Впрочем, то, что итальянские остготы исповедовали арианскую веру, не имело слишком большого исторического значения. В течение многих лет арианство не играло в судьбе и самого Теодориха, и его народа той роли, которую ему обычно приписывают. Решающую роль здесь всегда играл национальный момент. К тому, что населяющие Италию варвары были арианами, римляне относились практически совершенно спокойно. Арианство готов являлось, скорее, знаковым символом их низкой культуры, которая, точно так же как и их религия, не была предметом серьезной озабоченности для римлян. Пропаганды арианства в Италии не было. Сам Теодорих никогда не подчеркивал свою принадлежность к Арианской Церкви и даже не препятствовал переходу готов в ортодоксальную веру: он относился к этой вере как к составному элементу столь высоко ценимой им римской культуры.
И нет ничего удивительного в том, что под его скипетром Ортодоксальная Церковь жила гораздо спокойнее, чем при многих императорах-ортодоксах, которые использовали церковные интересы для достижения своих личных целей. Основная заслуга Теодориха перед Ортодоксальной Церковью Италии состоит в том, что он всеми силами препятствовал распространению в стране исповедуемого византийским императором монофизитства; тем самым Теодорих боролся с властью византийских тиранов, точнее, с проявлениями ими злоупотреблений своей властью — довольно часто он ощущал это на себе самом. За исключением последних при его жизни выборов Папы, он никогда не вмешивался в церковную жизнь страны и не преследовал людей, исповедующих ортодоксальное христианство, ни в самой Италии, ни за ее пределами.
Следует сказать и о том, что Теодорих чрезвычайно добросовестно и тактично выполнял сразу две тяжелые обязанности, которые послала ему судьба: он был и королем своего народа, и правителем римлян. Выполняя эти обязанности, он поддерживал порядок в стране с помощью достаточно мягких законов. Незаурядные личные качества Теодориха и царственное величие, которое было столь характерным для его облика, сделали его одной из самых заметных фигур времен Великого переселения народов. Эти качества проявлялись во всех его поступках и не могли не вызывать симпатию. «Это был истинный король!» написал о Теодорихе не скрывавший своего восхищения им византиец Прокопий. Несомненно, остготский король обладал ярко выраженной индивидуальностью: он был и отважным воином, и мудрым, прошедшим византийскую школу политиком; в его душе прекрасно сочетались и соломоновское стремление к справедливости и высокий идеализм — та истинная сердечная доброта, благодаря которой его подданные уважали его гораздо больше, чем если бы он держал их в страхе и строгости. «В силе, зоркости и отваге ты — король, в кротости, милосердии и доброте ты — пресвитер». Так охарактеризовал Теодориха Эннодий. Правда, в тех случаях, когда Теодорих видел, что за свою доброту он вознагражден предательством и бунтом, и тогда, когда речь шла о его собственной жизни (так было в начале и в самом конце его правления в Италии), отвагу в его душе вытесняла дикая ярость, а кротость и милосердие — лютая беспощадность. Он был гордым и сильным человеком всегда: и на войне, и в мирное время!
Для того чтобы увековечить свое имя, Теодорих отдал распоряжение о строительстве огромной гробницы, где после смерти будут покоиться его бренные останки. Его богатырская сила, кипучая энергия, гордое осознание своего могущества, уважение к Империи, перед чьей культурой он всю жизнь преклонялся, — все это должно было найти отражение в сооружаемом мавзолее. Этот каменный памятник четко и ясно говорит каждому, кто приходит к нему: «Здесь обрел вечный покой тот, кто был одним из величайших людей ранней истории германских народов».
Строительство гробницы было завершено, когда Теодорих находился на вершине своей власти. Она представляла собой десятиугольное двухэтажное сооружение, центральная часть которого была выполнена в виде часовни.
Вероятно, в верхнем помещении, в котором есть прямоугольная ниша, где находился небольшой алтарь, стоял саркофаг с останками короля. Верх гробницы закрывал огромный каменный купол, сложенный из отдельных известняковых блоков, привезенных с Дуная. Диаметр этого купола составлял 11 м, высота — 2,5 м, а его масса превышала 800 т. Это была та самая «чудовищная каменная глыба», о которой говорил уже упомянутый выше равеннский хронист VI века. Нижний этаж, представлявший собой сводчатое помещение в форме греческого креста, предназначался, вероятно, для размещения саркофагов членов семьи Теодориха Великого, подобно тому, как это было сделано в надгробной часовне Галлы Плацидии.
Рис. 73. Первоначальный вид гробницы Теодориха (реконструкция)
Однако мавзолей Теодориха резко отличался от усыпальницы этой императрицы, украшенной внутри мозаичными панно, на которые падал льющийся из окон свет. В нем не было никаких мозаичных украшений и царила «такая глубокая тень, что в то время, когда в помещение не попадал дневной свет через открытые двери, высоту его определить было невозможно и создавалось впечатление огромного проема в скале, в котором исчезали все границы». Мавзолей Теодориха — это самое древнее и самое монументальное каменное сооружение, возведенное по приказу германского короля. И хотя в нем отчетливо просматривается желание строителей подражать существующим восточным и южным образцам, тем не менее как вся его конструкция, так и оформление отдельных ее элементов отличаются заметным своеобразием[53]. Мавзолей Теодориха Великого — своими грандиозными размерами, прекрасными очертаниями и находящимися в нем сокровищами — производил на современников потрясающее впечатление!
