В уличных боях в Познани, где 76-мм дивизионные пушки не всегда могли быстро разрушить стены зданий, за которыми укрывалась вражеская пехота, в состав штурмовых групп стали включать легкие и мощные 122-мм гаубицы. Отлично показали себя эти гаубицы и в Берлинской операции.
Пройдя всю войну от первого до последнего дня, 122-мм гаубицы образца 1938 года завоевали любовь и уважение советских солдат и военачальников. А маршал артиллерии Г. Одинцов, когда его попросили высказать свое мнение о 122-мм гаубице, сказал кратко и просто: «Лучше ее уже ничего не может быть…»
Возможности, заложенные в конструкцию, не были исчерпаны одним лишь боевым опытом ее применения. Этому орудию суждено было сыграть свою роль в судьбе 152-мм корпусной гаубицы. Разработанная и принятая на вооружение в 1938 году, 152-мм гаубица была удачным орудием, предназначенным для взламывания сильно укрепленной обороны противника. Но получилось так, что она не была освоена в серийном производстве, и до войны было изготовлено лишь небольшое количество таких гаубиц. В первый год войны, когда Красная Армия отступала, ведя оборонительные бои, потребность в 152-мм гаубицах не ощущалась. Но после окружения фашистов под Сталинградом стало ясно, что отступление кончилось, что впереди — наступательные операции, в которых понадобятся в больших количествах 152-мм гаубицы с их мощными сорокакилограммовыми осколочно-фугасными и бетонобойными снарядами. А наладить в условиях войны выпуск этих гаубиц было необычайно трудно: завод, на котором они должны были изготовляться, оказался на оккупированной врагом территории.
В конце 1942 года Ф. Петров решил прикинуть, нельзя ли наложить ствол 152-мм гаубицы образца 1938 г. на лафет 122-мм гаубицы?
«Эти прикидки, — вспоминает Федор Федорович, — были несложными и сводились к наброску общего вида новой системы. Для этого чертеж лафета 122-мм гаубицы был скопирован на пергамент, а потом на него нанесли общие габариты нового ствола с затвором, цапфенной и передней обоймами люльки и т. д. О том, что таким путем можно создать новую гаубицу, я в конце 1942 года сообщил наркому вооружения Д. Устинову, который полностью одобрил наше предложение.
Однако по ряду причин дальнейшие разработки по 152-мм гаубице были нами прекращены, пока 12 апреля 1943 года поздней ночью, вернее, ранним утром следующего дня — было 3 часа, — мне на квартиру не позвонил сам Д. Устинов и не сообщил, что Государственный Комитет Обороны принял решение об изготовлении и отправке на полигонно-государственные испытания пяти образцов 152-мм гаубиц. Все это должно было быть исполнено к 1 мая…
Каково же было удивление и недовольство наркома, когда я ему сообщил, что никаких рабочих чертежей у нас нет, и просил его дать два дня на их разработку. Получив такое согласие и кое-как одевшись впотьмах (из-за экономии энергии света не было и приходилось пользоваться лучиной), я пошел по квартирам собирать на работу конструкторов».
То, что в апрельские дни 1943 года сделала небольшая группа конструкторов и квалифицированных мастеров, нельзя назвать иначе, как подвигом. За две недели были изготовлены рабочие чертежи новой гаубицы и пять опытных образцов. Такая быстрота была достигнута за счет широкой унификации с орудиями, уже освоенными заводом. Так, лафет и прицел были целиком взяты от 122-мм гаубицы, а затвор— от 152-мм гаубицы-пушки. Чтобы тяжелый 152-мм ствол гаубицы можно было наложить на лафет 122-мм гаубицы, его снабдили дульным тормозом, поглощавшим 30 % энергии отката. Впервые корпусная гаубица перевозилась без обычного для таких орудий передка, что снизило ее походный вес и в несколько раз сократило время перехода из походного положения в боевое.
Три дня ушло на заводские испытания новых гаубиц стрельбой, которая велась непрерывно днем и ночью. Точно 1 мая 1943 года орудия были доставлены на государственный полигон и в том же месяце приняты на вооружение Красной Армии под названием «152-мм гаубица образца 1943 года». А уже в июле это орудие начало поступать в войска. Новая гаубица появилась на фронтах очень своевременно. Оборонительные сражения кончились. После Курской битвы Красная Армия устремилась на запад, и гаубицы, созданные за 18 апрельских дней, приступили к напряженной боевой работе. Они подавляли артиллерию и минометы противника, уничтожали его живую силу, разрушали полевые и долговременные оборонительные сооружения, подавляли тылы и органы управления войсками противника. 152-мм гаубицу образца 1943 года можно по праву назвать орудием победы, орудием, которое знало только наступление, которое в непрерывных боях прошло победный путь от Курска до Берлина, до рейхстага.
