в узде. Лютер отвергал разум как склонный к атеизму,93 Но случаи атеизма были редки. Один голландский священник был сожжен в Гааге (1512 г.) за отрицание творения, бессмертия и божественности Христа,94 но он явно не был атеистом. «В этом году, — писал английский летописец под 1539 годом, — в Парижском университете умер великий доктор, который говорил, что Бога нет, и придерживался этого мнения с двадцати лет, и ему было больше четырехсот лет, когда он умер; и все это время он держал это заблуждение в тайне».95 Гийом Постель в 1552 году опубликовал книгу Contra atheos, но слово атеист редко отличалось от деиста, пантеиста или скептика.
Скептики были достаточно многочисленны, чтобы Лютер мог нанести им удар. «Для слепых детей мира, — как сообщается, говорил он, — статьи веры слишком высоки. Что три личности — это один Бог, что истинный Сын Божий стал человеком, что во Христе две природы, божественная и человеческая, и т. д. — все это оскорбляет их как вымысел и басня»; а некоторые, добавил он, сомневаются, что Бог создал людей, чье проклятие Он предвидел.96 Во Франции было несколько скептиков бессмертия.97 Бонавентура Деперье в своей книге «Cymbalum mundi» (1537) высмеивал чудеса, противоречия Библии и преследования еретиков. Его книга была осуждена Кальвином и Сорбонной и сожжена официальным палачом. Маргарите пришлось изгнать его со своего двора в Нераке, но она посылала ему деньги, чтобы поддержать его жизнь в Лионе. В 1544 году он покончил с собой, оставив свои рукописи Маргарите, «покровительнице и хранительнице всех благ».98
Дух сомнения проявился в политике в виде нападок на божественное право и неприкосновенность королей; и здесь скептиками обычно выступали протестантские мыслители, чувствующие себя неуютно при католических правителях, или католические мыслители, страдающие от триумфа государства. Епископ Джон Понет, обиженный на Марию Тюдор, опубликовал в 1558 году «Краткий трактат о политической власти», в котором утверждал, что «многообразные и постоянные примеры, которые время от времени приводились для низложения королей и убийства тиранов, самым несомненным образом подтверждают, что это наиболее истинно, справедливо и согласуется с Божьим судом….. Короли, князья и правители имеют свою власть от народа… и люди могут восстанавливать своих доверенных лиц… когда им это угодно».99 Джон Мейджор, шотландский профессор, который помог сформировать сознание Джона Нокса, утверждал, что, поскольку вся светская власть проистекает из воли общества, плохой король может быть свергнут и казнен, но только в соответствии с надлежащей правовой процедурой.
Самым интересным противником королевского абсолютизма был молодой католик, который добился скромного бессмертия, умерев на руках у Монтеня. Этьен де ла Боэти, по словам несравненного эссеиста, «был, на мой взгляд, величайшим человеком нашего века».10 °Cын высокопоставленного чиновника в Перигоре, Этьен изучал право в Орлеане и, не достигнув установленного возраста, был принят советником в Парламент Бордо. Около 1549 года, будучи девятнадцатилетним юношей, вдохновленным республиканскими идеями в результате изучения греческой и римской литературы, он написал — так и не опубликовав — страстную атаку на абсолютизм. Он назвал ее «Discours sur la servitude volontaire», но поскольку она осуждала диктатуру одного над многими, ее стали называть «Contr’un», «Против одного». Вслушайтесь в ее пламенный призыв:
Какой стыд и позор, когда бесчисленные люди добровольно и даже рабски подчиняются тирану! Тиран, который не оставляет им никаких прав ни на имущество, ни на родителей, ни на жену, ни на ребенка, ни даже на собственную жизнь — что за человек такой тиран? Он не Геркулес, не Самсон! Часто он пигмей, часто самый жалкий трус среди всего народа — не его сила делает его могущественным, он часто раб самых мерзких шлюх. Какими жалкими созданиями являются его подданные! Если двое, трое или четверо не восстают против одного, это вполне объяснимый недостаток мужества. Но когда сотни и тысячи не сбрасывают оковы с одного человека, что остается от индивидуальной воли и человеческого достоинства?…. Чтобы освободиться, не обязательно применять силу против тирана. Он падает, как только страна устает от него. Народу, который он унижает и порабощает, нужно лишь отказать ему в каких-либо правах. Чтобы стать свободными, нужно лишь искренне захотеть сбросить с себя ярмо….. Твердо решите больше не быть рабами — и вы свободны! Откажите тирану в помощи, и он, подобно колоссу, с которого свалили пьедестал, рухнет и распадется на куски.101
Ла Боэти перешел к формулировкам Руссо и Тома Пейна. Человек по природе своей жаждет свободы; неравенство судьбы — случайность, и на счастливчиков возлагается обязанность служить своим ближним; все люди — братья, «созданные из одной формы» одним и тем же Богом. Как ни странно, именно чтение этого радикального заявления привлекло обычно холодного и осторожного Монтеня к Ла Боэти и привело (1557) к одной из самых известных дружб в истории. Монтеню было тогда двадцать четыре года, Этьену — двадцать семь; возможно, Монтень был тогда достаточно молод, чтобы проникнуться радикальными настроениями. Их дружбе вскоре положила конец смерть Ла Боэти в возрасте тридцати двух лет (1563). Монтень описывал последние дни, словно вспоминая рассказ Платона о смерти Сократа. Он так остро ощутил потерю сердечного юноши, что семнадцать лет спустя говорил об этом с более глубоким чувством, чем о чем-либо другом из своего опыта. Он не одобрял печатание «Discours» и скорбел, когда один женевский пастор опубликовал (1576). Он приписывал это сочинение щедрому духу юности и относил его к шестнадцати годам. Это был почти голос Французской революции.
IX. РАМУС И ФИЛОСОФЫ
Не менее романтичной была жизнь и более жестокой смерть Петра Рамуса — Пьера де ла Раме, который взялся свергнуть тиранию Аристотеля. Это было единоличное правление, длившееся три столетия и более, причем не над одним народом, а над многими, и не над телом, а над разумом, почти над душой, ибо разве не языческий мыслитель был сделан официальным философом церкви? Гуманисты Возрождения думали заменить его Платоном, но Реформация — или страх перед ней — задушила гуманизм, и в протестантской Германии, как и в католической Франции, аристотелевская схоластика все еще была в седле, когда умер проклявший ее Лютер (1546). Свержение Стагирита с его трона казалось интеллектуальной молодежи самой законной формой тираноубийства. Поступив в 1536 году в Парижский университет на степень магистра, Рамус в возрасте двадцати
