На протяжении лета 1923 г. степень серьезности болезни Ленина оставалась неясной. По всей вероятности, недуг препятствовал его возвращению к работе: в печати, во всяком случае, речь о таковом не заходила. К концу лета Ильич как будто бы преодолел свою тяжелую болезнь[284]. Он выглядел свежим и поздоровевшим, а улучшение речевых и двигательных способностей даже превзошло все ожидания докторов[285]. Через месяц-другой Ленин уже мог самостоятельно ходить и усиленно овладевал навыками речи[286]. Немного позже нарком здравоохранения Семашко докладывал на партийном собрании в Одессе:
«Резкое улучшение здоровья Ильича, наступившее в начале августа, пошло вперед быстрыми шагами. Здоровье тов. Ленина систематически каждый день улучшается, Почти совершенно излечена правая нога. Тов. Ленин ходит и даже взбирается по лестнице на второй этаж без посторонней помощи. Речь настолько улучшилась, что тов. Ленин почти свободно говорит. Настроение и самочувствие у него хорошие. Он шутит, интересуется общественными делами, Всесоюзной выставкой и международной крестьянской конференцией»[287].
13 декабря А. М. Лежава выступал с речью перед железнодорожными рабочими в Брянске. Из зала выкрикнули: «Мы хотим знать о здоровье Ильича!» Лежава ответил, что здоровье Ильича улучшается, и что вскоре он
«если не вполне возьмет руль правления, то будет иметь возможность давать нам указания и советы»[288].
К концу 1923 г., таким образом, представлялось несомненным, что Владимир Ильич уверенно вступил на путь полного выздоровления.
В 1922 г. с целью усилить впечатление, что Ленин находится в добром здравии, центральная печать опубликовала ряд материалов, иллюстрированных фотографиями. 24 сентября газета «Правда» поместила приложение под заголовком «Тов. Ленин на отдыхе». На двенадцати снимках Ленин выглядит немного усталым и постаревшим, однако держится непринужденно и благодушно. На одной из фотографий он гладит кошку. На другом снимке прогуливается, держа руки в карманах, по сельской тропинке. Как правило, Ленина окружают родственники и коллеги — Крупская, Каменев, Сталин. Фотографии сопровождались короткими заметками членов Политбюро с описанием вернувшейся к Ленину жизненной бодрости. Сталин, к примеру, написал, что во время его последнего визита Ленин не выказал ни малейшего признака усталости: это снова был «наш старый Ленин, хитро глядящий на собеседника, прищурив глаз…»
Не прошло и месяца, как «Правда» к пятой годовщине Октябрьской революции поместила еще один материал «Октябрь: Пять лет», содержавший также шесть фотографий Ленина. На одной из них Ленин изображен читающим в шезлонге (единственная опубликованная фотография, на которой Ленин в очках). Большинство фотографий призвано продемонстрировать, что глава государства вновь приступил к исполнению своих обязанностей. «На посту с новыми силами» гласит подпись под портретом вождя, сидящего за столом в пиджаке и галстуке. На двух снимках Ленин погружен в работу, склонившись над грудой газет. Подпись: «Вновь за работой у себя в кабинете». Далее вождь председательствует на большом собрании:
«Снова в рядах старой гвардии (Совнарком)»[289].
Когда в марте 1923 г. было обнародовано сообщение о внезапном ухудшении состояния Ленина, новость, как вспоминает Валентинов, застала всех врасплох, поскольку «почти все, особенно те, кто совсем недавно читали его статьи, были уверены, что он по-прежнему управляет страной»[290]. Валентинову казалось, что болезнь Ленина являлась главным предметом разговоров в Москве. Сразу же поползли слухи о том, что Ленин умер или умирает, что он просил яда, что он страдает от застарелого сифилиса. Согласно непосредственному начальнику Валентинова в ВСНХ М. А. Савельеву, слух о том, что у Ленина сифилис, был широко распространен — и Политбюро сочло простое опровержение недостаточным. Центральный Комитет назначил для расследования вопроса особую комиссию. Комиссия тщательно изучила историю болезни вождя и пришла к заключению, что наследственного сифилиса у Ленина нет (возможность наличия другой формы была проигнорирована)[291].
