Того говорил низким голосом: «Сегодня из военно-морского генерального штаба получено сообщение об обрыве отношений с Россией, и что наша нация ныне вольна выбирать свой собственный способ действий. Теперь командование в ваших руках, джентльмены». Военная элита Японии ждала этого часа десять лет, но теперь очевидное волнение сказалось на поведении всех. Один из японских офицеров вспоминает: «Я ощутил в этот момент нечто вроде удара, по моим щекам текли слезы. Меня охватило чувство, что я принадлежу к великой Японской империи, существующей две с половиной тысячи лет. Погибнет ли эта империя в результате этой войны? Я всегда недоумевал, почему мы не начали эту войну раньше. Но услышав команду я не кричал от радости; напротив, слезы душили меня».
Того зачитал императорский рескрипт, совещание длилось долго. В его окончании все поклонились фотографии императора и вслед за Того трижды прокричали «банзай». «Теперь мы должны приступить к планированию наших побед». Подняли бокалы с шампанским, и главнокомандующий в величайшем почтении снял покрывало с портрета императора. Корабли вышли в море.
Корреспондент английской газеты «Дэйли кроникл» Томас Ковен докладывал: «Этим вечером жребий был брошен. Япония испытала определенное удовлетворение — не удовлетворение от вступления в войну, а от того, что окончился период ужасного напряжения, удовлетворение от того, что худшее уже известно. Сила Японии была в этом духе самоотречения». Воевать одной рукой с этой относительно небольшой, но исполненной решимости островной империей было невозможно.
Далеко от японских берегов 19 января 1904 г. германский император Вильгельм Второй счел необходимым сообщить императору Николаю: «Прибыли сведения из заслуживающих доверия китайских источников; губернаторы долины Янцзы сообщают, что война Японии с Россией неизбежна».
В окружении царя бравады не было. Генерал Куропаткин испытывал сложные чувства, которые он попытался выразить императору Николаю Второму утром 8 февраля 1904 г. Как полагал министр, изменился характер главной государственной задачи. Следовало уже не избегать войны, а минимизировать ущерб. Звучало довольно пессимистически. После беседы с Куропаткиным царь послал адмиралу Алексееву каблограмму с приказом быть готовым к отражению высадки японцев на западном побережье Кореи.
Повторим то, что считаем существенным: царь и верховное военное командование России пока еще не совсем отчетливо понимали тот роковой факт, что, вступая в войну с Японией, они будут воевать не только с государственным механизмом далекой азиатской страны, но со всем японским народом, индоктринированным в том духе, что Япония должна отразить нового Чингиз-хана, посягающего на Японские острова. Именно в этом, в мощи массовой самоотрешенности прежде всего и заключалась главная сила Японии. И главный просчет российской стороны.
В то время как Петербург и Москва были всецело заняты внутренними дрязгами, социальной борьбой, сведением счетов и всем прочим, столь далеким от судьбы, которая раскосо смотрела на Россию с востока. Русский народ был разобщен, он не понимал смысла войны, его идейные вожди и авторитеты (такие как Лев Толстой) излучали непритворное безразличие к далекой стране на Дальнем Востоке, к интересам России здесь, к подлинной судьбе страны, вышедшей к Тихому океану и встретившей мощное противодействие.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ:
КОРАБЛИ ВЫХОДЯТ В МОРЕ
Наблюдатели даже в Токио, видя феноменальную решимость и воинственный дух японцев, ставили все же на их огромного — от Атлантики до Тихого океана раскинувшегося противника. Иностранцы, жившие в Токио, определенно сомневались в силе Японии в ее противостоянии России. Многие из этих иностранцев полагали, что японское правительство занимается гигантским шантажом. А если они серьезны — тем хуже для них. Они не смогут победить колоссальную Россию, на которой споткнулся Наполеон. Русские просто забросают их шапками. Защиплют их. Они пришпилят их к стене как бабочек. Говорить о противоборстве Токио и Петербурга несерьезно.
Даже англичане, несколько лучше других знавшие японцев, посчитали необходимым послать своего представителя сэра Френсиса Янгхазбенда в Тибет, где они подписали англо-тибетский договор — на всякий случай: если русские слишком быстро победят японцев и смогут ринуться в Индию. Британия испытывала волнение и по поводу возможной утраты преобладающих позиций в торговле с Китаем. При этом «Таймс» в Лондоне, несмотря на договор с Японией, уверенно писала о «желтой опасности».
