Азов взяли отчаянным штурмом, подорвав одну из стен пороховой миной. Перерезали всех турок до последнего человека, христианских пленников (их было две тысячи) освободили, город разграбили. Стали думать, что делать дальше. Написали царю: Азов-де захватили, турецкого посланника убили, басурман всех порубили, просим принять город под государеву руку.
В Кремле такому подарку не обрадовались и поспешили сообщить султану, что Москва тут ни при чем, что донские казаки воры и ослушники, а приструнить их нельзя, ибо они сами по себе.
Но чудеса продолжались. Азовское «сидение» затянулось надолго.
Сначала Турции было не до казаков – султан воевал с персидским шахом. Потом в Стамбуле сменилась власть, и у нового султана Ибрагима I долго не доходили руки до азовской проблемы.
Только через четыре года к Азову прибыла карательная экспедиция. Если верить казацким рассказам, турки привезли на кораблях 240 000 воинов, но это, конечно, художественное преувеличение. Судя по количеству галер, использованных для транспортировки войска (сорок кораблей), один ноль, вероятно, можно убавить. Но в любом случае армия была очень большой и намного превосходила силы осажденных.
Казакам предложили сдаться, говоря, что московский царь от них отказывается и что помощи они не дождутся. В «Повести об Азовском сидении», написанной современником событий, приводится ответ защитников, из которого явствует, что казаки очень хорошо понимали, как к ним относятся в Москве: «Да еще вы, басурманы, нас пугаете, что не будет нам из Руси ни припасов, ни помощи, будто к вам, басурманам, из государства Московского про нас о том писано. А мы про то и сами без вас, собак, ведаем: какие мы на Руси, в государстве Московском, люди дорогие и к чему мы там надобны!.. Не почитают нас там, на Руси, и за пса смердящего. Бежали мы из того государства Московского, от рабства вечного, от холопства полного, от бояр и дворян государевых, да и поселились здесь в пустынях необъятных. Живем, взирая на бога. Кому там о нас тужить, рады там все концу нашему!..А мы у вас взяли Азов-город по своей казачьей воле, а не по государеву повелению, ради казачьих зипунов своих и за ваши высокомерные лютые помыслы. За то на нас, холопов своих дальних, государь крепко обижен. Боимся от него, государя царя, за то взятие азовское себе наказания смертного».
Казаки оборонялись мужественно и изобретательно, отразив множество приступов и проявив отличное знание саперной науки. Турки никак не могли взять крепость, потеряли множество людей, проели все припасы и в сентябре 1641 года с конфузом уплыли восвояси.
Было ясно, что они вернутся снова с еще большими силами, и азовцы опять попросились в подданство к царю Михаилу Федоровичу.
Теперь в Москве задумались всерьез. Соблазн, конечно, был велик, а турки оказались не так уж страшны, если не смогли справиться с горсткой «воров», которые, может быть, никакие не воры, а герои и верные царские слуги.
Такие важные дела в «третьем» государстве без Земского собора не решались. Можно вспомнить, что Иван Грозный в 1566 году тоже созывал собор для обсуждения вопроса, продолжать ли Ливонскую войну, но тогда, в разгар опричного террора, никто и не думал перечить воле государя. При царе Михаиле с представителями земель советовались по-настоящему.
Перед выборными «из всех чинов, лучших, средних и меньших» поставили два вопроса: брать ли в подданство Азов и если взять, то как потом удерживать?
Отвечали по сословиям.
Духовенство сказало, что ему такие решения «не за обычай» и оно поможет молитвой. Дворяне говорили уклончиво и по-разному: уступать-де басурманам вроде бы нельзя, но снаряжаться из-за бедности нечем. Жаловались на «худые торжишки» купцы, но выражали готовность на новые жертвы ради христианского дела. Посадские только перечисляли свои обиды и притеснения. Бодрость явили одни стрельцы. Как люди ратные они были непрочь повоевать. В целом собор всячески декларировал патриотизм и упование на царскую мудрость, но общий тон был настороженный.
Выход в Черное море был очень нужен, нужен был и плацдарм против крымских грабителей, но это только на первый взгляд казалось, будто Азов достался даром. Посчитав и прикинув, правительство оценило стоимость войны с Турцией в 200 000 рублей, сумму для казны фантастическую, да и веры в русское оружие после Смоленска было немного.
