В первые годы после Смуты этот план казался недостижимым – России было не до войны, но правитель не жалел сил и средств, возрождая национальную армию. Разрушенная страна тратила львиную часть своих невеликих доходов на укрепление военного потенциала.
Дворянство хоть и медленно, но оправлялось. Число помещиков, способных явиться по зову в предписанном законом боевом снаряжении, постепенно увеличивалось.
О том, что это было за снаряжение, можно прочитать у Соловьева: «Дворяне, дети боярские и новики [беспоместные дворяне] должны были являться на службу в сбруях, в латах, бехтерцах, пансырях, шеломах и в шапках мисюрках; которые ездят на бой с одними пистолями, те кроме пистоля должны иметь карабины или пищали мерные; которые ездят с саадаками, у тех к саадакам должно быть по пистолю или по карабину; если люди их будут за ними без саадаков, то у них должны быть пищали долгие или карабины добрые; которые люди их будут в кошу [обозе], и у тех, для обозного строенья, должны быть пищали долгие; а если у них за скудостью пищалей долгих не будет, то должно быть по рогатине да по топору».
Но Филарет не довольствовался подготовкой дворянского ополчения. Москва начала создавать настоящую армию европейского образца.
Сначала хотели поступить, как делалось раньше: нанять обученных солдат-иностранцев. В 1631 году решили завербовать в Европе пять тысяч пехотинцев, но скоро поняли, что выгоднее обучить западному строю собственных людей – это обходилось впятеро дешевле.
Тогда же закупили 10 000 мушкетов и 5000 шпаг. Иностранные офицеры стали учить русских ратников европейской воинской премудрости: немецкому конному бою и шотландской залповой пальбе, разным видам строя и так далее.
Кавалерия состояла из тяжелых рейтаров и легких драгун (они появились позже), пехота – из мушкетеров и пикинеров. Всего таких полков приготовили десять: четыре целиком иностранных и шесть русских, но с иностранными офицерами (немцами, британцами, шведами, голландцами). Иноземному рейтару платили по 40 рублей в год – впятеро больше, чем русскому.
Состав армии, включая дворян, служилых казаков и татар, в начале 1630-х годов был доведен до 67 000 человек – конечно, меньше, чем в годуновские времена, но все-таки существенно больше, чем у заклятого врага Сигизмунда, целиком зависевшего от сейма.
Срок перемирия, заключенного с Речью Посполитой, истекал в 1633 году, и очень возможно, что Филарет готовился начать войну именно в этот срок, но в апреле 1632 года польский король умер, и у соседей началось «бескоролевье», всегда предшествовавшее выборам нового монарха. Упускать столь удобный момент было жалко.
Москва собрала все самые боеспособные части – 32 тысячи воинов при полутора сотнях пушек – и разорвала мирное соглашение. Для верности сговорились еще и с Густавом-Адольфом Шведским, который претендовал на польскую корону.
Дело казалось нетрудным. Армия готова, поляки рядятся между собой, а кроме того, есть сильный союзник.
Но заспорили полководцы: князь Дмитрий Мамстрюкович Черкасский и князь Борис Михайлович Лыков (тот самый, что не желал садиться ниже Ивана Романова) – кто из них «старее». Попытки примирения ни к чему не привели. Пришлось подыскивать новых командующих, что тоже оказалось непросто.
В конце концов приняли смелое решение – провести эту войну «без мест», оговорив, что все кадровые назначения потом «засчитываться не будут». Это позволило назначить полководцем неродовитого Михаила Шеина, героя легендарной смоленской обороны, тем более что идти предстояло к Смоленску.
Но местническая эпопея слишком затянулась. Удобный момент был упущен, армия выступила в поход только в октябре. За это время доблестный Густав-Адольф успел погибнуть на далекой европейской войне, так что на шведов рассчитывать теперь не приходилось. Смоленский гарнизон имел время подготовиться к обороне. К тому же началась осенняя распутица, а за ней надвигалась и зима.
Сначала дела шли неплохо. Маленькие города и крепости сдавались одна за другой, но у стен Смоленска пришлось остановиться. Этот орешек, когда-то такой крепкий для поляков, теперь с тем же упорством не давался русским.
Солдат в городе было немного, но мощные стены и башни стояли прочно, а Шеин, кажется, лучше умел обороняться, чем нападать.
Если б войско явилось к Смоленску раньше, поляки сдались бы, не имея припасов. Теперь приходилось ждать, когда в городе опустеют склады.
