Ознакомительная версия.
А Шереметев не спешил. Он как раз собирал свои отряды, гулявшие по Лифляндии. Поручил солдатам сколачивать плоты. На них поставили пушки, погрузили войска и двинулись на приступ. Еще до того, как плоты причалили, гарнизон Мариенбурга вывесил белые флаги, заявил о капитуляции. Комендант, майор Тиль с двумя капитанами явились к Шереметеву, подписали договор. Население и солдаты стали покидать крепость. Но еще один шведский офицер и штык-юнкер решили не сдаваться «варварам» — им вздумалось геройски погибнуть. Штык-юнкер силой прихватил с собой жену, они вместе спустились в пороховой погреб и подожгли его.
От чудовищного взрыва погибли сотни людей, и русских, и шведов, и горожан. Шереметева же выходка возмутила. Он заявил, что договор перечеркнут, и всех, вышедших из Мариенбурга, удержал в плену. Одну из этих пленниц звали Марта Самуиловна Скавронская. Происхождение ее было весьма туманное, родилась она где-то в шведских владениях. Осиротела, воспитывалась и работала прислугой у пастора Глюка. Пастор заботился о ней, выдал замуж за шведского драгуна Рабе. Вроде бы повезло девчонке. Но вскоре после свадьбы муж ушел воевать… Доподлинно известно одно. Женщина была красивой и обладала редким обаянием. Сперва ею заинтересовался кто-то из солдат. Потом заприметил сам Шереметев, взял к себе. Потом ее заметил входящий в силу Меншиков. Так начиналась карьера будущей императрицы Екатерины…
Весной 1702 г. Петр поехал оборонять от шведского вторжения Архангельск. Русские силы здесь были явно недостаточными — недостроенная Ново-Двинская крепость, 2300 солдат, 82 пушки. Царь взял с собой 4 тыс. гвардейцев, преображенцев и семеновцев. Взял и 12-летнего сына Алексея. Надеялся зажечь мальчика собственными увлечениями — морскими, воинскими. В Архангельске царь наградил героев, отразивших прошлогоднее нападение, в том числе чудом спасшегося рыбака Ивана Рябова. Осмотрел укрепления, наметил интенсивно их достраивать, перекрыть вход в Двину новыми батареями. На местных верфях было спущено на воду несколько кораблей.
Но царь не ограничивался оборонительными работами. До него доходили известия, что армия Карла XII остается далеко от России. В июле прилетели донесения об уничтожении корпуса Шлиппенбаха под Хуммули, и Петр снова вспомнил задумку овладеть крепостями по Неве. Конечно, с прежней идеей, захватить их неожиданным налетом, пришлось распрощаться. Но теперь эти крепости никто не мог выручить. Русские получали возможность открыть вожделенную дорогу к Балтике!
Петр досконально разузнал о древних системах водных путей на Русском Севере — реках, волоках. Получалось так, что на Неву вполне реально провести боевые корабли, они должны были значительно облегчить операции. Царь повелел в глубокой тайне готовить дорогу от пристани Нюхчи на Белом море до Онежского озера, а оттуда в Ладожское. По мобилизации собрали крестьян, в тайге рубили просеки длиной 120 км. Строили мосты и гати, готовили катки — тащить по волокам корабли.
А в июле в Архангельск стали приходить караваны торговых судов: голландских, английских, гамбургских. Шкиперы в один голос подтверждали: шведских кораблей в море не видели. То ли прошлогодний урок слишком крепко запомнился, то ли все ресурсы ушли на сухопутные операции. Во всяком случае, набег отменился. Удостоверившись в этом, царь тотчас же ввел в действие другой план — бросок на Неву!
5 августа вместе со своими гвардейцами он на 10 кораблях вышел в море. Кстати, операция началась совершенно необычно для «просвещенного» XVIII века. Началась она с паломничества в Соловецкий монастырь — настолько запомнившийся и полюбившийся государю. Петр снова благословлялся у прозорливца старца Иова. На Заячьем острове по указанию Петра и при его личном участии гвардейцы вместе с монахами возвели церковь. И только после этого, 16 августа, корабли высадили войска в захудалой Нюхче. По вновь построенной «Осударевой дороге» выступили к Повенецкому погосту на Онежском озере. С собой катили волоками две яхты и несколько мелких судов.
Армия Шереметева в это время брала Мариенбург, 9 сентября вернулась в Псков — торжественно, с тысячами пленных, трофейными пушками и знаменами. Правда, войска очень устали, фельдмаршал докладывал Петру: «Изнужились крайне, обесхлебели и обезлошадели». Но тут-то и узнали, что тяготы придется потерпеть, кампания еще не завершилась. К Шереметеву примчались два приказа царя. Один был послан из Свири 3 сентября, второй из Лодоги 9 сентября. Невзирая на усталость, на нехватку продовольствия, Петр требовал немедленно поднять ядро лучших войск и вести к нему на соединение.
