После резкого ухудшения здоровья Ленина в марте 1923 г. его соратники по Политбюро готовы были расточать потоки непомерной лести, однако до этого времени, по мнению самого Ленина, их отношение к нему было явно пренебрежительным. 24 декабря 1922 г. врачи, с согласия Сталина, Каменева и Бухарина, установили для Ленина следующий режим:
«1) Владимиру Ильичу предоставляется право диктовать ежедневно 5–10 минут, но это не должно носить характера переписки, и на эти записки Владимир Ильич не должен ждать ответа. Свидания запрещаются.
2) Ни друзья, ни домашние не должны сообщать Владимиру Ильичу ничего из политической жизни, чтобы этим не давать материала для размышлений и волнений»[258]. Секретарь Ленина вспоминает, что «у Владимира Ильича создалось впечатление, что не врачи дают указания Центральному Комитету, а Центральный Комитет дал инструкции врачам»[259].
В особенности досаждали Ленину политические и личные разногласия со Сталиным[260]. Сталин проявлял к болезни Ленина большой интерес и даже читал соответствующую медицинскую литературу. В конце 1922 г. он пришел к выводу, что болезнь Ленина неизлечима, и в разговорах с товарищами предсказал ему скорый конец («Ленину капут»). Эти слова дошли до сестры Ленина Анны, которая сочла их возмутительными. Сделались известны они и Ленину. «Я еще не умер, — передают его ответную реплику, — а они, со Сталиным во главе, меня уже похоронили»[261].
Накануне операции в апреле 1922 г. в партийной печати появились сообщения о недомогании Ленина. Статья в газете «Беднота» приводила заявление наркома здравоохранения Семашко о том, что в последние месяцы Ленин испытывал симптомы переутомления. Коллеги пытались заставить его отдохнуть, но он не желал бросать работы. «Ни один крупный декрет не проходил без него, без его ведома». Долг требовал от Ленина огромного напряжения сил, но даже это не могло нанести ущерба его здоровью, поскольку его «организм уже выдержал один экзамен, который, я думаю, едва ли другой выдержал бы» — огнестрельное ранение в 1918 г. Семашко обнародовал затем запоздалую новость о том, что пули были смазаны ядом кураре, употребляемым индейцами для стрел. «Владимир Ильич корчился в судорогах, скрежетал зубами от боли. Оказывается, что это было от отравления ядом кураре, которым индейцы мажут свои стрелы, чтобы бить слонов. Если Владимир Ильич перенес такое отравление, то за его организм мы тревожиться не должны». Семашко указал также, что общественность должна быть осведомлена о физическом состоянии Ленина, поскольку массы имеют «законное право» знать об этом[262].
На деле же общественность систематически вводили в заблуждение относительно состояния здоровья Ленина. Его личный авторитет был настолько существенным для официального облика режима, что было сочтено безусловно рискованным подрывать его информацией о болезни вождя. Вплоть до 14 марта 1923 г., когда было выпущено правительственное коммюнике с известием о внезапном ухудшении состояния Ленина после апоплексического удара 9 марта, серьезность ситуации оставалась тайной за семью печатями. Николай Валентинов, работавший в Высшем Совете Народного Хозяйства, позднее вспоминал, что ни он, ни большинство его коллег ничего не знали о болезни Ленина. В 1922 г. Валентинов написал Ленину письмо с просьбой назначить ему встречу. Долгое время не получая ответа, он предположил, что письмо до Ленина, перегруженного работой, не дошло. В конце декабря его попросили зайти к сестре Ленина Марии Ильиничне в редакцию газеты «Правда». Мария Ильинична объяснила, что Ленин получил его письмо, передает свою благодарность и будет рад встретиться, как только лучше себя почувствует. «А разве Владимир Ильич болен? — спросил Валентинов. — Что такое у него?» «Мария Ильинична не была лживой, — добавляет автор. — сказать мне, что у Ленина был второй удар паралича, она, конечно, не могла. Характер его болезни тщательно скрывали… Не пускаясь в объяснения, но не отрицая болезнь Ленина, М. И. Ульянова на мой вопрос, уклончиво, и, по своему обыкновению, краснея и опуская глаза, ответила: „Сейчас Владимир Ильич чувствует себя много лучше“»[263].
