Детство – оно было разным. Большая семья. Множество родственников. Того больше знакомых. Постоянные переезды. Увлеченные светской жизнью родители. И судьба не любимого матерью ребенка, как бы ни старались этому противостоять бабушка-«Ганнибальша» и няня. Пушкин начинает свою программу записок для автобиографии со слов: «Бабушка и мать – их бедность. Иван Абрамович. Свадьба отца. Смерть Екатерины. Рождение Ольги. Отец выходит в отставку. Едет в Москву. Рождение мое. Первые впечатления. Юсупов сад. Землетрясение. Няня».
Бедность давала о себе знать во всем. Не потому ли торопится с отставкой Сергей Львович, что слишком дорога петербургская служебная жизнь? Возвращаясь в Москву уже с маленькой Ольгой (в честь бабушки!) на руках, он выбирает жилье поближе к ней. Все надежды – на ее доброжелательность и щедрость, хотя невестку она и не терпит. Ольга Васильевна покупает себе дом в Малом Харитоньевском переулке, 7. Первый московский адрес пушкинской семьи – угол Большого Харитоньевского и Чистых прудов, владение подпоручика Волкова. Площадь дома всего-то 35 кв. сажен, а ведь поместиться в нем приходится родителям с двумя младенцами в ожидании появления третьего – здесь придет на свет сын Николай – и шестерым дворовым. Тут и Николай Павлов 50 лет с женой, Авдей Родионов 17 лет, Федот Ефимов 40 лет, девицы Прасковья Федорова 13 лет и Авдотья Андреянова 18 лет. Почти целые дни будет проводить у дочери и бабушка-«Ганнибальша», снявшая отдельное жилье в том же приходе Харитония в Огородниках, в доме некоего Силина, вместе со своей сестрой Екатериной 56 лет и шестью собственными дворовыми.
Это 1801 год, а уже в феврале 1802-го есть свидетельство, что Пушкины снимают квартиру во владении князя Николая Борисовича Юсупова (Б. Харитоньевский, 7). Но первую плату Сергей Львович внес за юсуповскую квартиру в ноябре 1801-го – 500 рублей авансом за полгода. Расход оказался явно непосильным. За вторую половину года отцу семейства удалось расплатиться только 24 ноября. Пушкиных, по-видимому, очень устраивает это жилье, но в середине 1803 года они перебираются по соседству в дом № 8, принадлежавший графу П.Л. Санти. Пушкиноведы связывают этот переезд со смертью Ольги Васильевны Пушкиной в январе 1803 года. Якобы кончина матери дала Сергею Львовичу желанную свободу. Вот только остается непонятным, почему вымечтанная свобода выразилась в переезде в гораздо худшие условия. Но так или иначе вторым московским адресом стали юсуповские владения.
Чистые пруды.
Дом Юсуповых окружен легендами. Считалось, что когда-то на его месте находился один из загородных домов Ивана Грозного, что не подтверждено никакими документами. В XVII веке это было владение Волкова. Главный сохранившийся до наших дней дом – палаты Волкова, построеные в конце XVII века, а в конце правления Петра Великого подаренные царем Г.Д. Юсупову. Григорий Дмитриевич начал государственную службу стольником, участвовал в боях под Нарвой, Полтавой, Выборгом. При Екатерине I стал сенатором, при Петре II – первым членом Государственной Военной коллегии. Сын Григория Юсупова – Борис Григорьевич (1696–1759) все царствование Анны Иоанновны и правительницы Анны Леопольдовны был московским губернатором, при Елизавете Петровне стал сенатором, президентом Коммерц-коллегии и главным директором Кадетского корпуса. Пушкины столкнулись с представителем следующего поколения – Николаем Борисовичем, который успел к этому времени побывать посланником в Турине, сенатором и при Павле I стал министром уделов. Александр I сделал одного из богатейших людей России членом Государственного совета. Знакомец Вольтера и Бомарше, коллекционер, меценат, к тому же главноуправляющий в свое время Московской экспедицией кремлевского строения, Николай Борисович во всех своих резиденциях имел полный штат прислуги, похожий на штат придворных служителей. В Москве у него был дом на углу Большой Никитской и Леонтьевского переулка с великолепно отделанным театральным залом. Он много времени проводил в принадлежавшем ему Архангельском. В Огородниках в юсуповском владении числилось 104 человека дворни, кроме того, чиновник средней руки, один мещанин, жена портного и… семья Пушкиных с шестью своими дворовыми. Это были Иван Федоров 20 лет, вдова Ульяна Яковлева 35 лет, Николай Матвеев, две женщины и Никита Тимофеев Козлов 26 лет, неотлучный дядька поэта.