Были и серьезные накладки. Яхты тащили с Белого моря с величайшим трудом — считалось, что они пригодятся на Неве. Но Ладожское озеро очень бурное, из-за сильного ветра и волн корабли пришлось оставить на противоположном берегу. Правда, обошлись и без них. После того, как рать Шереметева ушла из Лифляндии, шведы пребывали в уверенности — боевые действия в этом году кончились. И вдруг в конце сентября возле Нотебурга появились колонны войск, флотилии лодок. Сосредотачивалось 12 полков — около 12,5 тыс. солдат. Лагерь разбили ниже по реке, отрезая крепость от своих.
Гарнизон был малочисленным, 450 человек. Но артиллерия насчитывала 142 орудия. А само положение Нотебурга было очень удачным — каменные стены вздымались на острове, пространство от их подошвы до уреза воды оставалось совсем узеньким. Общее командование царь поручил Шереметеву, и фельдмаршал первым делом предложил шведам почетную капитуляцию. Возглавлял осажденных подполковник Шлиппенбах, родной брат командующего в Прибалтике. Он запросил четыре дня — связаться и получить разрешение от непосредственного начальника, коменданта Нарвы Горна. Но при этом крепость подняла королевский флаг — условный сигнал, означавший призыв о помощи.
Петр и его военачальники справедливо рассудили: защитники тянут время. 29 сентября загрохотала бомбардировка. В городе рвались бомбы, занимались пожары. На третий день в русском лагере появился шведский барабанщик — в ту эпоху барабанщики играли роль парламентеров. Но в данном случае барабанщик принес обращение не от коменданта, а от офицерских жен, просивших Шереметева выпустить их из крепости. Ответил им не Шереметев, а «бомбардирский капитан Петр Михайлов», то есть царь. В демарше он уловил очередную хитрость, попытку связаться с командованием для получения подмоги. Отписал шуткой. Дескать, он не отважился передать просьбу фельдмаршалу, поскольку знает — фельдмаршала очень опечалит разлучение супругов. Если хотят выходить, пускай забирают с собой мужей. Дамы подобному совету не последовали…
А между тем, ядра продолбили несколько проломов в стенах. Утром 11 октября лодки с десантами ринулись на штурм. Он был жестоким. Как выяснилось, проломы сделали слишком высоко, штурмовые лестницы до них не дотягивались. Шведы били картечью, швыряли вниз гранаты. Первая атака захлебнулась. На узеньком пляжике между стенами и водой укрыться было негде, сгрудившиеся войска несли огромные потери. Петр, видя такое дело, приказал отступить. Но посыльный в суматохе боя не сразу нашел командиров. А подполковник Семеновского полка Михаил Голицын, чтобы пресечь мысли о бегстве, велел оттолкнуть от берега лодки. Когда посыльный все-таки разыскал его, он передал: «Скажи государю, что мы здесь уже не в царской, а в Божьей воле. Ребята, за мной!» — снова повел солдат на приступ.
Вторую атаку шведы также отбили. Но к острову причалили лодки поручика Александра Меншикова, он привел подкрепление. Ринулся со свежим отрядом в самое пекло. Обессиленные и поредевшие защитники уже не выдержали, барабанщик ударил «шамад», сигнал о сдаче. Уцелела лишь третья часть, 150 человек. Но, невзирая на яростное сопротивление, царь согласился на почетные условия. Фактически те же, которые предлагались изначально. Остатки гарнизона и жителей выпускали со знаменами, четырьмя пушками, личным оружием и всем имуществом, им разрешали свободно уйти в соседнюю крепость Ниеншанц.
Русские потери были довольно большими, 538 погибших, 925 раненных. Но иностранцы удивлялись, как вообще сумели взять такую крепость. Да и Петр каламбурил с русским названием замка, Орешек: «Правда, что зело жесток сей орех был, однако, слава Богу, счастливо разгрызен». Теперь крепость очередной раз была переименована — в Шлиссельбург. Ключ-город. Царь таким образом заявлял, что взятие твердыни откроет России ворота во всю прибалтийскую область. Герои отгремевшего сражения были награждены. Голицын стал полковником Семеновского полка. А для Меншикова это сражение послужило трамплином стремительного взлета.
До сих пор он являлся одним из денщиков, непосредственно обслуживавших царя. Его знали как человека умного, энергичного и безусловно верного. Ему уже доверяли очень ответственные поручения — даже назначили руководить воспитанием царевича Алексея. Хотя с такой задачей он не справился, да и не способен был добросовестно выполнять ее — постоянно был с царем в разъездах. Подвиг при взятии Нотебурга совершился на глазах у Петра и заставил его уважать Меншикова. Он назначил Александра Даниловича комендантом завоеванного города. И не просто комендантом! Это был первый из русских городов, возвращенный из-под шведского владычества. Когда-то в составе России здешний край называли Ижорской землей. Шведы именовали его Ингрией. Петр начал называть на немецкий манер — Ингерманландией. А Меншиков становился кем-то вроде царского наместника в этой области.
Ознакомительная версия.
