Хотя потери русской армии (4,5 тыс. человек) вдвое превосходили потери Левальда, победа была полная. Но дальше началось труднообъяснимое. Во-первых, Апраксин, завершив «нечаянное» для русской армии сражение победой, не преследовал беспорядочно отступавшего неприятеля и вскоре потерял его из виду. Во-вторых, после победы, расчистившей ему короткую прямую дорогу к Кёнигсбергу, он тем не менее продолжил ставшее уже ненужным обходное движение на Алленбург, удаляясь от Кёнигсберга на юго-запад. После необычайно медленного марша армия пришла в Алленбург, и здесь 24 августа было решено отказаться от взятия Кёнигсберга и отступать к Тильзиту. Апраксин объяснял отступление желанием сохранить армию, страдавшую от недостатка снабжения и болезней. В донесении Конференции он даже попытался обосновать отступление «теоретически»: «…воинское искусство не в том одном состоит, чтоб баталию дать и выиграть, далее за неприятелем гнаться, но наставливает о следствиях часто переменяющихся обстоятельств более рассуждать, всякую предвидимую гибель благовременно отвращать и о целости войска неусыпное попечение иметь»48.
Но объяснениям Апраксина мало кто верил. Отступление после победы и занятия большей части Восточной Пруссии было полной неожиданностью, «чему, — как писал А. Т. Болотов, — сначала никто и даже самые неприятели наши не хотели верить, покуда не подтвердилось то самым делом». Мемуарист, писавший эти строки спустя 30 лет, не преувеличил. 14 октября 1757 г. M. И. Воронцов писал М. П. Бестужеву-Рюмину о «странном и предосудительном поступке» Апраксина: «…он и ко двору е. и. в. чрез пятнадцать дней по поданном полном известии о воздержанной над прусским войском победе ничего не писал, и мы здесь ни малейшей ведомости о продолжении воинских операций в Пруссии в получении не имели, покамест, к крайнему сокрушению и против всякого чаяния, наконец от фельдмаршала получили неприятное известие, что славная наша армия за недостатком в провиянте и фураже вместо ожидаемых прогрессов без указу возвращается… будучи непрестанно преследуема и якобы прогоняема прусскими командами…»49
Не лишено основания мнение, что Апраксин, поддерживавший тесную связь с Бестужевым-Рюминым, знал о болезни Елизаветы и стремился избежать риска, ибо приход к власти пруссофила Петра III изменил бы ситуацию в корне. Как бы то ни было, если к Тильзиту армия отходила в полном порядке, то уже после 18 сентября ее отступление к Мемелю было беспорядочным и поспешным. Общие потери похода составили около 12 тыс. человек, причем в бою потеряли лишь 20 %, а остальные 80 % — 9,5 тыс. умерли от болезней50.
Конференция и сама императрица настойчиво требовали от Апраксина перейти после перегруппировки в наступление и взять Кёнигсберг, однако Апраксин ответил, что «невозможное возможным учинить нельзя». Такой ответ не удовлетворил Елизавету, и 16 октября Апраксин был смещен с поста главнокомандующего. В декларации для союзников отмечалось: «…операция нашей армии генерально не соответствовала нашему желанию, ниже тем декларациям и обнадеживаниям, кои мы учинили нашим союзникам — замедлившееся окончание кампании наградить скоростию и силою воинских действ». Апраксин обвинялся в неспособности привести в действие план правительства. Он был отозван из армии и в конце 1757 г. арестован. Просидев под следствием до осени 1758 г. (вначале в Нарве, а потом под Петербургом), он умер51.
Новый главнокомандующий — генерал-аншеф Виллим Виллимович Фермор, англичанин по национальности, на русской службе находился с 1720 г., участвовал в войнах с Турцией и Швецией. Ему предстояло привести в порядок армию вчерашнего победителя пруссаков. Пока он этим занимался, Фридрих II решил, что русские до весны не решатся на выступление, и отозвал армию Левальда в Померанию для оказания сопротивления высадившимся там шведским войскам. 1 января 1758 г. Фермор, выполняя настоятельные требования Конференции, во главе 34-тысячной армии выступил в поход и 11 января без боя, под звуки литавр и колокольный звон торжественно вступил в Кёнигсберг. Занятие Кёнигсберга, как и временное занятие австрийским корпусом генерала Гаддика столицы Бранденбурга и всего Прусского королевства — Берлина, было единственным успехом союзников: 5 ноября 1757 г. Фридрих II разгромил при Росбахе французов, а 22 ноября — при Лейтене австрийцев, оттеснив их из Силезии.
Между тем Фермор, не встречая сопротивления, в течение зимы 1758 г. закрепился в низовьях Вислы, а летом того же года вступил в Бранденбург, осадив ключевую крепость на пути в Берлин — Кюстрин. Это встревожило Фридриха, и с 33-тысячным войском он стремительно двинулся из Силезии. 13 августа, умело маневрируя, он переправился под Франкфуртом на правый берег Одера, отрезав от основных сил Фермора корпус Румянцева, тщетно поджидавший его в другом месте переправы. Обойдя русскую армию с тыла, он остановился у деревни Цорндорф. Обходный маневр прусской армии был вовремя обнаружен, и русские полки, совершив поворот кругом, приготовились встретить врага.
Очевидец сражения пастор Теге так описывает памятное утро 14 августа 1758 г.: «С высоты холма я увидал приближавшееся к нам прусское войско; оружие его блистало на солнце, зрелище было страшное… прусский строй вдруг развернулся в длинную кривую линию боевого порядка. До нас долетел страшный грохот прусских барабанов, но музыки еще не было слышно. Когда же пруссаки стали подходить ближе, то мы услыхали звуки гобоев, игравших известный гимн «Господи, я во власти твоей»… Пока неприятель приближался шумно и торжественно, русские стояли тихо, что казалось, живой души не было между ними. Но вот раздался гром прусских пушек…»52
Да, сражение началось обстрелом позиций правого фланга русской армии, а затем прусская пехота атаковала их. Атака была проведена в соответствии с принципами «косого боевого порядка», который заключался в массированном наступлении на один из флангов противника несколькими эшелонами, причем батальоны, входившие в них, вступали в бой не одновременно, а последовательно, уступами — один за другим. Но сам по себе удар по флангу неприятеля «косым боевым порядком» мог и не дать эффекта, если полководец не сумел подготовить атаку и внезапно для неприятеля перебросить войска с другого фланга. Именно в искусстве нанесения мощного удара превосходящими на данном направлении силами с последующим охватом атакуемого фланга неприятеля и состоял секрет «косого боевого порядка». Фридриху не раз с успехом удавалось применить на поле боя это тактическое оружие, используя высокую маневренность и тактическую выучку своих войск. Но в Цорндорфском сражении его постигла неудача.
Сосредоточив на левом фланге превосходящие силы (23 тыс. против 17 тыс. у Фермора), Фридрих дал приказ наступать авангарду генерала Мантейфеля (8 батальонов), удар которого пришелся в крайний правый фланг русской боевой линии. Основные же силы (20 батальонов) генерала Каница должны были поддержать авангард и без интервала с ним, уступами, побатальонно ударить по русским полкам чуть правее Мантейфеля. Но здесь произошла ошибка. Перед атакующим фронтом пруссаков была горящая деревня Цорндорф, и, обходя ее, Каниц сильно отклонился вправо, оторвавшись от авангарда. Атаки уступом, когда 28 батальонов пехоты и 56 эскадронов гусар должны были, подобно волнам прибоя, захлестнуть правый фланг русской армии, не получилось. Возможно, это произошло из-за огромного облака пыли, поднятого маневрами конницы: вместе с дымом оно скрыло все поле сражения.
Увидав, что между малочисленным авангардом Мантейфеля и основными силами Каница образовался значительный интервал, Фермор приказал всеми силами правого фланга атаковать Мантейфеля, не дожидаясь его сближения с марширующими батальонами Каница. Наступление пехоты, поддержанной незначительными силами конницы, было успешным. Русским войскам удалось разбить прусский авангард и часть подошедших основных сил пруссаков. Но Фермор не сумел предусмотреть, что почти вся прусская конница генерала Зейдлица, находившаяся на крайнем левом фланге прусского построения, еще не вступила в бой и выжидала удобного момента для атаки. Он наступил тогда, когда пехотинцы русского правого фланга увлеклись преследованием батальонов Мантейфеля и обнажили свой фланг и тыл. Силами 46 эскадронов Зейдлиц нанес удар по наступающей русской пехоте.
Как происходила эта атака вышколенных прусских гусар, помогают представить страницы книги немецкого военного историка Г. Дельбрюка, который так описывал тактику прусской кавалерии: «В то время как в 1748 г. Фридрих еще довольствовался атаками с расстояния в 700 шагов, в 1755 г. он уже требовал атаки с 1800 шагов, причем последний участок должен был проходиться на полном карьере. Он требовал от командиров никогда не допускать, чтобы их атаковали, они всегда должны были атаковать первыми: «Когда таким образом огромная сомкнутая стена с сильным порывом обрушивается на неприятеля, то ничто ей уже не может оказать сопротивление…» Сомкнутая тактическая единица настолько поглощала отдельного всадника, что король предпочитал, чтобы рукопашного боя, по возможности, не было вовсе, «ибо, — говорит он, — в этом случае решает дело рядовой», а на него положиться нельзя. Поэтому эскадроны не только должны идти каждый сомкнутым строем, стремя к стремени или даже колено к колену, но и не должно быть почти никаких интервалов между эскадронами первой линии; атака должна продолжаться за первую линию противника, гоня его перед собой, разгромить вторую — и лишь после этого второго успеха он считал допустимым рукопашный бой»53.