Сам Ленин, очевидно, знал о секретности, окружавшей его болезнь. Услышав, что после удара, постигшего его в мае 1922 г. правительство выпустило бюллетень со ссылкой на желудочное расстройство, он заметил:
«Я думал, что лучшие дипломаты в Праге, но похоже, это не так: лучшие дипломаты — это московские доктора, сочинившие этот бюллетень о моем здоровье»[264].
Скупые сообщения о болезни Ленина характеризуют старания партии и правительства сохранить в неприкосновенности символ своего могущества. Ниже следует описание развития болезни Ленина, опирающееся исключительно на материалы газет «Правда» и «Известия» с середины 1922 г. до конца 1923 г. Они наглядно иллюстрируют то, как воспринималось течение болезни Ленина теми, кто черпал информацию только из центральной печати.
Болезнь Ленина: официальная версия
В сентябре 1918 г. жизнь Владимира Ильича подверглась серьезной опасности ввиду попытки покушения, предпринятой террористкой Фанни Каплан, однако он быстро оправился после ранения. В конце апреля 1922 г. одна из пуль, засевших в теле Ленина, была вынута в ходе успешной операции, осуществленной опытными хирургами[265].
Примерно месяц спустя Председатель Совета Народных Комиссаров перенес желудочное заболевание — гастроэнтерит. Он страдал также от переутомления, вызвавшего легкое нарушение в кровеносной системе. Доктора прописали ему небольшой отдых, и он был на пути к полному выздоровлению[266]. Спустя две недели Ленин уже встал на ноги и чувствовал себя превосходно[267]. К концу июля он уже не считался больным, а находился «в отпуске»[268].
В конце сентября Владимир Ильич полностью восстановил силы, необходимые для возобновления деятельности[269], и вскоре с полной нагрузкой работал в своем кремлевском кабинете[270]. То, что вождь пребывал в добром здравии весь январь 1923 года, подтверждается фактом опубликования им на протяжении этого месяца двух новых статей[271]. Самочувствие Ленина оставалось хорошим вплоть до середины марта, когда перенапряжение, признаки которого отмечались и ранее, вылилось в значительное ухудшение состояния его здоровья. Нарушения кровообращения вызвали «некоторое ослабление двигательных функций правой руки и правой ноги». Наблюдалось и некоторое «расстройство речи»[272]. Трудности с передвижением сохранялись, однако речевые навыки быстро восстанавливались, вместе с общим физическим самочувствием[273]. Через несколько дней наступило улучшение двигательных функций конечностей[274]. Улучшение прогрессировало, и вскоре общее состояние пациента было сочтено хорошим[275].
Ленин страдал заболеванием кровеносных сосудов — недугом, поддающимся почти полному излечению. Период выздоровления, однако, затягивался надолго[276]. В конце марта у Ленина периодически поднималась температура, учащался пульс: это утомляло его, однако в целом состояние улучшалось. В начале апреля в левом легком находили катар, но очень скоро с ним удалось справиться[277]. Менее чем через две недели катар исчез бесследно, и состояние пациента вновь стало удовлетворительным[278].
В середине апреля болезнь Ленина вновь обострилась; в день его 53-летия редакция «Правды» поместила в газете приветственное письмо, которое заканчивалось словами:
«Наши мысли, наши чувства, наши сердца — с ним, у его постели, где он борется сейчас с тяжким мучительным недугом»[279].
Через несколько дней у больного вновь повысилась температура, вследствие возобновления катара в левом легком[280]. В то же самое время отмечалось улучшение речи и правая сторона тела обрела большую подвижность[281]. Легочные явления вскоре, как и ранее, прекратились[282]. К концу месяца Владимир Ильич, по-видимому, почувствовал себя лучше: он собственноручно, дрожащим, но разборчивым почерком написал короткую заметку о сельскохозяйственной выставке, которая должна была состояться в Москве в ближайшие месяцы[283].
На протяжении лета 1923 г. степень серьезности болезни Ленина оставалась неясной. По всей вероятности, недуг препятствовал его возвращению к работе: в печати, во всяком случае, речь о таковом не заходила. К концу лета Ильич как будто бы преодолел свою тяжелую болезнь[284]. Он выглядел свежим и поздоровевшим, а улучшение речевых и двигательных способностей даже превзошло все ожидания докторов[285]. Через месяц-другой Ленин уже мог самостоятельно ходить и усиленно овладевал навыками речи[286]. Немного позже нарком здравоохранения Семашко докладывал на партийном собрании в Одессе:
