, сознавая, насколько опасно существование вдалеке от столицы неконтролируемых запасов современного оружия, потребовало расформировать арсенал в Кагосиме. История закончилась трагически — силы порядка окружили Такамори, и самурай наконец покончил с собой, на сей раз успешно. Через четырнадцать лет, в 1891 г., тот же император Мэйдзи реабилитирует его; в этом несомненно надо видеть знак времени — военные начали оспаривать первенство у юристов и поборников гражданской модернизации. Кстати, это движение возникло сразу же, как только стало известно о смерти Такамори: министр внутренних дел Окубо Тосимити (1830–1878), отдавший приказ привести Такамори к повиновению, в следующем году (14 мая 1878 г.) был убит шестью самураями из Сацумы. Дух кровной мести был по-прежнему силен, еще сильней, чем в эпоху Эдо, потому что связей между людьми, позволявших сдерживать его, больше не существовало.