Главной задачей японской стороны стало обеспечение внезапности нападения. У них была сложная задача — справиться с флотом, имеющим семь эскадренных броненосцев (линейных кораблей) и шесть тяжелых крейсеров. Адмиралу Того «облегчили» решение задачи, к нему поступило сообщение, что официальное объявление войны Российской империи последует только после первой атаки. Вице-председатель военно-морского штаба вице-адмирал Гого 4 февраля 1904 г. довел до сведения Того, что «решено оборвать дипломатические отношения синхронно с выходом флота на атакующие позиции».
10 января 1904 г. адмирал Того приказал покрасить все японские корабли в краску, представляющую собой смесь одной части черной краски против трех частей белой. Он обозначил стоянку Первого флота у небольших островов Хакко-хо — близ юго-западного побережья Японии — и провел туда из Сасебо линию связи. 20 января Того приказал загрузить корабли наиболее ценимым им уэллским углем, с тем, чтобы каждое судно было способно развивать максимальную скорость не более чем через 12 часов после получения приказа. Моряков утеплили, в водах, граничащих с Маньчжурией, было холодно. С инспекцией прибыл представитель императора и был приятно поражен, обнаружив невиданный энтузиазм.
Вот что записал капитан японского эсминца в свой дневник. «То, что русские называют «страхом смерти», здесь никому не понятно, но я знаю кое-что об этом из их книг; мне много рассказывал о них мой дядя Като. Мне это чувство кажется обыкновенной глупостью, проистекающей из их глупой религии. К счастью, наши политики не ввели ее у нас, и их полубезумные миссионеры не сумели сделать из нас лунатиков». Японцев упорно учили не испытывать страха смерти, если ты ведешь коллективную борьбу за интересы своей страны.
После встречи 6 февраля 1904 г. на «Микасе» высшего офицерского состава.
Объединенный флот отбыл из привычного Сасэбо. Тысячи женщин и детей с цветами и фонарями приплыли на маленьких лодках проводить громадные корабли. На специально оборудованном пароходе играл оркестр. Тогда стал популярным «Марш мольбы», который будет исполняться несчетное число раз в обеих мировых войнах. На берегу стояла огромная толпа, периодически взрывавшаяся криками «банзай».
Против главной цели японского флота — основной гавани Первой тихоокеанской эскадры российского флота — Порт-Артура вышла основная часть флота адмирала Того, его броненосцы британской постройки, его быстроходные крейсеры и десять японских миноносцев с кораблями сопровождения. Крейсер с торпедными катерами выдвинулся в корейский порт Чемульпо, где стояли два российских корабля. Третья группа эсминцев отправилась в Порт Дальний. Сам Того остался в Сасебо, ожидая от своих подчиненных капитанов самого важного в своей и их жизни отчета.
В это время воспитанник американского военно-морского училища в Аннаполисе — 46-летний адмирал Уриу Сотокичи своими тяжелыми крейсерами прикрыл три транспорта, наполненные десантными войсками, лошадьми и военной техникой. Путь — на континент. Начало оказалось положенным неожиданно. Когда они, на пути в Чемульпо проходили Нинепин-Рок, из рубки «Микасы» сообщили, что захвачено торговое судно «Россия». Крики «России конец!» возмутили огромные морские просторы. Из происшествий все отметили столкновение крейсера «Такачихо» с китом.
А тяжелый крейсер «Чиода» выполнял специальную миссию — наблюдал за гаванью корейского порта Чемульпо, где стоял на якоре первоклассный русский крейсер «Варяг», водоизмещением 6,5 тыс. тонн, канонерская лодка «Кореец» (1,2 тыс. тонн) и транспори «Сунгари». Здесь же были и многие иностранные суда — англичане, французы, итальянцы, американцы. Функция «Чиоды» была двоякая: защищать 10 тыс. прибывших сюда, в Корею, по разным надобностям японцев и следить за активностью русских. Ее капитан Мураками докладывал о продвижении нескольких небольших российских подразделений к Сеулу в январе 1904 г. В феврале капитан Мураками ежедневно сообщал военно-морскому министру о действиях русских в Корее — он сумел подружиться с капитанами двух русских кораблей и довольно часто их навещал. Как признавал позднее Мураками, ему «было больно» видеть отсутствие подозрений у русских моряков, не замечавших, что «Чиода», собственно, готовится к бою.