«Работу по созданию этого орудия, — с гордостью писал об этой гаубице Ф. Петров, — наш коллектив считает одной из наиболее удачных, гордится ею, тем более что у многих товарищей были большие сомнения в возможности создания таким путем боеспособного образца». Творческая мысль конструкторов восторжествовала. 152-мм гаубица оказалась не просто «боеспособным образцом». Она оказалась одним из лучших орудий Великой Отечественной войны.
В конце 1942 года в числе первых балтийцев, награжденных орденом Ленина, был фельдшер М. Васильев. Другой фельдшер — В. Бочаров — тогда же был награжден орденом Красного Знамени. В этом факте интересно не только то, что высших боевых наград удостоились люди самой мирной профессии — медики, но и то, что оба фельдшера служили на «щуках» — подводных лодках типа «Щ»…
В начале боевого похода летом 1942 года Щ-406, на которой служил М. Васильев, была в надводном положении атакована фашистскими самолетами. При этом осколками бомб был серьезно ранен опытнейший торпедист лодки Некрасов. Судьба всего похода зависела от фельдшера: сможет или не сможет он сохранить торпедиста в строю? Васильев выполнил приказ командира. Некрасов остался в строю, и его торпеды поразили в этом походе 5 вражеских транспортов.
Тяжелейшим летом 1942 года советским подводным лодкам, прорывающимся в Балтику, нередко приходилось часами отлеживаться на грунте, подвергаясь атакам вражеских противолодочных кораблей. В помещениях лодок было душно, не хватало кислорода, порой не было света. Экипажи работали на пределе сил. И вот в таких-то условиях строгость и приверженность к чистоте и порядку фельдшера В. Бочарова позволили Щ-320, на которой он служил, провести полуторамесячный боевой поход без единого заболевания среди членов экипажа.
Так в награждении фельдшеров, служивших на «щуках», отразилась та колоссальная нагрузка, которую с первых дней войны приняли на себя подводные лодки этого типа. Высокие боевые качества они проявили еще до 22 июня 1941 года: из трех балтийских лодок, награжденных орденом Красного Знамени за бои с белофиннами, две были «щуками» — Щ-311 и Щ-324. Щ-323 стала первой балтийской краснознаменной лодкой в Великой Отечественной войне. Щ-205 стала первой гвардейской лодкой на Черном море, а из первых трех гвардейских балтийских лодок две были «щуками» — Щ-303 и Щ-309. Советские подводные лодки всех типов совершили немало подвигов в годы войны, но «щуки» по праву занимали среди них первое место.
Гвардейского звания или ордена Красного Знамени было удостоено 15 «щук», а североморская Щ-402 стала одновременно и гвардейской и краснознаменной. Ни один другой тип не только подводных, но и надводных кораблей не получил такого количества почетных званий и наград. И не случайно зарубежные историки, изучавшие операции советского флота в годы Великой Отечественной войны, заявляли: «Щуки» оказались самыми удачными и самыми удачливыми русскими лодками…»
Говорят, каждая последующая война начинается там, где кончилась предыдущая. Вот почему, говоря об оружии Великой Отечественной войны, мы так много вынуждены говорить о боевом опыте войны империалистической. А в отношении подводных лодок опыт этот был особенно поучителен, ибо он опроверг множество довоенных пессимистических прогнозов. Так, в 1906 году информированный в морских вопросах немецкий писатель, укрывшийся под псевдонимом Зеештерн, писал: «Подводные лодки… в открытом море и особенно в незнакомых водах окажутся сомнительным оружием». А через несколько недель после объявления войны — 22 сентября 1914 года — устаревшая германская подводная лодка U-9 водоизмещением всего 500 т и с экипажем в 28 человек в течение часа пустила на дно три броненосных английских крейсера и 1459 человек — столько же, сколько погибло английских моряков в Трафальгарском сражении — самом знаменитом за всю историю английского флота. В дальнейшем подводные лодки десятки раз выходили атаковать линейные и крейсерские силы противника, и на их долю приходится 46 линкоров и крейсеров, уничтоженных в первой мировой войне, — больше, чем на долю мин и артиллерии.
