Раз захотелось Панчуковскому пойти ночным дозором на ток, где лежали большие вороха намолоченной, навеянной и еще не ссыпанной пшеницы в клуне, посмотреть, нет ли плутовских следов к воротам или через канавы, не пользуется ли кто лишним сеном из его же наемных дворовых, державших скот на барском корму. Снег перед тем только что снова выпал после обеда и запорошил белым пушком всю окрестность, двор, овчарни, гумно и батрацкие избы с клетушками.
Было темно. В трех шагах нельзя было видеть человека. Но полковник смело пошел; в кармане его был, по обычаю, револьвер. Аксентий копался в доме, в буфете, готовя чашки к чаю. Полковник по пути кликнул Антропку и пошел с ним. Они миновали батрацкие избы, где уже почти все затихло и спало, прошли овчарни, мельницу и поднялись на взгорье к току.
- Сбегай, брат, Антропка, домой: я забыл спички; принеси! А я тут подожду. На обратном пути закурю сигарку; да также фонарь принеси - легче будет назад идти. Я буду ждать у клуни.
Антропка побежал. Полковник пошел вперед.
Снег почти неслышно шелестел под ногами. Все молчало в мягком, свежем воздухе. Из верхнего этажа дома полковника, через ограду, мерцал огонек из слухового окна Оксаны. "И так это она скоро покорилась и забыла своего жениха! - думал полковник.- Чем женщин не купишь! Или эти украинки, по правде, скотоваты?" Со стороны поля, из какой-то отдаленной, степной овчарни доносился лай собак. "Это верно, волки там похаживают, набегают из соседних камышей!" - раскидывал мыслями полковник.
Вдруг ему послышался шорох шагов за оградой гумна, в стороне, противоположной той, куда скрылся Антропка. Кто-то не то шел, не то ехал возле хлебных скирд, за канавою.
"Кто бы это был такой? - подумал Панчуковский и замер... Волос зашевелился у него на голове.- Вор не вор, зачем же он едет от поля? Это, верно, не наш, чужой!"
- Кто здесь? Эй! кто ты? - крикнул Панчуковский.
Незримый путник не отзывался.
- Эй, говорю тебе,- отвечай!
- А ты кто? - спросил грубый голос, и шаги направились к полковнику.
- Сторож.
- Нет, погоди! Ты барин сам?
- А хотя бы и барин? - сказал Панчуковский и заикнулся.
- Ну, стой же, коли твоя судьба на то привела!
Незнакомец зашевелился. Панчуковский не успел подумать, зачем это он велел ему подождать и что значили его слова о судьбе,- даже пьяным ему показался незнакомец,- как мгновенно в пяти шагах от него что-то невыносимо ярко блеснуло, раздался оглушительный выстрел, а в упор перед ним с ружьем обрисовался Левенчук.
- Что это ты? - крикнул Панчуковский, пошатнувшись.
- Шел подстеречь тебя, барин, и посчитаться с тобою навеки; а ты и сам подвернулся... Не прогневайся!
- Кто здесь? Эй, держи, лови! вор, разбойник! туши скирду! - закричал Панчуковский, очнувшись и поняв, что выстрел в него не попал. Пыж от выстрела попал на хлебную скирду, которая дымилась.
- Кто, кто здесь? - отозвался не своим от страху голосом Антропка, прибежавший между тем с фонарем.
- Ну, жалко же, что у меня не двустволка! - сказал между тем Левенчук,- я б тебя уложил.
Антропка кинулся тушить скирду. Полковник выстрелил из револьвера раз, другой и побежал вдогонку за Левенчуком; но последний скрылся в потемках.
- Стойте вы тут, а я сбегаю за лошадью; людей еще позову, и мы по следу теперь его мигом разыщем!
- Дело! Беги, а я здесь пережду! - говорил Панчуковский, едва переводя дух.
- Нате спички, держите, насилу разыскали их с Аксентием в кабинете. Ах ты, ирод, так ты не покаялся! С ружьем пришел!
Антропка без памяти побежал снова домой. Панчуковский отыскал на земле брошенный Антропкой фонарь, нагнулся, закрыл его полой и зажег в нем свечу. Руки его дрожали. Он прислушался: по полю в другом конце от гумна кто-то бежал... Полковник стал искать следов. Шаги беглеца были отлично видны по свежей пороше; верхом, с фонарем, легко его было найти. Лишь бы не зарядил он опять ружья и снег бы снова не пошел. "А! - шептал Панчуковский,вершком левее, и весь заряд сидел бы уже в моей груди, а я метался бы, как отбегавший свой век заяц! Где смерть-то моя ходила!.. И надо же было пойти дозором на ток и на него, беглого из острога, наткнуться!" Сердце его усиленно билось; кровь стучала в висках. Поднимался легкий ветерок, будто метель собиралась. "Боже, когда бы снег не пошел, чтобы его разыскать! добраться бы мне, наконец, до него! Какова дерзость? И что делается со мною,- непостижимо! Откуда такие напасти?" Раздался громкий конский топот. Прискакали на блеск фонаря на батрацких лошадях Антропка, приказчик, летом бывший причиною неудовольствия косарей, и еще четыре работника, наскоро, даже без шапок.
