Пункты 6 и 7 предоставляли содержателям почтовых станций преимущественное право продавать проезжающим съестные припасы по рыночным ценам, сено, овес, конскую упряжь и прочее необходимое путешественникам. Им было разрешено «продавать в чарки и рюмки вейновую и французскую водки, виноградные вина, английское пиво и все то, что в городах в трактирах продается на том же основании» [269]. Разрешалось пускать на ночлег в почтовые станции людей любых званий.
Проезжающие обязаны были платить установленные прогоны по 12 копеек за 10 верст. Эти деньги собственно и являлись платой за работу содержателям. Они также расходовались на приобретение почтового инвентаря, на поддержание в порядке здания станции. Если путешественнику требовалось 20–25 лошадей, он мог их получить за двойные прогоны, заплатя деньги за сутки вперед. А кому будет необходимо 50 и более лошадей, тот должен за неделю сообщить о своей поездке, чтобы смотритель мог нанять транспорт у обывателей «по вольными ценами». Нанятых лошадей запрещалось свыше суток держать на станции, в противном случае проезжающие должны платить «простойные деньги» по 25 копеек на лошадь.
Порядку скорой гоньбы было посвящено четыре пункта.
Во избежание задержки почты каждому содержателю предписывалось иметь на станции по 6 запряженных лошадей и по два почтальона, готовых к немедленному отъезду. Запрещалось задерживать курьеров и чемоданы с ординарной почтой более чем на 10 минут. Летом и зимой курьеров и обыкновенную почту возили со скоростью 12 верст в час, а осенью и весной — одиннадцать. Прочих путешественников доставляли соответственно со скоростью 10 и 8 верст в час. Такая резвость стала возможна потому, что еще в 1718 г. для того, чтобы привести в порядок полотно петербургско-нарвской дороги, Петр I повелел замостить ее гладко обтесанными бревнами и засыпать сверху песком [270].
Всех проезжающих как с подорожными, так и без них, записывали на станциях в книги. При этом указывалось, сколько кому дано лошадей и за какие прогоны. Для почты отмечалось время ее прибытия и отправления, а также от кого она принята и с кем отпущена. По прошествии года книги отсылались в Петербург Главному над почтами смотрителю. Среди прочих обязанностей содержателя было наблюдение за сохранностью чемодана с корреспонденцией. «Чтобы он от дождя укрыт был и не поврежден» [269].
Особый интерес представляет пункт 13 правил для смотрителя почтовой станции: «Содержатель наблюдает также и того, чтоб почталионы были всегда опрятны, отправляли бы подводы в почтовой ливрее и конечно бы носили кожаную обувь» [269]. Последнее напоминание было далеко не лишним. Частенько в жаркий летний день почтарь снимал сапоги и ехал босой. По этому поводу издавались правительственные распоряжения, но все было тщетным — почтальоны продолжали ездить босиком и в последующие годы.
Содержатели почтовых станов имели право нанимать на должность почтальонов людей любых званий, в том числе и крепостных. Процедура зачисления на службу упрощалась до предела: от претендента на должность почтаря требовался только паспорт установленной формы или свидетельство от помещика о том, что крепостной отпущен им на оброк.
Для почтальонов вводилась форма нового образца — красный суконный кафтан с белым поясом. Мундир надевался поверх обыкновенного платья. Картузы тоже были красные. Почтарь обязан носить на груди медную бляху с государственным гербом, а через плечо гарусный[80] шнурок с рожком. На курьерских и почтовых лошадях под дугой висел колокольчик. Категорически запрещалось под страхом жестокого наказания пользоваться колокольчиком лицам, не имеющим отношения к почте.
Так в России был официально признан новый почтовый атрибут — колокольчик. С рождением колокольчика родилась и легенда о нем чудесная сказка, каких много на Руси.
Несколько столетий раздавался над Великим Новгородом звон вечевого колокола. Он сзывал посадский люд на собрания, под его голос выбирали князей, вершили всякие неотложные дела. 15 января 1478 г., после присоединения Новгорода к Московскому государству, жителям объявили: «Вечу и колоколу в Новгороде не быть». Многопудового гиганта сбросили со звоницы, погрузили на сани и повезли в Москву. Около села Валдая колокол проломил сани и и рассыпался на тысячи колокольчиков, которые голосисто звенят под дугами почтовых лошадей и разносят славу о Новгороде по всей русской земле. В начале XIX в. какой-то предприимчивый мастер начал отливать почтовые колокольчики с надписью «Дар Валдая».