Посоветовавшись с ближними людьми, царь с сожалением велел казакам из Азова уходить, а в Константинополь отрядил посольство с заверениями в любви к «брату Ибрагим-султанову величеству».
Казаки разрушили азовские укрепления и вернулись на север.
Полвека спустя задачу, которой устрашился Михаил, придется выполнять его внуку Петру. Азов будет взят ценой огромных затрат и большой крови.
Из-за общего ослабления экономической и военной мощи Россия стала больше зависеть от геополитической ситуации. Москве постоянно приходилось искать союзников, добиваться денежных ссуд, развивать внешнеторговые связи, заимствовать иностранные технологии. Дипломатия становится одной из важных забот государства.
Главным направлением, конечно, было польское. Грозного соседа в Москве ненавидели, понемногу готовясь к реваншу, но боялись. В 1621 году приезжал Фома Кантакузин (тот самый, которого потом убьют донские казаки) с грамотой от султана. Михаила, а вернее Филарета, звали участвовать в войне с Варшавой. Государь-патриарх ответил, что первым на поляков не нападет – в ту пору нападать было и не с чем. Когда же Филарет решил, что момент для войны настал, мы видели, какой дорогой ценой это обошлось России. После мира 1634 года о реванше больше не помышляли и старались жить с Владиславом в мире.
Отношения с другими державами были подчинены всё той же доминанте – поддержанию баланса в польско-русском споре, а если получалось насолить Речи Посполитой чужими руками, так тем лучше.
Самым сильным игроком на поле восточноевропейской политики была Турция, однако в царствование Михаила Османское государство на этом театре вело себя пассивно.
Великая мусульманская империя переживала не лучшие времена. Ее продвижение на запад остановилось, на востоке шла затяжная борьба с персидским шахом Аббасом I, а после смерти воинственного султана Ахмеда I (1617) начался долгий кризис власти. Следующий монарх Мустафа I был психически ненормален – его свергли, вернули, снова свергли, посадив на трон малолетнего Мурада IV. Только в 1630-е годы, когда Мурад достиг зрелости, Турция вновь стала вести активные завоевательные войны – но не в Европе, а в Азии. При этом государе-воине турки одержали ряд побед над персами, захватили Армению и Багдад, но в 1640 году молодой султан умер, а его преемник Ибрагим I был правителем слабым и непопулярным. В конце концов его низложили и умертвили собственные подданные (в 1648 году).
От Москвы османам нужно было только одно: чтоб держала в узде казаков, грабивших турецкие владения. Русские, в свою очередь, жаловались на крымцев, вассалов Константинополя. Взаимные претензии занимали основную часть дипломатической переписки, в остальном состоявшей из пустопорожних уверений в братской любви. Царь не мог полностью контролировать казаков, точно так же и крымские ханы далеко не всегда слушались султана.
Что касается Крыма, там тоже происходили серьезные внутренние перемены.
Можно было бы ожидать, что Смута вызовет у неспокойного южного соседа искушение вторгнуться в русские пределы и даже захватить Москву, как несколько десятилетий назад попытался сделать Девлет-Гирей. Но, как мы видели, больших войн с Крымом в это время не происходило.
Полуостровная монархия уже не была примитивным хищническим сообществом, живущим только добычей. Крым начинал превращаться в настоящее государство с собственной экономикой и самобытной культурой. Аристократия приобретала новые утонченные привычки, среди ханов стали появляться ценители искусства и поэты. Ханство всё еще пополняло свою казну грабежом русских и польско-украинских земель, но по сравнению с предыдущим столетием это происходило в гораздо меньших масштабах. По мере становления нации усиливалось стремление к независимости от Константинополя. Крым уже не был послушным орудием турецкой политики. Еще одним важным фактором, влиявшим на сравнительную пассивность крымцев этого опасного для России периода, была острая борьба между кланами крымской знати. Постоянно возникали заговоры и междоусобицы, происходили перевороты.
После смерти сильного Газы II Гирея (1607) началась чехарда: на протяжении следующих сорока лет, с худших времен Смуты и до конца правления Михаила, власть на полуострове менялась восемь раз (в 1608, 1610, 1623, 1628, 1635, 1637, 1641 и 1644 гг.). В этих условиях ладить с Крымом было нетрудно. Москва откупалась небольшой мздой и подарками, и татарские беки предпочитали кормиться за счет польской Украины, что поощрялось и турками, которые враждовали не с Россией, а с Речью Посполитой.