Партийные вожди с опаской относились к утечке информации о физической деградации Ленина: их страшили последствия более серьезные, нежели распространение злостных сплетен. Троцкий выразил эту тревогу в речи, произнесенной им на Седьмой Всеукраинской партийной конференции 5 апреля 1923 года:
«Когда последовало ухудшение [здоровья Ленина] в начале марта и Политбюро ЦК собралось обменяться мнениями о том, что нужно довести до сведения партии об ухудшении в здоровье тов. Ленина, то, товарищи, я думаю, что вы все отдадите себе отчет, в каком настроении проходило заседание Политбюро… Мы думали не только о здоровье тов. Ленина, — конечно, в первую голову, мы были заняты в те минуты его пульсом, его сердцем, его температурой, — но мы думали также о том, какое впечатление это число ударов его сердца произведет на политический пульс рабочего класса и нашей партии… И вот, говорю, нужно было сообщить об ухудшении его здоровья. Мы спрашиваем себя с естественной тревогой, какие выводы сделает беспартийная масса, крестьянин, красноармеец, ибо крестьянин в нашем государственном аппарате верит в первую голову Ленину… Не подумает ли крестьянин, — спрашивали себя иные в нашей среде, — что с длительным отстранением от работ Лени на переменится… политика?»[292]
О тяжелой болезни Ленина заговорили потому, что нельзя было больше надеяться на поддержание мифа о его «железном организме». Не могло появиться новых фотографий, изображающих вождя за работой или даже на отдыхе, не могло появиться и новых его статей. В 1922 г. Ленин отошел от активной политической деятельности, и его обязанности Председателя Совета Народных Комиссаров исполнял Алексей Рыков. Но кто мог заменить Ленина в качестве общепризнанного символа власти, олицетворения партии, «мозга и сердца пролетариата», чей гений прокладывал стране путь к социализму? Столь многое зависело от личного влияния Ленина, что его наследникам всячески приходилось поддерживать действенность авторитета вождя, даже когда сам он лежал на смертном одре. Болезнь Ленина побудила превратить вождя в неумирающий политический символ, сделать его присутствие в политической жизни постоянно ощутимым через посредство учреждения культовых институтов.
Культ возник довольно быстро в 1923 г., однако носил стихийный характер, не имея централизованного управления. В отличие от ограниченной агитационной кампании 1918 г., породившей в народе фантастические сказания о Ленине, составные элементы культа в 1923 г. сознательно насаждались партийными организациями. Посмертное преклонение перед Лениным должно было возрасти с новой силой, как это уже было после покушения на его жизнь. Однако теперь ему предстояло принять формы, предписанные официальной пропагандой и заключенные в рамки, начертанные партийными чиновниками. Невиданный поток агитации, затопивший Советскую Россию после смерти Ленина, означал, что многие руководители партии и правительства, наряду с организациями Агитпропа, обдуманно готовились к данному событию с целью увековечения авторитета вождя. Другие, не столь дальновидные, вероятно, искали способы содействовать укреплению режима вопреки болезни вождя. В 1923 г. Ленин уже был не в состоянии руководить правительством, к созданию которого он приложил столько усилий. Оно функционировало без его участия. Однако никакая болезнь не могла помешать Ленину служить вдохновителем партийной политики и образцовым примером для всех коммунистов и беспартийных: следовало придать пропаганде имени Ленина постоянный характер. Наиболее действенным средством для достижения этой цели было то самое оружие, с помощью которого Ленин обрел власть над умами задолго до 1917 г., когда от реальной политической власти над Россией он был столь же далек, как и в 1923 г., когда доживал свои дни в Горках. Этим оружием было оружие слова — сочинения вождя, его идейное наследие, получившее название «ленинизм».
В годы активной политической деятельности Ленин превозносился в печати преимущественно как великий революционер, человек действия. В нем видели искусного тактика и непревзойденного стратега. Маркс считался главным теоретиком революции, Ленин же выступал непосредственным организатором исторического процесса. Гений Ленина проявлялся в его поступках, в его непрекращающейся практической работе, в неутомимой революционной борьбе. С началом болезни его достоинства революционера по-прежнему ставились высоко, однако акценты сместились довольно ощутимо. Воплощенное могущество живой личности Ленина усматривали теперь в его идейном наследии, в его трудах.