Содержатели почтовых станций должны были относиться к путешественникам «ласково и учтиво, и никаких грубостей отнюдь им не делать, також и проезжающим их не обижать и ничем не притеснять» [269]. Если смотритель начнет грубить путникам, давать плохих лошадей и ненадежную упряжь, то его следует от почты отстранить, имущество конфисковать и продать с торгов. В случаях нехватки вырученных денег для покрытия государственного долга содержателя недостающие взыскать с него самого или с его поручителей. Путешественники могли жаловаться на содержателей станций нарвскому обер-коменданту или в Петербург главному смотрителю над почтами. «А кто из проезжающих какия-либо причиняют обиды содержателям почтовых станов, или станет их почтальонов бить, на таковых представлять прямо Правительствующему Сенату» [269].
Почтовые сборы за письма, посылки и провозку пассажиров на специальных фурах шли в доход государству и передавались в Петербургский почтамт. Прогонная плата курьеров и проезжающих на почтовых в собственном экипаже поступала в пользу станционного смотрителя, на его содержание.
В знак того, что почта — государственное учреждение, над дверью станции прибивался герб России. К семидесятым годам XVIII в. станционный смотритель стоял на более высокой ступеньке служебной лестницы, чем его предшественники в начале века. Он был отнесен к чиновникам двенадцатого класса и носил звание коллежского регистратора. В официальных бумагах содержатель почтового стана именовался «Пост-Комиссар»[81].
Пункты 19–21 положения о почтовых станах содержат описание конструкции почтовых фур и правила проезда на них.
Фура представляла собой повозку, обтянутую крашеной парусиной. На трех ее сторонах рисовался герб. Летом к фуре приделывали колеса, а зимой ее ставили на полозья. В повозку садилось шесть человек с тремя пудами багажа. Кроме того, было предусмотрено место для шести пудов посылок. В фуру впрягалась четверка лошадей. Этот транспорт отправлялся еженедельно из Петербурга по понедельникам, в час дня. Из Нарвы фура уходила по четвергам в то же время. Весь путь из города в город повозки проезжали за сутки. Желающие путешествовать на фуре должны были заранее оплатить стоимость проезда — 1 рубль. За эти деньги они могли провезти поклажи 20 фунтов (8 килограммов), «только б то было уютное и негромоздкое». С фурами можно было переслать и посылки весом не свыше 6 пудов. За их доставку взималось по 2 копейки за фунт. Деньги за проезд на фуре и пересылку багажа принимались в Петербурге на почтамте, а в Нарве — на почтовом дворе. Из Нарвы эти сборы привозились раз в полгода в столицу.
3 ноября 1770 г. полковник Волков составил «Расписание в какое время по скольку почтовых лошадей в упряжки брать проезжающим по нарвской дороге по новоучрежденным почтовым станам» [271]. Зимой с 1 декабря по 15 марта и летом с 15 мая до середины сентября едущим одному или двум в почтовые кибитки полагалось впрягать по две лошади, троим же проезжим — три. В остальное время года одному путешественнику полагалось две лошади, двум — три, трем — четыре. До этого ни в одном официальном акте даже не упоминалось об упряжке в три лошади. Положение о петербургско-нарвской почте является первым документом, разрешавшим давать под почтовые повозки по три лошади. К этому времени в кибитки лошадей впрягали не цугом, а в ряд: в середине — коренная, по бокам — две пристяжных. Так родилась знаменитая русская тройка. Сам термин «тройка» был придуман позже — в начале XIX в.
Через год после организации, 25 февраля 1771 г., Нарвская линия передается из Канцелярии строения государственных дорог в ведомство Петербургского почтамта. На работе почты это никоим образом не отразилось. Продолжали действовать старые правила проезда пассажиров, оставались прежними условия скорой гоньбы и содержания почтовых станций. Так было потому, что нарвский тракт был передан почтамту «на том же основании» [272].
Год от года увеличивалась гоньба по нарвской дороге. От непрерывных поездок изматывались лошади. В добавок ко всему в Ингерманландии случился неурожай, и цены на фураж резко возросли. Учитывая все это, именной указ от 17 декабря 1772 г. установил: «С начала будущего 1773 года, впредь до указа, платить на всех станциях от Горелого кабачка до Нарвы по две копейки на версту за каждую лошадь всем проезжающим на почтовых лошадях» [273]. Уменьшение величины прогонов до 1 копейки на версту произошло только в 1779 г.