- Вот вам фонарь; скачите, догоняйте, молю вас, ловите его!..
- Слушаем-с! Вряд ли уйдет!.. Разве где лошадь припасена у него, али снег успеет запорошить следы.
- Разве и мне не поскакать ли также с вами?
- Еще чего бы не было! Лучше оставайтесь. Домой идите... Мы мигом обознаем все! - крикнул из-за канавы приказчик, и верховые поскакали.
Панчуковский пошел к дому, он был в сильном волнении. Начинал действительно падать снег. Не успел он до ворот дойти, как повалили огромные хлопья.
"Уйдет, уйдет! - думал Панчуковский,- пропало мое дело. Вот бы поймать его! Что до суда и следствия, а я бы его еще сам пробрал..."
Во дворе было тихо. В кухне не светились уже огни. Было освещено по-прежнему только окно наверху в доме, у Оксаны, да в лакейской виднелся Аксентий, смиренно копавшийся с иглою и с какою-то одежей у свечки. Сторож, по местному названию "бекетный", не сразу отворил на оклик барина ворота. Слухи, действительно немаловажные, ходили о шалостях местных грабителей и воров, и все держали ухо востро.
- Кто на очереди? - спросил Панчуковский.
- Самойло.
- На же спички, Самуйлик, да беги скорее в кухню, зажги конюшенный фонарь и давай его мигом мне! Есть дело; может быть, сейчас также поскачем с тобою; оседлаешь тогда мне жеребца!
Седой хрыч Самойло с просонков у сторожки едва разобрал слова полковника, пошел, переваливаясь, и воротился из кухни с зажженным фонарем.
Панчуковский наскоро передал ему о случившемся. Отворили конюшню; Самуйлик побежал в каретник взять седло, как за воротами раздался снова шум и громкий крик приказчика: "Отворяйте!"
- Стой! погоди! - сказал Панчуковский и сам пошел, прислушиваясь к говору за воротами.
- Да отворяйте же! - кричал приказчик,- это мы, свои! лисицу поймали!
Самойло звенел ключами. За воротами кто-то тихо охал.
Верховые въехали во двор. Подвинули к лошадям фонарь. Полковник взглянул. Антропка сидел на седле, качаясь. Он весь был облит кровью...
- Что это? кто тебя ранил?
Антропка молча указал в сторону, хватаясь за бок.
- Живодер, сударь, успел опять зарядить ружье и, выждав нашу погоню, выстрелил...
Панчуковский выхватил у Самуйлика фонарь, поднес его к человеку, связанному уже по рукам и ногам и прикрученному за шею к седлу приказчика. С волосами, упавшими на лицо, и запорошенный снегом, перед ним стоял, мрачно понурившись, Харько Левенчук.
Сперва было полковник его не узнал.
- Ты меня опять поджигать пришел?
- Тогда не поджигал; вы на меня донесли, меня ославили; так я уж думал один на один посчитаться...
- А, вот что! Слезай, Антропка! Батраков остальных сюда! Держи его! А! так ты признаешься? Слышите вы все?
Самуйлик судорожно заметался. Приказчик убрал в конюшню лошадей. Левенчука привязали к коновязи. Полковник, по-видимому, не горячился, говорил тихо, но свирепел более и более. Сбежались другие перепуганные батраки. Их расставили на часах. Кто был потрусливее, того отослали обратно. Готовилась сцена, какими иногда увеселял себя полковник.
- Розог сюда, палок!
- Чего бы еще не было от этого? - шепнул было Панчуковскому приказчик.- Лучше бы его так доставить в суд.
- Молчать! Я вас всех переберу! Розог, кнутов, палок.
Явились и кнуты и розги. В доме было все тихо. Туда никто не входил, и там ничего не знали. По-прежнему светились тихие окна Оксаны и Аксентия.
- Нет, душечка! нет, голубчик! - шептал Панчуковский,- пока до суда, так ты опять еще уйдешь из острога в печку, а вот я тебе перемою тельце, переберу по суставам все твои косточки... Клади его, Атропка! Самуйлика сюда! Где он? Ну, живее!.. Куда он тебя ранил, Антропка?
- В бок, дробью-с...
Явился Самуйлик, скорчил грустно губы, да нечего было опять делать воля барская...
- Он, сударь, вольный, может статься! За что вы его бить хотите! отозвался, сняв шапку, один из батраков.
- Молчать! - орал уже на весь двор Панчуковский.- Каждого положу, кто хоть слово пикнет! Клади его, бей; а ты, Антропка, хоть и раненый, считай... Огня мне; пока выкурю сигарку, не вставать тебе, анафема!
Началась возмутительная сцена...
Левенчук, как лег, не откликнулся, пока над ним сосчитали триста ударов.
- Довольно! - сказал полковник,- повороти хохла да посмотри: жив ли он? Что хохол, что собака - иной раз их и не различишь...