Рис. 74. Так выглядела гробница Теодориха в конце XVIII века
Сегодня этот мавзолей, опустевший, потерявший всю свою красоту, одиноко стоит в небольшом заброшенном саду неподалеку от Равенны. Меланхолическое настроение немногочисленных посетителей этого сада по мере их приближения к мавзолею сменяется почти болезненной обидой и тоской. Великолепное сооружение уже ушло на 2 метра в землю и почти всегда стоит, что называется, по колено в воде. И напрасно вы будете искать в нем саркофаг с останками короля. Его давно уже вынесли из этой гробницы, которую затем стали использовать как церковь монахи построенного в непосредственной близости от нее монастыря Девы Марии. (Об этом свидетельствует Агнелл, живший в первой половине IX века.) И вполне естественно, что в ортодоксальной церкви не должны были находиться останки еретика, которого легенда представила к тому же яростным преследователем ортодоксальной веры. Что произошло с останками Теодориха, никто не знает. На одну из весьма примечательных записей, сделанных в каталоге XIII столетия, который содержал описания святых мощей и реликвий, находящихся в Базеле, обратил внимание мой базельскии друг профессор Э. А. Штюкельберг. Согласно этой записи, в Павии, в церкви св. Михаила, где был похоронен епископ Эннодии, находились останки не только равеннского архиепископа Элевха-дия (ум. в 112 году), но и останки короля Теодориха (corpus regis Theoderici)[54]. Но я не слишком доверял этой весьма неожиданной для меня информации. Безусловно, после того как в 540 году Равенна попала в руки византийцев, сильно укрепленная Павия стала центром остготской державы в Северной Италии. Но когда я изучал литературные источники тех лет, я не нашел ни единой записи, которая говорила бы о том, что останки Теодориха были перенесены в Павию; мне трудно поверить и в то, что это было сделано в более позднее время, хотя, конечно же, нельзя не принимать в расчет того, что король лангобардов Лиутпранд в 728 году ненадолго захватил Равенну. Этот факт соотносится с упомянутой выше записью, равно как и с той записью, согласно которой по приказу Велизария останки короля-еретика вынесли из его гробницы и то ли где-то захоронили их, то ли уничтожили. Сведения, содержащиеся в обеих этих записях, кажутся мне совершенно невероятными и абсолютно не поддающимися проверке.
Полуразрушенная пустая гробница… и это все, что заслужил человек, который положил свою жизнь на то, чтобы потомки поминали его добрым словом? Увы, похоже, его останки так и не нашли себе достойного приюта. Да, его гробница сохранилась до наших дней. Но с ней сурово обошлись и безжалостное время, и перестроившие ее люди. А благодарную память о короле остготов смыла мутная волна легенд и набитых вымыслом преданий.
Легенды разрушили истинный образ Теодориха невероятно быстро — гораздо быстрее, чем разрушался его мавзолей: еще не успело смениться даже одно человеческое поколение. Речь идет о том коротком промежутке времени, в течение которого длилась война, направленная на уничтожение его народа. Однако легенды о нем создавались гораздо быстрее. Прошло совсем немного времени после гибели Остготского королевства, а церковные круги уже заклеймили Теодориха как ярого гонителя ортодоксов. Тесное слияние всего национально-римского и церковно-ортодоксального в Италии и особенно в Риме привело к тому, что человек, приговоривший к смерти Боэция и Симмаха исключительно по политическим соображениям, бросивший в тюрьму Папу Иоанна I также только лишь по политическим мотивам, был пригвожден к позорному столбу как смертельный враг Ортодоксальной Церкви. Вот что написал один равеннский священник уже в середине VI века: «Ученый Симмах от имени своего тиранического короля огласил эдикт от 26 августа [526 года], в котором было сказано, что начиная со следующего воскресенья арианин вступает во владение ортодоксальными храмами. Но Всевышний не мог допустить, чтобы Его верные слуги были отданы во власть иноверцу, и свершил над Теодорихом тот же самый суд, что и над Арием, основателем его религии. Теодорих заболел дизентерией, и был опустошен настолько сильно, что уже через три дня, как раз в тот день, когда он радовался, что прибрал к своим рукам ортодоксальные храмы, потерял и корону, и жизнь». Насколько же плохо вяжется эта легенда с подлинными свидетельствами того времени! «Через несколько дней после смерти Боэция и Симмаха, — пишет в то же самое время Прокопий, — слуги подали королю на стол голову огромной рыбы. И это так потрясло Теодориха, как если бы они внесли на блюде голову недавно казненного Симмаха: черты его лица были искажены, глаза дико вращались; казалось, он грозил королю страшными карами. При виде этого зловещего лица короля охватил ужас; его начал бить сильный озноб, он опрометью бросился в свою опочивальню и с головой накрылся теплым одеялом. Затем он поведал обо всем случившемся своему врачу Элпидию и стал громко осуждать себя за то, что поступил с Боэцием и Симмахом столь несправедливо. Его мучили такие сильные угрызения совести, что иногда на короткое время он даже терял сознание». И в то самое время, когда по всей Италии из уст в уста передавали эти истории, во дворцовой церкви Равенны разбивали все мозаичные портреты короля, напоминавшие людям о нем самом, о его великих деяниях и о его веротерпимости.