Квартира Пушкиных, согласно документам, помещалась в «среднем желтом доме» – деревянном, стоявшем параллельно каменным палатам. Дом этот был снесен в 1860 году. Двадцатью годами позже подверглись варварской реконструкции и самые палаты. Была изменена внутренняя планировка, сделана новая роспись стен. Даже кованые решетки были заменены новоделами.
Остается загадкой, по какой причине Н.Б. Юсупов решил принять у себя обремененных большой семьей и к тому же небогатых постояльцев. Пушкиноведами высказывалось предположение об общих интересах Юсупова и отца поэта, увлеченных театром. Но тогда становится непонятным, почему Пушкины так скоро покинули юсуповские владения, сохранив при этом самые добрые отношения с хозяином. Сам поэт много раз был гостем Николая Борисовича в Архангельском и Москве. Последняя встреча произошла 27 февраля 1831 года на вечере, устроенном Пушкиным и его молодой супругой.
Пушкинское послание «К вельможе» – Н.Б. Юсупову – вызвало много острых нападок на поэта. Ряд литераторов открыто обвинил поэта в низкопоклонстве, и только В.Г. Белинский выступил в защиту позиции Пушкина: «Некоторые крикливые глупцы, не поняв этого стихотворения, осмеливались в своих полемических выходках бросать тень на характер великого поэта, думая видеть лесть там, где должно видеть только в высшей степени художественное обобщение и изображение целой эпохи в лице одного из замечательнейших ее представителей».
Наконец, и после переезда на другую квартиру за мальчиком Пушкиным сохранилось право проводить целые дни в знаменитом Юсуповом саду (Б. Харитоньевский пер., 24). До приобретения в 1810 году Архангельского Н.Б. Юсупов много занимался этой московской диковинкой. Сад повторял в плане Версальский парк. Он имел правильные аллеи, круглый пруд, к которому вели ступени двух лестниц. Здесь были и беседка, и грот, и искусственные руины, и статуи. Со стороны переулка в сад вели нарядные парадные ворота. Юсупов сад остался в строках автобиографического пушкинского стихотворения «В начале жизни школу помню я…»:
…И часто я украдкой убегал
В великолепный мрак чужого сада,
Под свод искусственных порфирных скал.
Там нежила меня теней прохлада;
Я предавал мечтам свой слабый ум,
И праздно мыслить было мне отрада.
Любил я светлых вод и листьев шум,
И белые в тени дерев кумиры,
И в ликах их печать недвижных дум.
Все – мраморные циркули и лиры,
Мечи и свитки в мраморных руках,
На главах лавры, на плечах порфиры.
Все наводило сладкий некий страх
Мне на сердце; и слезы вдохновенья
При виде их рождались на глазах.
Другие два чудесные творенья
Влекли меня волшебною красой:
То были двух богов изображенья.
Один (Дельфийский идол) лик младой —
Был гневен, полон гордости ужасной,
И весь дышал он силой неземной.
Другой – женоподобный, сладострастный,
Сомнительный и лживый идеал —
Волшебный демон – лживый, но прекрасный…
Но если Юсупов сад как обстановку своих первых вдохновений называет сам Пушкин, то и поныне остается загадкой «школа», с которой начинаются стихи. Среди всей пышности и шума бесконечных связанных с именем поэта торжеств, конференций, юбилейных празднеств, невыясненным остается главное – имена его первых учителей и обстоятельства начального обучения. Согласно свидетельству одной из современниц, впрочем, далекой от пушкинской семьи, после смерти своей соперницы в семейных делах – второй бабушки поэта – «Ганнибальша», как женщина «очень умная, деятельная и рассудительная, стала заведовать всем пушкинским домом и детьми, принимая к ним мамзелей и учителей, да и сама учила».
Имена учителей домашних остаются неизвестными, зато пушкиноведы в 1920-х годах высказывают немало предположений о реальном учебном заведении, в котором мог оказаться маленький Пушкин. В Москве было множество иностранных пансионов. Рядом с Большим Харитоньевским переулком, у Красных ворот, существовало в те же годы и «Частное народное двухклассное училище». Кому-то из исследователей представлялся вероятным даже иезуитский пансион. Но по-настоящему ни одно из предположений не совпадает с образом учительницы в пушкинских стихах, написанных в 1830 году. И если был точен образ Юсупова сада, тем более должен был быть взят из действительности образ первой учительницы, от которой маленький Пушкин убегал в тень Юсупова сада:
