В чем из вышеприведенного со слов непосредственного предвоенного начальника разведки Лубянки П. М. Фитина следует усматривать хотя бы тень намека на матерную резолюцию Сталина?! Ведь нет даже иллюзорной тени намека на какую бы то ни было тень намека!
Абсолютно идентично этот же случай описан и в примечаниях к записке № 2279/М от 17.06.1941 (сс), опубликованных на с. 232 — 233 превосходного сборника документов спецслужб под названием «Секреты Гитлера на столе у Сталина» (М., 1995). Но и там нет даже иллюзорной тени намека на какую бы то ни было тень намека на матерную резолюцию! Более того, это издание именно тем ценно, что оно было осуществлено, во-первых, издательством объединения «Мосгорархив», т. е. высокими профессионалами именно в архивном деле; во-вторых, в 1995 г., когда, казалось бы, ничто и никто не смогли бы помешать публикации чего-либо очерняющего Сталина, в-третьих, публикация была осуществлена с прямой ссылкой на архив ЦА ФСБ (выше приводилась).
Если бы матерная резолюция действительно имела место тогда, 17 июня 1941 г., то по крайней мере о ней сообщили бы составители «Очерков Истории Российской Внешней Разведки» (3 т.). Ведь он-то выходил из печати в 1997 г., когда также никто и ничто не мешали публиковать что-либо очерняющее Сталина. Но и в этом солидном издании также нет даже иллюзорной тени намека на какую бы то ни было тень намека на матерную резолюцию.
Абсолютно ничего на эту тему нет и в мемуарах, к сожалению, ныне покойной выдающейся советской разведчицы Зои Ивановны Воскресенской, которая лично готовила эти сообщения «Старшины» и «Корсиканца» для доклада Сталину.
Также абсолютно ничего на эту тему нет и в мемуарах ныне также, к сожалению, покойного ее предвоенного начальника в разведке такого же выдающегося аса советской разведки П. А. Судоплатова. Причем заметьте, этого нет в двух прижизненных изданиях его мемуаров — Разведка и Кремль». М., 1996, и «Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930 — 1950 годы». М, 1996 (Судоплатов, кстати говоря, абсолютно идентично вышеописанному излагает суть произошедшего в Кремле 17 июня, случайно, что, конечно же, простительно за давностью лет, сдвинув это событие на день ранее — на 16 июня).
Как видите, ни один источник, непосредственно соприкасавшийся с этим Фактом, не приводит абсолютно ничего, чтобы хоть как-то, хоть за уши притянуть да насильно подтвердить или по меньшей мере оправдоподобить якобы имевший место случай с матерной резолюцией[193].
Но вот что абсолютно точно могу проконстатировать, так это следующее: синие карандаши, которыми пользовался Сталин, а подделка была «нарисована» именно ими (автор это видел собственными глазами) — сохранились! Эта действительно абсолютно точно! Как, впрочем, столь же абсолютно точно и то, что и умельцы по подделкам в России не перевелись![194] К глубокому сожалению…
Многократно же общавшиеся со Сталиным люди совершенно однозначно подчеркивали в своих воспоминаниях (например, многолетний министр иностранных дел СССР А. А. Громыко), что у Сталина не было склонности прибегать к нецензурным выражениям, тем более письменно[195].
Если такая резолюция действительно имела бы место, то, уж поверьте, такой вражина, как Хрущев, давным-давно растрезвонил бы о ней. А в том, что она «всплыла» во времена печально знаменитых «политических проституток» — пресловутых «перестройщиков» Горбачева и Яковлева (Известия ЦК КПСС 1990. № 4. С. 221) — ничего удивительного нет, они еще и не такое могли «отморозить».
…Небезынтересно в этой связи отметить, что ознакомившийся с сотнями докладывавшихся Сталину документов разведки и иных ведомств ветеран внешней разведки, видный пнсатель и исследователь Игорь Анатольевич Дамаскин открыто признал, что ни на одном из них он не увидел хулиганской резолюции Иосифа Виссарионовича, да еще и с матерными виражениями.
Самая резкая пo содержанию резолюция Сталина, которую Дамаскину довелось увидеть, носила характер телеграфного ответа на запрос и имела следующее содержание: «Тбилисси, Козлову. По поводу предложения генерала Уэйвелла сказать, что вопрос может решаться только правительствами. От себя Ставка приказывает вам вежливо отшить Уэйделла и ему подобных и погнать их подальше. № 2220/321, 10.41. 5.15»
В этой телеграмме речь шла об omвeme на предложение британского генерала Уэйвелла о совместных действиях советских и английских войск[196].
Единственное, что произошло во время доклада той информации Сталину, вполне естественно укладывается в столь же естественную его реакцию — Сталин всего лишь потребовал особо тщательно перепроверить всю информацию и доложить ему со всеми подробностями о самом агенте, что и было сделано[197].
А вот какой вывод он сделал из этого — всего через страницу читатели узнают с огромным изумлением.
3. Знали не только точную дату нападения, но и точное время начала вторжения — 4 yтра 22 июня. Особо хочу подчеркнуть, что с 18 июня в этом уже не было никаких сомнений!
Потому как 18 июня по всем данным разведки и контрразведки, к результатам осуществленной лично Сталиным контрольной проверки, добавились еще и данные перебежчика — германского солдата.
Со времен мемуаров Жукова в нашей историографии как бы «эталоном в законе» стало упоминание только о перебежчике 21 июня, а вот о том, что произошло 18 июня — сверхъестественным образом исчезло из обихода свыше сорока лет назад.
Между тем ближайший сподвижник Жукова — генерал Федюнинский И. И., являвшийся накануне войны командиром 15-го стрелкового корпуса 5-й армии (командующий М. И. Потапов) КОВО — еще в мемуарах, изданных в 1960 г. под названием «Поднятые по тревоге», ясно и четко указал, что 18 июня на его участке появился немецкий перебежчик — фельдфебель, который показал, что в 4 часа утра 22 июня гитлеровские войска перейдут в наступление на всем протяжении советско-германской границы[198].
В соответствии с существовавшими тогда (да и сейчас тоже) правилами пограничники немедленно доложили об этом в Москву по своей линии, т. е. Берии, а военные — по своей — в Генштаб Жукову и Голикову.
Естественно, что об этом немедленно было доложено и Сталину. В Кремле стало очевидно, что директива Гальдера доведена по сведения не только командующих группировками вторжения, но и непосредственно до их офицерского и рядового состава. Тем более что это совпадало и с данными погранразведки.
И вот, наконец, подлинный, без прикрас, тем более без какой-либо оглядки на какие бы то на было «зталоны в законе» финал того Знания, которое, по определению, доджно было бы означатьСилу: совокупность многократно и тщательно перепроверенных и переподтвержденных разведывательных и иных данных не только была воспринята высшим руководством СССР (т. е. Сталиным) серьезнейшим образом, но, и более того, из всей этой совокупности информации исключительно саоевременно и заблаговременно были сделаны самые серьезные выводы, главный из которых следующий:
ВОЗМОЖНОСТИ НАПАДЕНИЯ ГЕРМАНИИ В БЛИЖАЙШИЕ ДНИ БЕЗ ОБЪЯВЛЕНИЯ ВОЙНЫ И О ПРИВЕДЕНИИ ВВЕРЕННЫХ ИМ ВОЙСК В БОЕВУЮ ГОТОВНОСТЬ, КОМАНДУЮЩИЕ ПРИБАЛТИЙСКИМ, ЛЕНИНГРАДСКИМ, ЗАПАДНЫМ, КИЕВСКИМ И ОДЕССКИМ ВОЕННЫМИ ОКРУГАМИ, А ТАКЖЕ БАЛТИЙСКИМ, ЧЕРНОМОРСКИМ И СЕВЕРНЫМ ФЛОТАМИ С ПРЯМОЙ САНКЦИИ СТАЛИНА ОФИЦИАЛЬНО БЫЛИ ПРЕДУПРЕЖДЕНЫ ТЕЛЕГРАММОЙ НАЧАЛЬНИКА ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА РККА ГЕНЕРАЛА АРМИИ ЖУКОВА Г. К. ЕЩЕ 18 ИЮНЯ 1941г., Т. Е. ЗА 4 (ЧЕТЫРЕ) ДНЯ ДО АГРЕССИИ!!![199]
Обратите внешние, что за 6 дней, т. е. с 12 по 18 июня, Генштаб второй раз дал указание о приведеняя войск в боевую гатовность!
12 июня — это то, о чем говорил в своих мемуарах маршал Василевский и что имеет архивное подтверждение[200], т. е. под прикрытием еще только готовившегося к опубликованию Сообщения ТАСС с санкции Сталина Генштаб дал указание о выдвижении дивизий ближе к государственной границе! Чего же тогда стоят сказки Жукова о том, как он и Тимошенко звонили Сталину и слезно просили разрешить принести войска в боевую готовность?! Ведь без санкции Сталина такие директивы не могли быть изданы — он лично и жестко контролировал движение войск к линии госграннцы! Уж с этим-то, надеюсь, никто спорить не будет?
Чего тогда стоят все полувековые вопли о «нехорошем и упрямом» Сталине, якобы не разрешавшим привести войска в боевую готовность?! Ведь всего через шесть дней, и тоже с санкции Сталина, Жуков издал директивную телеграмму от 18 июня!
Но вот в чем все дело-то. Из отечественной историографии всякое упоминание, даже намеки на существование такой диреактивной телеграммы от 18 июня исчезли примерно 40 лет назад и установить ее номер, а также координаты хранения в архивах сейчас едва ли представляется возможным. Если даже и исходить из чуда, т. е. из того, что она каким-то образом и сохранилась, то все равно ее не опубликуют!