Московская армия простояла под Смоленском много месяцев и достоялась до беды.
На Русь, отправившую боеспособные силы к западной границе, напал крымский хан и разграбил страну чуть не до самой столицы. Многие дворяне, узнав об этом, кинулись по домам – спасать свои семьи.
Затем, в мае 1633 года, Речь Посполитая наконец избрала себе короля – того самого Владислава, который до сих пор считал себя царем московским.
Владислав IV сначала наслал на русские земли казаков, а сам тем временем собрал довольно большое войско, 23 000 человек, и в августе явился к Смоленску.
В ходе боев, растянувшихся на полтора месяца, поляки произвели удачный рейд в русский тыл и захватили Дорогобуж, где находились склады и обозы Шеина. Его армия, отрезанная от коммуникаций, осталась без снабжения и подкреплений.
Попытка прорваться с боем не удалась – для этого требовалась сильная кавалерия, а ее не было.
Шеин оказался блокирован. Его люди слабели от голода и умирали от болезней. Наступили холода, но каждая вылазка за дровами давалась большой кровью. А Москва подмоги не присылала – ратников взять было негде. Требовались какие-то экстраординарные меры, но у Михаила не хватало на это воли, а Филарет осенью 1633 года умер.
В начале декабря Владислав предложил окруженному войску сдаться. Шеин отказался, но надеяться ему было не на что. Оставалось или бессмысленно погубить всех людей, или капитулировать. Воевода кое-как продержался до февраля 1634 года, а потом все-таки принял тяжелое решение. Ради того, чтобы увести из-под Смоленска остаток армии, от которой уцелела едва четверть, восемь тысяч человек, Шеин сдался на унизительных условиях. Русское войско положило перед королем наземь свои знамена, а сам командующий должен был сойти с лошади и низко поклониться. Только после этого побежденные смогли уйти, но всю артиллерию оставили полякам – за исключением 12 пушек, которые Владислав, словно в насмешку, подарил Шеину обратно.
На родине старого полководца встретили как изменника и предали казни – главным образом за поругание чести, хотя вина за этот национальный позор целиком лежала на Москве, ничего не предпринявшей для выручки армии. Получилось, что Шеин спас восемь тысяч человек ценой собственной жизни.
Смоленская капитуляция. П. Саутман
У поляков хватило сил на одну успешную операцию, но не на победоносную войну. Как обычно, иссякли деньги на жалованье солдатам, кончилось продовольствие и первая же заминка – у стен крепости Белой – лишила войско боевого пыла. А тут еще стало известно, что к польским границам движутся турки.
Король заторопился поскорее окончить войну. Условия мира оказались на удивление мягкими. Полякам вернули добытые городки (чтобы Владислав мог хоть что-то предъявить своей стране в качестве трофея), взамен король отказался от бесполезного царского титула.
В истории редко бывает, чтобы после сокрушительного поражения, фактически оставшись без армии, проигравшая страна отделывалась так легко. Причина была весьма любопытной и, возможно, даже беспрецедентной: глава государства получил взятку. Владислав согласился на невыгодные для Польши условия, потому что русские тайно, без записи и каких-либо объявлений, пообещали выдать ему 20 000 рублей. Королю были очень нужны деньги, причем не государственные, подотчетные, а личные. Этот курьезный эпизод лучше всего демонстрирует главную причину слабости польско-литовского государства, в котором у монарха могли быть интересы, отличные от интересов страны.
Так или иначе попытка реванша, на которую Россия долго и мучительно копила силы, провалилась.
После этой неудачи Москва резко сократила военные расходы и на время отказалась от наема иностранных солдат.
Оставшись один, без отца, царь Михаил собирался жить мирно.
Но через несколько лет это намерение подверглось серьезному испытанию. По стечению обстоятельств – можно сказать, само собой, – у Москвы появилась возможность совершить важный прорыв: утвердиться на краю Черноморского бассейна.
Там, в низовье Дона, стояла мощная турецкая крепость Азов, сторожившая выход в море.
И вот в 1637 году случилось нечто неожиданное: донские казаки захватили эту почти неприступную цитадель.
Произошло это от нехватки припасов, голодной весной. Казаки отправили в Москву ходатаев за продовольствием, но не дождались и пошли «чинить промысел» к Азову. По пути они задержали турецкого дипломата Фому Кантакузина, следовавшего в Москву, и зачем-то убили вместо со свитой, не пожалев даже греческих монахов.
